Форум » Фики с пейрингом Северус/Люциус (джен, гет) » "Формалин", СС, ЛМ, джен, миди, PG-13, в работе, гл. 1-2 » Ответить
"Формалин", СС, ЛМ, джен, миди, PG-13, в работе, гл. 1-2
Levian: Название: Формалин Автор: Левиан Жанр: дженерал, драма, недодетектив. AU, если брать в расчёт интервью Роулинг. Размер: миди Категория: джен Пейринг: ЛМ, СС, НМ, ДМ. Рейтинг: нуу… PG-13. На всякий случай. Статус: в работе Саммари: Июль девяносто восьмого года. После войны. [more]На ГП-фикатон-2009 для M.Volens, по заявке: фик, пейринг ЛМ/СС с точки зрения Люциуса, рейтинг и жанр - как получится. [/more] Примечание: POV Люциуса.
Ответов - 4
Levian: 1. В зеркале над каминной полкой отражался затылок Кингсли Шеклбота – лысый и слабо поблескивающий в тусклом свете, и я поймал себя на том, что не свожу с него взгляда. Среди наводнивших поместье безликих людей в дешёвых мантиях невнятного тёмно-серого цвета Шеклбот, во всяком случае, выделялся, как эбонитовый идол среди зарослей емшана. Нарцисса вела себя так, как мы и условились – говорила тихо, охрипшим, но твёрдым голосом, нервно теребила манжеты и нарочно не убирала за ухо выбившуюся из простой причёски тонкую растрёпанную прядь. Волновался я за Драко. Он сидел в кресле, ссутулив плечи и опустив голову, и вертел в руках перо – так, как вертел бы волшебную палочку. Его ни о чём не спрашивали, обращаясь исключительно ко мне или Цисси, и Драко, вынужденный находиться в гостиной, о которой у нас всех были ещё свежи далеко не самые лучшие воспоминания, всё больше мрачнел. Я помрачнел бы тоже, но было как-то не до этого – бесчисленные бумажки с детальным описанием сада, дома и подвала нужно было успевать подписывать по мере того, как молодой, прыщавый и инициативный аврор подсовывал их мне под локоть. Не говоря уж о том, что каждую я тщательно изучал. – Вы напрасно так беспокоитесь, мистер Малфой, – рокочуще произнёс Шеклбот. – Мы не собираемся подтасовывать факты. Подтасовывать факты. Как сформулировано! Естественно, не собираетесь, вам это и не требуется. Я успел краем глаза уловить промелькнувшее на лице прыщавого аврора выражение отвращения. – Деловая привычка, – холодно ответил я. – Не более того. Шеклбот вежливо склонил голову – блеснуло золотое кольцо в ухе. Я притянул к себе последний пергамент, исписанный убористым мелким почерком, и расписался размашистей, чем обычно. Посетители любезно поспешили откланяться. Очередной допрос с выездом на дом был закончен. На восстановление полноценных защитных чар поместья разрешения всё ещё не было (я подозревал, что, несмотря на все вложения, дадут его ещё нескоро), сами же авроры уже давно изучили и описали документально каждый камень кладки и каждый куст в саду, так что провожать их было бы явно лишним – или чрезмерно двуличным. Что дом, что проходной двор – никакой разницы… Я откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Проскользнула мысль, что надо бы наведаться на Диагон-аллею, осведомиться о заказе на мебель. – Люциус? Из голоса Цисси пропала неприятная простудная хрипота, зато вместо неё появились не слишком хорошо звучащие нотки. Знакомые нотки. – Драко, – попросил я, не открывая глаз, – не подождёшь нас с мамой в столовой? Раздался сухой треск сломанного пера. Драко тяжело поднялся с кресла и медленно пошёл к двери. Я наблюдал за ним из-под опущенных ресниц. – Подожди, Драко, – очень мягко сказала Нарцисса, – мы с отцом поговорим позднее. Люциус, надеюсь, ты присоединишься к нам за обедом. Они вышли вместе; скрипнула дверь. Если Цисси выбирает настолько официальные выражения, значит, я ещё большая скотина, чем предполагал. Забавно, насколько взведённые до состояния предельно натянутой сердечной жилы дракона нервы влияют на отношение к окружающему миру. Я щелкнул пальцами, и тотчас же справа от кресла возник домовой эльф. – Хозяин звать Ниссе? – почтительно осведомился он. – Что хотеть хозяин? – Огневиски. Эльф энергично кивнул и исчез, а меньше чем через полминуты появился вновь – с подносом. Если рассматривать домовиков в принципе, то Ниссе был далеко не самым худшим вариантом. Исполнительный, преданный (явный плюс, учитывая, что он прослужил у нас не слишком долго) и расторопный. При этом, естественно, страшный, как боггарт, и говорящий на маловразумительном английском, но с этим уже ничего не поделать, что есть, то есть. Цисси часто с нервным смехом вспоминала тот год, когда мы вынуждены были обходиться без слуги. А отказывать в работе стучащемуся в дом эльфу – как ни крути, почти всегда навлекает на семью полосу неудач. Очевидно, откажи мы Ниссе, нас ждало бы что-то непередаваемо ужасное. Сияющий кривозубой улыбкой Ниссе уже протягивал мне стакан, где было ровно на палец «Огденского» (ну и пойло!) с поблескивающими кубиками льда. Хорошо, что хоть в рот влить не пытался. В другой руке он сжимал полную бутылку. О боги… Кто может быть хуже молодого и инициативного аврора? Только молодой и инициативный домовой эльф. По моим подсчётам, потребуется ещё лет шесть-семь, пока он окончательно научится ненавязчиво скользить невидимой тенью, без слов угадывая желания хозяев и гостей, а также заберёт в единоличное пользование кухню и монополизирует прочие хлопоты по хозяйству. – Убери остальное, – сказал я, забирая стакан, – и скажи Нарциссе, что я отправляюсь на Диагон-аллею. Ниссе закивал так, что его огромные уши захлопали, как ткань на ветру, и исчез. Ненормальный домовой эльф раздражал, нормальный – тоже раздражает… *** С этой смутной злостью на всё подряд я чуть было не отправился в «Дырявый котёл» с пустым стаканом, но вовремя спохватился и оставил его на каминной полке. На Диагон-аллею с каждым днём возвращалось былое оживление: открывались заколоченные лавки, сдирались старые плакаты и колдографии с призывами об осторожности и надписями «Разыскивается!» и «Будьте бдительны!», подновлялась выбитая десятками заклинаний брусчатка мостовой. Опасливо оглядываясь по сторонам и инстинктивно вжимая головы в плечи, но при этом ухитряясь весело болтать, сновали со связками учебников наперевес стайки школьников; попадались и явно магглорождённые колдуны и ведьмочки, с горящими восторгом глазами, тянущие за руки обескураженных родителей в чудной одежде. Сорная трава на полях былых сражений, так, кажется? На меня подозрительно и неприязненно косились, не раз и не два я слышал за спиной достаточно отчётливые шёпотки: «Это Малфой? Люциус Малфой? А что ж он, разве не в Азкабане? Смотрите, Малфой!». Кое-кто в открытую показывал пальцем, хотя откровенной ненависти не было. А что – «Малфой»? Будем считать, что Малфой оглох – и избирательно ослеп – от перенесённых лишений. Временно, само собой. От поворота в Лютный переулок я, ясное дело, показательно шарахался, как запуганная родителями девчонка-школьница. Смешно, но делать нечего. Впрочем, всё, что могли, уже конфисковали, всё, что хотел, я продал загодя. А кое-что не найдут при всём желании. В мебельной лавке было темно и тесно, в воздухе висел густой запах древесной смолы, а от обилия переплетенных в кожу каталогов с образцами обивки легко можно было впасть в панику. На моё счастье, все цветовые вариации гостиной выбирала Нарцисса – она занималась этим с такой детской, восторженной и самозабвенной радостью, что я некоторое время всерьёз за неё боялся. Пока наконец не сообразил, что кому-то время от времени необходимы разноцветные тряпки, а кому-то – стакан огневиски в одиночестве в саду. Горбящийся владелец некоторое время пытался сагитировать меня в пользу лиловой гостиной перед бледно-голубой, но его привычный энтузиазм быстро угас. Хотя, если бы Нарцисса с упорством не повторяла раз за разом, что гостиная должна быть в холодных, «небесных» тонах, я бы, пожалуй, согласился на что угодно – лишь бы сменить эту проклятую обстановку. Зато торговался он бойко и уверенно, а перезвон галлеонов в кармане моей мантии добавлял ему петушиного задора, я же не мог удержаться от того, чтобы не провоцировать. Уговорились мы на той цене, на которую я и рассчитывал. В итоге владелец дошёл до того, что с поклонами проводил меня до двери, не иначе как в благодарность за полученное от спора моральное удовлетворение. Доставить весь этот тряпочно-мебельный заказ должны были на следующий день. В лицо пахнуло свежим воздухом, а вместе с ним – весьма специфическим запахом драконьего навоза от бочки возле аптеки. В вышине, перекрывая ровный гул голосов, шумел ветер – собиралась гроза. Я посмотрел на часы, понял, что в любом случае не успеваю даже к концу обеда, и решил заодно переговорить с целителями из Мунго насчёт пожертвований. *** Я задержался в Мунго намного дольше, чем планировал, каминную сеть неосмотрительно проигнорировал, и пришлось, за неимением лицензии на аппарацию (предположительно, возвратить её должны были вместе с официальным разрешением на восстановление защитных чар дома), добираться до Уилтшира на «Ночном Рыцаре», да ещё и пройти приличное расстояние пешком. Утешительно, что попутчиков, кроме десятка возвращающихся из Лондона с покупками провинциальных ведьм, у меня не было. Хотя за прошлый год уже привычным стало в любой такой колдунье видеть аврора под Оборотным зельем, а в каждой прозрачной тени – его коллегу под Разиллюзионным заклятьем. У самой границы поместья я всё-таки попал под грозу. Огромные облака, раскинувшиеся как орлиные крылья, наползали с востока, сверкали ослепительно-белые молнии, а от оглушительного грома закладывало уши. Ливень хлестал сплошными длинными струями, так что кроме серо-зелёной пелены я не видел ничего в пределах трёх-четырёх футов, путался в полах мантии и запинался на мокром гравии. Старой буковой палочкой, которой пользовался мой отец ещё в школе, было совершенно невозможно наложить приличные водоотталкивающие чары; попытки наколдовать себе хотя бы зонт я уже и не предпринимал. Вдобавок, хорошо колдовать палочками, заключающими в сердцевине волос единорога, мне никогда не удавалось. В малую гостиную я вошёл промокшим до нитки и изрядно замёрзшим. Навстречу, выронив какой-то очередной каталог, бросилась Нарцисса – бледная, закутанная в тёплую, не по сезону, тёмно-синюю шерстяную мантию. И тут я сообразил, какой я идиот. *** От грога и тепла каминного пламени Цисси раскраснелась и разговаривала вяло, сонным голосом. Мы сидели на диване, я обнимал её за плечи и по инерции говорил какую-то чушь о всё тех же диванных обивках, о Мунго, о Министерстве и Гринготтсе. Драко задремал в кресле перед камином, чуть ли не уткнувшись носом в бокал. В такие моменты всегда отчётливо становилось видно, какой же он ещё ребёнок. И мне хотелось пару – пару десятков – раз приложить самого себя лбом о каминную полку. Отправить Драко спать без проблем не удалось – когда я осторожно потеребил его за плечо, он резко встрепенулся и по-совиному заморгал, не сразу сообразив, где находится. И взгляд у него был встревоженный и испуганный, словно он ждал, что вот-вот из сизых дождевых теней налетят призраки умерших и фантомные всполохи боевых заклинаний. – Отец, – еле произнёс он сквозь зевоту. – Что-то случилось? – Ничего, Драко. Собираешься спать прямо здесь? – Ох, я просто задремал… – он потёр глаза кулаками и взъерошил и без того растрепанные волосы. – Уже так поздно? – удивленно спросил он, глядя в непроглядную, почти осеннюю темноту за окном. – Не слишком, – мягко вмешалась Цисси. – Но спать в кресле – не самый лучший вариант. Сын, – с любовью добавила она, и в этом слове было всё то, что я вряд ли смог бы (или решился) выразить. Не переставая тереть глаза, Драко встал и, слегка пошатываясь, пошёл к двери, пожелав нам доброй ночи. Я порадовался, что своевременно велел Ниссе по вечерам зажигать свет во всех коридорах. Нарцисса проводила его взглядом и, стоило только захлопнуться двери, резко втянула ртом воздух, будто задохнулась. – Люц, – беспомощно всхлипнула она, утыкаясь мне в плечо. А что я мог ответить? – Шшш, Цисси, всё хорошо, – глупо говорил я, обнимая её и поглаживая по волосам. Дурак, дурак и есть, только и дел, что беготни по Лондону. А Нарцисса и Драко почти всё время взаперти, сплошные разговоры с аврорами, дача свидетельских показаний и бесчисленные книги-каталоги. Меня не согревающими чарами надо было встречать, а Вторым Непростительным. Я отправил бы их куда-нибудь на континент – во Францию, или Бельгию, возможно даже в Македонию, к Дойранскому озеру. Или ещё дальше, туда, где наша война звучала только в редких заметках на третьей полосе газеты. Цисси слишком устала, и холодное несокрушимое упорство, горевшее в её глазах два последних года, начинало гаснуть; её всё чаще охватывали долгие приступы апатии. Драко же преследовали кошмары, и Ниссе докладывал мне, что сын почти каждую ночь просыпался с криком ужаса. Обратиться в Мунго или к частному целителю не было никакой возможности – даже сегодняшнее вложение должно было принести плоды как минимум через пару месяцев. Оставалось только поить Драко успокаивающими отварами и надеяться на редкие письма от его бывших однокурсников и упрямую волю к жизни восемнадцатилетних. Я боялся, что он меня ненавидит. Мы все прорвались – прорвались и застряли на последнем рывке. Цисси более-менее успокоилась и сидела, прижавшись ко мне, наблюдая за танцами дождевых струй во всполохах молний. – Ему нужно влюбиться, - полувопросительно-полуутвердительно произнесла она. Цисси-Цисси… Я поразмыслил. – В ммм… маглорождённую? Ну, это уж слишком – женитьба на нечистокровной. Лучше уж пусть ни на ком не женится. – Люц! – возмутилась Цисси. Ну разумеется. – Шучу, – я примирительно засмеялся. Нарцисса усмехнулась. – Я не предлагаю искать нашему сыну чистокровную жену, Люци. И магглорождённую – тоже. Да и вообще жену. Я хочу, чтобы он жил, наконец, как все восемнадцатилетние. Помнишь нас в его годы? Я рассмеялся. – Ну и павлин я был тогда. – Был? – иронически спросила Нарцисса. Когда-то из-за этого насмешливого изгиба губ я неделями думал, что такого в младшей Блэк, что делает её не похожей на остальных девиц и даже на её собственных сестёр. И так, кстати, и не понял – изгиб изгибом, а Нарцисса такая одна. – Оставь мне это заблуждение, Цисси. – Заблуждение ли? – и продолжила уже серьёзно – так плавно переходить с темы на тему только она умела: – Люц, я не могу. Мы и так отняли у Драко годы юности. Надо было дать, а мы отняли. Всё закончено, Люц, всё прекратилось – а Драко как будто остался там, в Хогвартсе. Вместо нашего сына по дому ходит словно чужая тень. Будто бы я не понимал. С одной поправкой. Я отнял эти годы, я же и не знал, что на это ответить, и что вообще можно сделать. – Я что-нибудь придумаю к осени. После экзаменов отправим Драко на континент. – Под «Драко» я подразумевал, естественно, Драко и Нарциссу. Меня, я знал, так просто не выпустят за пределы Великобритании ещё лет пять, да и с Драко всё будет не так просто. Мы замолчали. Т.Р.И.Т.О.Н.ы – отдельный разговор; я не представлял, как Драко будет сдавать зельеварение, трансфигурацию и прочее с теми (и тем), кто ещё недавно стоял против него с палочкой наизготовку. Он храбрился, конечно, пытаясь скрыть испуг, растерянность и откровенный ужас, и ему это неплохо удавалось. Единственно, пожалуй, полезное, что сделала после Азкабана моя ныне покойная свояченица, так это уроки окклюменции, что она давала Драко. Нарцисса так и заснула у меня на плече – под глазами залегли глубокие фиолетовые тени, на волосах играли красные блики от потухающего камина. Я осторожно взял её на руки и понёс в спальню – отдельную, несусветная глупость, но, тем не менее, незаменимая после определённого количества прожитых в браке лет. Парадокс. Цисси не проснулась, когда я снимал с неё мантию, только невнятно забормотала что-то. Под огромным тёплым одеялом она казалась ещё более хрупкой и тонкой, чем на самом деле. Хорошо, что я догадался приказать домовику подлить и ей, и Драко немного сонного зелья с корицей. С утра она точно возмутится и спросит, почему я не разбудил – обычно перед сном она принимала долгую ванну, мазалась чуть не сотней подозрительных серо-бурых кремов, делала какие-то примочки на веки и маски для волос. Я всегда в это время старался особо не вглядываться в её лицо. Двадцать лет брака – это двадцать лет брака, но мои нервы всё же не оплетены в драконью кожу. Пробило полночь. Я стоял на веранде и вдыхал сочащуюся из сада прохладную пряную темноту. Тянуло сыростью, тленом и дурманящим ароматом энотер. Ниссе принёс бокал, пыльную бутылку выдержанного эльфийского вина, сказал, что Драко спит спокойно, и наконец убрался. Эльфийское вино внушает чувство умиротворения, и сны после него снятся лёгкие и золотистые, как перья феникса. Букет я оценил. Как и крепость. Уже после второго бокала звёзды на небе замигали интенсивнее, а мелкие созвездия так и вовсе затанцевали. Ну ещё бы – учитывая некоторое количество выпитого до этого грога. Старею. В рассеянном и тусклом свете палочки, как раз таком, чтобы не резать глаза, кружились и сталкивались крупные ночные мотыльки. Я крутил в пальцах небольшой, чёрный и маслянисто блестящий камень с длинной трещиной посередине и прикидывал, откуда он мог взяться в кармане моей мантии. Той самой, в которой я был во время битвы за Хогвартс. На самом деле, эту излохмаченную рванину домовик давно должен был выбросить, а лучше – сжечь, но авроры вцепились в неё как клещи в шкуру гиппогрифа, словно ждали сюрприза. Из обыденного была покрывающая её ровная полудюймовая корка замешанной на крови грязи, из сюрпризов же – только этот камень. На драгоценный или полудрагоценный он не тянул, но, судя по всему, когда-то был в оправе. В кольце, скорее всего. Волшебства в камне не было ни на кнат, авроры его разве что на зуб не попробовали. В конце концов, показательно вернули, вежливо попросив расписаться за «имущество». Осколок булыжника и кусок тряпья. После них я перепроверил – ни следящих чар, ничего. Останки мантии я спалил сам, а камень собирался зашвырнуть куда-нибудь в сад. Тут он выскользнул и закатился куда-то под кресло. А мне непременно вздумалось выбросить его самому, и подальше. – Accio камень. И ничего. – Accio маленький чёрный камень! То же самое. Если бы не светящаяся ярче по моему желанию палочка, я бы точно решил, что превратился в сквиба. Почти как детский кошмар. Понятия не имею, применяли ли к камню призывающее заклятье, но после такого – нулевого – результата вряд ли бы мне его передали. Не применяли, значит. А чтобы подловить, могли выбрать и что-то другое. Разве что наложили антипризывающие чары, но зачем? Я пошарил рукой под креслом. Оттуда вылетел огромный перепуганный мотылёк, стукнулся о мой лоб и зигзагами удалился в сад. Камня не было. Да не мог же он вдобавок и исчезнуть! Я согнулся в три погибели и посветил палочкой. Оказывается, он укатился дальше за кресло и теперь тускло посверкивал у самой стены, наполовину скрытый листом дикого винограда. И на призывающие чары всё так же не реагировал. Ну, раз я уже держал его в руках, хуже точно не будет. В висках неприятно шумело от выпитого, голова закружилась, так что я поторопился встать, сжимая камень, и отряхнул мантию. Повернул его в ладони, поднёс к глазам – ничего. Камень как камень. Всё так же маслянисто поблескивающий. Точно старею. – Лю… Люциус? – раздался знакомый голос. Вот теперь я чуть на месте не подпрыгнул. Порция огневиски. Грог. Эльфийское вино. Нервы. Вот и готово. Трёхголовый зелёный гиппогриф, или, скажем, танцующие канкан гриндиллоу, или и то, и другое вместе были бы предпочтительнее. Допился. Сейчас начнёт стонать, обвинять и предъявлять претензии. Или перезахоронить попросит. Если повезёт, то просто повоет и исчезнет с рассветом, не повезёт… так уж не повезёт. Надеюсь, это и есть аврорская шутка. Я медленно обернулся. – Северус?!
Levian: 2. Проснулся я часов в семь утра, от надрывных хриплых криков павлинов в саду. Не выспавшись совершенно. Спину ломило, шея затекла, а веки нестерпимо чесались. Неудивительно – принять на ночь бутылку эльфийского вина и уснуть в кресле на продуваемой сквозняками веранде. Вино разочаровало – обычно после него должны приходить светлые сны и покой, а не мёртвые бывшие друзья. Хорошо ещё, что не свояченица, не к завтраку будь помянута. Хотя, возможно, и не в нём дело. Чушь. Я позвал Ниссе и велел принести крепкого горячего кофе. Хоть какая-то от этого эльфа польза – он догадался укрыть меня пледом, хотя будить, похоже, не решился. Лучше бы всё-таки растолкал. Основы прорицания, чуть ли не половину которых я в далёкие школьные годы благополучно пропустил мимо ушей, вспоминаться не желали. Покойники снятся к деньгам? К долголетию? Неплохо бы. К перемене погоды? Снейп в моём сне был явно ироничнее и раскованнее, чем при жизни, даром что сквозь него время от времени просвечивали увитая виноградом стена и ночное небо. Выглядел он почти таким, каким я его запомнил – тощим, неухоженным и уставшим. Признаться, я ждал всего того, за чем обычно приходят фантомы – обид, упрёков и нравоучений, а уж от зануды Северуса их можно было получить в тройном размере. Ждал, но не получил, и из-за этого был несколько растерян. Впрочем, сейчас, в ярком утреннем свете всё привидевшееся ночью представлялось расплывчатым и смутным – достаточно досадная особенность сознания. В молодости переключаться с ночных мыслей на дневные было несоизмеримо легче. И два бокала стояли – в забытьи я трансфигурировал, что ли? Вторую бутылку я, получается, принёс сам. Или призвал. В том же сомнамбулическом состоянии. Из-за равномерного стука, с которым Ниссе методично долбился головой о дверной косяк (он запоздало сообразил, что я вовсе не собирался спать на холодной веранде), сосредоточиться было совершенно невозможно, потому я велел ему прекратить и заняться работой в саду. Один такой уже достучался – до фрондёрства. Беседа со Снейпом получилась глупой и сумбурной. Ну что может быть хуже, чем говорить с нездешними? Только предлагать им выпить. А Снейп и не отказывался. – Люциус, – говорил он, с явным удовольствием отпивая глоток, – не собираюсь я стонать над твоим супружеским ложем, не волнуйся. И я что-то отвечал, вспомнить только бы, что именно. Серьёзное я бы запомнил, а так – пьяная чушь; спрашивал, помнится, зачем он сбежал с Дикой Охоты. Я расклеился, должно быть, и только подливал себе и ему вина – а бутылка всё не заканчивалась, будто я пил один. – Я, знаешь ли, мёртвый, - ворчал он. – А вот ты сопьёшься. Из сада наползал густой сырой туман, и забавно – в моём состоянии – было наблюдать, как он стелился по полу, просачиваясь сквозь чёрные ботинки Северуса. Снейп, кажется, спросил о Драко – и тут я, не ответив, как-то очень резко провалился в сон, заметил только, что облака на востоке уже подёрнулись розовым и лиловым. Забавно, во сне мне ещё засыпать не доводилось. После пары чашек кофе в голове прояснилось, но сон окончательно превратился в мутную серо-лиловую кашу из обрывков слов и мыслей. Жаль, что его нельзя было слить в думосбор. Я решил всё же подумать о приятном – о том, например, что вчерашняя проверка была последней официальной (с людьми, проводящими неофициальные, гораздо проще общаться) этим летом, что многие нужные люди остались на своих местах (просто потому, что их бы никому и в голову не пришло подозревать), что… Что я заразился вчера этим витающим в воздухе Диагон-аллеи ощущением жизни – будто огромный феникс возрождался из пепла. А нужно было ещё договориться с Макгонагалл о встрече. Впрочем, Цисси настояла, что побеседует с ней сама – женщины. У них свои зацепки и свои крючки, и свои подходящие слова. Я провёл рукой по мантии и кончиками пальцев нащупал камень. Холодный даже сквозь ткань, будто бы и не пролежал ночь в кармане. Похоже, я всё-таки призвал его с пола и сразу же заснул. – Люц? Пустые бутылки и бокалы Ниссе уже убрал, но Цисси, судя по тому, каким взглядом она обвела веранду, догадалась. Не то чтобы это был великий секрет и постыдная тайна, но я решил, что пора прекращать. Покойники – уже нехороший сигнал. Она выглядела отдохнувшей и уже не такой напряженной, как вчера, а на её распущённых волосах и жемчужно-серой домашней мантии играли блики золотистого солнечного света. На веранде бодряще запахло лимоном – отдушка её любимого крема для тела. – Давно не спишь? – спросил я, взмахом палочки придвинув ближе второе кресло. – Не слишком. – Она взяла у подскочившего Ниссе чашку и убрала волосы за уши. Как девочка. – Мелисса и корица? Ну, этого следовало ожидать. – Неполная порция. – Драко ещё спит. На него сильнее действует. Солнце поднялось выше, слепило глаза из кофейной чашки, и павлинов больше не было слышно – только слабое журчание фонтана. Запах лимонов таял в воздухе. – В твоём был Глоток Живой Смерти. Разведенный. Несколько капель. Если бы Цисси решила меня отравить, это удалось бы ей без труда – с такой удивительно лёгкой рукой. Хорошо, что она ограничилась только снотворным. И удивительно, что я заснул не сразу после неё, или даже раньше. Мертвого Северуса это тоже объясняло – и после небольшого количества Глотка Живой Смерти мне всегда снился всякий бред. Небольшая женская месть за вчерашнее, очевидно. Нарцисса вообще была взрывная – хоть и казалась спокойной, чуть ли не холодной, но если вспыхивала, то совершенно неожиданно, с треском и искрами, холодной, опасной яростью, и могла обжечь весьма болезненно. Впрочем, успокаивалась быстро. – Туше. Мы рассмеялись. И второй раз за утро я подумал о фениксе. *** Тележка в Гринготтсе неслась с такой скоростью, что у меня на поворотах уши закладывало. За столько лет я так и не привык, а единственным приобретенным полезным умением стала способность сохранять бесстрастное выражение лица в то время, как меня одолевала тошнота. Гоблины держались как всегда высокомерно и подчеркнуто безразлично, хотя я интуитивно понимал, что они скорее причисляют меня к своей стороне, чем к противоположной. Мы оказались кем-то вроде товарищей по несчастью. Учитывая недавнее прошлое, а также то, что впутавшиеся – впутанные – в «человеческие дрязги» гоблины теперь активно возвращались к прежней покровительственно-нейтральной позиции, это было более чем хорошо. После темноты тоннелей резкий металлический блеск слепил глаза. Я наполнил кошелёк и положил с десяток галеонов в карман – расплатиться в аптеке, да и просто побренчать монетами. В одной руке у меня был ключ от сейфа, в другой – чёрный камень. Гоблин ждал снаружи. Гринготтс ничуть не худшее место для вызова духов, чем любое другое, и уж точно одно из самых безопасных. Гоблинам было ровным счётом наплевать, что я делаю со своим сейфом, лишь бы соблюдались интересы банка. А нарушать их я и не думал. Я зашёл за семифутовую гору из кое-как наваленных золотых кубков, шкатулок и прочего драгоценного хлама, зачем-то подкинул камень, поймал его и повернул в ладони, так же, как поворачивал вчера. И поперёк моей тени упала чужая – еле заметная тусклая серая дымка. Я так и думал. Сегодня Снейп выглядел гораздо моложе, на вид – лет двадцать, не больше. Я слабо помнил его в юности; узелками из прошлого возникали только спутанные сосульки волос, наглухо застёгнутая у горла мантия, да узкие, вечно ссутуленные плечи. И страстное желание Северуса одновременно и держаться высокомерно, и быть полезным. – Здравствуй, – хрипло сказал он и прокашлялся. Со звоном покатилась по полу задетая им серебряная чаша. – Здравствуй. Он с любопытством огляделся по сторонам. – Ты догадался? Про камень? – Я решил проверить. На всякий случай. К тому же, – среди теплых монет в кармане камень по-прежнему холодил пальцы, – он всё ещё не поддаётся ни одному из простых заклятий. Если бы не это, я так и думал бы, что ты мне приснился. Снейп кивнул. – Простым – нет. Зачем ты меня… позвал? – Вчера ты пришёл сам. Я не звал, – заметил я и взмахнул палочкой. Серебряная чаша медленно проплыла по воздуху и скрылась за грудой нутов. – Почти призвал. Я пожал плечами. По сути, он был прав. Говорят, что духи преданных друзей просто так не улетают в Загробный мир. Он усмехнулся – криво, с вызовом. Камень в кармане стал ледяным, и я обернул его тканью мантии. – Могу я пойти с тобой? В Лондон? – Ты нуждаешься в приглашении? – Я пытаюсь быть вежливым, – огрызнулся Снейп. В точности как в молодости, внезапно вспомнил я. Я догадывался, что от камня (и от меня) он всё равно не сможет отойти далеко. – Хорошо, – нейтрально сказал я. – Идём. – Я буду наверху, – рассмеялся он, словно бы вчерашнее вино всё ещё кружило ему голову. – Никто, кроме тебя, меня не увидит и не услышит. Он исчез мгновенно, не дожидаясь, пока я отвечу. Словно и не умирал, а путешествовал в Гадес и обратно по каминной сети. Всё время, пока тележка мчалась наверх, к свету, я пытался вспомнить то немногое, что знал о вызове духов. Не то чтобы меня волновал официальный запрет некромантии, но я всегда относился к этому разделу Тёмных Искусств с опаской и брезгливостью, и немногое изученное в молодости уже успело забыться сильнее прорицаний. К тому же казалось, что я что-то упускаю. Гоблин заложил особенно крутой поворот, меня ощутимо замутило, и тут я вспомнил – ну конечно. Сказки барда Бидля. *** – Расскажи мне, – жадно просил Северус. – Расскажи, что происходит. Вчера он так не настаивал – больше спрашивал я, а он поддерживал разговор. По Лондону он молчаливой тенью шёл за мной, из-за чего было не слишком уютно, хотя смотрел он не мне в спину, а исключительно по сторонам. Как и обещал, незаметный для всех, кроме меня. Только зашипел, выгнув спину дугой, и бросился прочь облезлый полукнизл. Я нервничал и старался лишний раз не оборачиваться. Из-за него же пришлось снова вызывать «Ночной рыцарь» и сходить за несколько миль от поместья. Я дождался, пока автобус рванул с места и в облаке густой желтой пыли исчез за горизонтом, и достал из кармана палочку. Получилось с первого раза, хотя она и капризно заискрила. Сеть из зелёноватой волшебной паутины дрогнула на ветру, блеснула, словно подмигнула, и в ровном полотне пшеничного поля передо мной возникла тропа. На первой же развилке я выбрал узкую крайнюю тропинку – одну из самых дальних. Она шла в обход старой маггловской фермы, да ещё и петляла по полям, таким окольным путём выводя к поместью, что без необходимости мне и в голову бы не пришло отправиться этим путём. Паутину зачарованных расходящихся дорожек создал один из моих предков. Не слишком часто использующаяся, зато идеально подходящая для побега, конфиденциального разговора или просто прогулки по полю без риска наткнуться на маггла. – Расскажи, – повторял Снейп. Тропинка была достаточно широкой для того, чтобы мы могли идти рука об руку, и я видел, как солнечный свет играл в его призрачных волосах, отчего те казались почти седыми. И видел, как сминаются стебли, на которые он наступал. Я рассказывал. – Скитер пишет про тебя книгу. – Что? – Скитер пишет… – Я понял. – Поздравляю. – Ничего хорошего от неё ждать не придётся, полагаю? – обречённо спросил он. Выглядел он по-прежнему непривычно юным, почти как Драко. – Я к ней в рукопись не заглядывал. – Неужели? – Неужели, – я пожал плечами. Действительно не заглядывал. И так было ясно, что она там напишет. – Хочешь заказать главу по вкусу? – Мог бы – отдал всё моё, – он усмехнулся, – имущество, чтобы она оставила эту затею. – Даже если бы ты составил завещание на её имя, у тебя не нашлось бы столько денег, чтобы побить гонорар, который она получит с продажи. Думаю, даже я не смог бы в случае чего проплатить её молчание – Рита писала самозабвенно и из любви к искусству. – Я уже не успею проверить. Странно было разговаривать с ним сейчас – при дневном свете, на пшеничном поле. И бутылки вина не было под рукой – запить неприятную неловкую горечь. – А что Поттер? – медленно спросил он. – Пересмотрел своё отношение к тебе. Снейп презрительно фыркнул и отвернулся. Что ж, я бы тоже чувствовал себя неловко, начни покойный милорд и Поттер прилюдно обсуждать, кого я всю жизнь любил, а с кем спал. Хотя что Снейпу, он к тому времени был уже мёртв. А Лили Поттер, которая запомнилась как девчонка, рыжая, грязнокровная и умершая за Гарри Поттера, для Снейпа, оказывается, так и осталась Эванс. Я всегда подозревал у него любовно притащенную из юности тайну разбитого сердца и тому подобного, но не думал, что это достигло таких размеров. Да и теперь сомневался. С истошным визгом мне в ноги метнулось что-то маленькое, бледно-серебристое. – Петрификус Тоталус! – выкрикнул я, прежде чем сообразил, что это был всего лишь не ко времени вылезший из норы детёныш лунного тельца. Хорошо, что отреагировал я безобидным заклинанием – глупо было бы истерически заорать «Авада Кедавра!». Я освободил тельца, и он исчез в густой пшенице ещё быстрее, чем появился. Снейп тихо рассмеялся. – Как Драко? Ты не рассказал вчера. – Он… сожалеет. – Ты растил его так, словно в мире ничего не меняется. Он совершенно не приспособлен к жизни, – помолчав, сухо заметил Снейп. – Ты преувеличиваешь. Я старался, но испортить его окончательно не удалось. В общем и целом, оказалось, что избаловать сына было не лучшим, но и не худшим вариантом из всех возможных – для нового мира. Не считая того, что теперь я и сам не знал, что же осталось в Драко от него прежнего. Выцветшая Метка, разбитые иллюзии и самое неприятное, что может быть для побеждённого энтузиаста не той стороны – мир после войны. Хотя Драко панически боялся и Лорда, и большей части Рыцарей, в чём-то он был гораздо честнее меня. В отношении к идеалам, пожалуй. – Что с его Т.Р.И.Т.О.Н.ами? – Сдаёт в августе. В Хогвартсе. Снейп поморщился. – Ты с ума сошёл? – Есть выбор? Естественно, эти экзамены были по большей части фикцией – для Драко. Лишний раз ткнуть носом. В общем-то, наша семья никого не интересовала так, как после первой войны, но снисходительное сочувственное презрение оказалось несколько неприятнее открытой ненависти. – Хогвартс… Его восстановили? – Почти. Должны закончить через неделю-две. Директриса – Макгонагалл. Мы повернули, и солнце теперь слепило мне глаза. – Кстати, на берегу озера поставят памятник. Ты там тоже будешь – в камне. В Министерстве Магии я столкнулся со скульптором – фанатом своего дела. И, без сомнения, талантливым. Во всяком случае, узнавались на эскизе только сам Снейп – за счёт неестественно длинного крючковатого носа, да Поттер – за счёт громадных, в пол-лица, очков. Остальным увековеченным повезло гораздо больше. Судя по тому, как Северус скривился, перспектива остаться в виде памятника его не радовала. – Чудовищно, – пробормотал он. Он спросил ещё про Нарциссу, про погибших, про Министерство. Не интересовался только своей могилой. Я бы на его месте тоже не вспоминал об этом. Хоронили его тихо, отдельно от членов Ордена Феникса и студентов. И от наших, естественно. Цисси плакала, Драко сначала отказывался идти, но у могилы стоял молча, сгорбившись, и попрощался очень тихо – я не разобрал слов. Я и сам не помнил, что говорил. Это была странная церемония – собравшиеся по очереди шли к могиле, шептали что-то своё и, постояв, отходили. Поттер простоял дольше всех. После похорон он обменялся парой слов с Нарциссой. *** До поместья оставалось меньше мили. Мы вышли на заброшенную и заросшую тисовую аллею. – Скажи, почему ты всё-таки пришёл? Только потому что я хотел? – Ты позвал. – И только? – Там скучно. Будто бы ты не покоя хотел. – И почему я тебе не верю, Северус? – Понятия не имею. В детские сказки же поверил. Что ж, если у меня в кармане лежал один из сказочных Даров Смерти, настоящий, гладкий, твёрдый и холодный, то трудно было не поверить. Я уже и не удивлюсь, если фонтан в саду на самом деле – фонтан Феи Фортуны, а где-то на кухне пылится Прыгливый горшок. Чем больше мы разговаривали сегодня, тем больше я убеждался, что он от меня чего-то хотел – что-что, а такое я чувствовать умел. Навязчиво крутилась в голове глупая мысль – перезахоронение, перезахоронение… – Северус. – Ну хорошо, – сказал он и остановился. – Ты прав. Конечно, прав. Но от этого мне не становилось легче. Словно бы он мог потребовать чего не знаю в доме своём. – Чего ты хочешь? Он криво усмехнулся. – Подсчитываешь, чем можешь откупиться? – Представь себе, даже не пытаюсь. – Ты помнишь Последнюю Битву? Я понял, о чём он. Странно, но тот-самый-момент в Большом Зале Хогвартса, когда тело Тёмного Лорда с глухим стуком ударилось о пол, а лица всех, кто был там в этот момент, как по команде окрасились золотыми и розовыми лучами рассвета, я вспоминал исключительно со смехом. С нервным, естественно; порой мне снилось, как Лорд поднимался, взмахивал палочкой, которая почему-то осталась у него в руке, и, смеясь, говорил: «Хорошая попытка, Гарри Поттер, а теперь продолжим». И вся сумасшедшая черная круговороть того года начиналась сначала, снова и снова. – Совершенно не помню, – огрызнулся я. Что призраки, что духи – обожают начинать издалека и наводить туман. От Снейпа я, впрочем, такого не ожидал. Но он меня и не разочаровал. – Ты знаешь, что стало с Нагайной? – Лонгботтом отрубил ей голову. – Он убил не Нагайну. И не ко времени запела в кустах поздняя зарянка. Почти как в пьесе.
БезобразнаяЭльза: Levian Очень интересно. Язык хороший, интрига есть. Добро пожаловать
mort: да язык качественный.. и вообще интересно все..
полная версия страницы