Форум » Фики с другими пейрингами » Чернокнижники, R, Барти Крауч, ЛМ, В » Ответить
Чернокнижники, R, Барти Крауч, ЛМ, В
Плакса Миртл : Автор: Плакса Миртл judgelinch@rambler.ru Бета: Helen Рейтинг: R Размер: макси Направленность: гет Пэйринг: Барти Крауч-мл.НарциссаЛюциус; Вольдеморт Жанр: Humor/Drama Статус: закончен Саммари: Глум над всякой и всяческой вольдемортовщиной, полный магии и злодеяний. АУ. Приквел – «Самозванец» Отказ: Фамилии и иерархия героев взяты у Дж.К. Роулинг. Песни сочинил Андрей Князев из группы "Король и Шут" Предупреждения: А что сказка дурна – то рассказчика вина. Изловить бы дурака да отвесить тумака, ан нельзя никак – ведь рассказчик-то дурак! А у нас спокон веков ну нет суда на дураков! Содержание: Глава 1. Некромант и ассасин Глава 2. Оборотное зелье Глава 3. Зловещий кузен Глава 4. Джентльменский набор Глава 5. Мракоборский участок Глава 6. В ту мрачную ночь у невесты прорезались клыки... Глава 7. Любовь негодяя Глава 8. Думоотвод Глава 9. Продавец кошмаров Глава 10. Герои и злодеи Глава 11. Крестражем по голове Глава 12. Последнее заседание Жрецов смерти Глава 13. Возвращение колдуна
Ответов - 11
Плакса Миртл : Глава 1. Некромант и ассасин Сумерки сгущались, и в какой-то миг Похолодела кровь моя – В воздухе завис над кладбищем старик, И шорохи услышал я. Что-то на латыни резко он сказал, Гробы открылись в полутьме. В сторону мою рукой он указал, И тени двинулись ко мне. («Король и шут», «Гробовщик») Черные тени деревьев раскачивались на ветру. Злобная старая луна, ухмыляясь, выглянула из-за тучи и презрительно сощурила правый глаз – сквозь заклинание Инвизио она все равно видела выжившего из ума старого некроманта, среди ночи притащившегося на магловское кладбище. А все эти Инвизио – для магляцкого сторожа, но заклятия невидимости оказались лишними – мертвецки пьяный кладбищенский сторож храпел в своей хибарке на окраине кладбухи. Мы спешили по центральной кладбищенской аллее, уставленной скамейками и аккуратненькими урнами, украшенными табличками «Окурки не бросать». Вокруг торчали из земли кресты и гранитные памятники. Отец скинул капюшон и, прищурившись, огляделся. – Какая могилочка симпатичная. Свежачок! Вот отсюда зомбика и вытащим. Люмос! – он осветил палочкой надгробный камень. – Какой молодой скончался – всего 40 лет. Вот и спросим, от чего он умер. Раскапывай могилу! – Дигерио Сойлитис, – пробормотала я, направляя палочку на землю. Заклятье землекопа не сработало. Я перехватила палочку поудобнее и запахнулась в плащ. Сыро, днем шел дождь, а я стояла в прохудившихся кроссовках на еще мокрой земле, ветер насквозь продувал мою тонкую одежку, слякоть заляпала мои джинсы. После двойной аппарации меня немного типало, а папику было всё нипочем, ветер трепал жидкие седые патлы на его лысеющей черепушке. Он рявкнул: – Да что ты сквибуешь, вейла слабонервная! – Хорошо, папа, тогда слабонервным вейлам не место на магляцком кладбище в три часа ночи, сам выкапывай своего зомби, а я аппарирую домой. – Ну уж нет! Ты принадлежишь к старинному роду некромантов-чернокнижников, ты темная ведьма до 13го колена, ты должна уметь поднимать мертвых, открывать дверь в потусторонний мир! Я с отвращением воззрилась на папашку – и этот могильный червь, белого света не видящий за своими древними некромантскими манускриптами, когда-то был видным, статным мужиком, умудрившимся понравиться моей маме-вейле? Я не помнила его молодым, мне казалось, он всегда был сам похож на зомби, и его лицо, перекошенное безумием, мутно чернело изнутри гнилью души. – Копай могилу! Я повторила заклятие землекопа, и еле успела отпрыгнуть – земля зафонтанировала во все стороны. В образовавшейся яме стоял измазюканный слякотью красный гроб. – Ай, какой гробик красивый, дорогой! Ну, открывай, дочурка! Давай! У тебя уже получается! У Андромеды не получилось, а я сказал: сделаешь качественного зомби – упомяну в своем завещании, не оправдаешь родовую специализацию – без наследства оставлю. Давай, Нарси, ты ж хочешь полдома унаследовать? Меди тебе уже не конкурентка, она не смогла заставить зомби говорить и двигаться – вычеркнул из завещания. У Беллы получилось, молодчинка-дочка. Теперь твоя очередь. – Алохомора Коффини! – распорядилась я, мысленно проклиная придурковатого родителя с его идеей оставить дом той из своих трех дочерей, у которой лучше всего получится зомби. Белле уже точно полдома достанется. А если у меня трупешник не шевельнется – то и весь дом. Только название громкое – поместье Блэков, на самом деле – старая развалюха, ветер воет сквозняками, крыша протекает, по углам плесень, пауки гнезда вьют, струйки воды стекают по зеленеющим стенам, домовые-эльфы затюканные от постоянных Круциатусов, а ремонтировать не на что. Мы, Блэки, хоть и некроманты до 13го колена, но люди бедные. С таким папашей не разбогатеешь, бизнесмен из него – как я папа римский. Только с зомбями время проводит. Мама бъет его, но старческий маразм не выбъешь, это неизлечимо. Предаваясь таким невеселым мыслям, я со второго раза открыла гроб, и моему взору предстал тронутый пятнами гниения трупешник. Тошнотворная вонь мертвого тела липко окутала меня, словно конденсируясь на лице каплями грязного экссудата. В гробу лежал тощий магл в пиджаке-галстуке, казалось – тронешь его, и он расползется по гробу зловонными потеками биомассы. – Поднимай! – распорядился ненормальный дед, рассматривая покойника, как ребенок новую игрушку. Глаза папашеньки горели алчностью – ням-ням, так бы и скушал. Я вылевитировала гроб из могилы, он с влажным «чпок!» плюхнулся в грязь. Сжав зубы, я вынула из ножен стилет и полоснула себя по руке. Мне к боли не привыкать, я начала резать себе руки в возрасте 11и лет. Сдавливая пальцами запястье, я окровавила кончик волшебной палочки и очертила вокруг гроба пентаграмму. Папуля тем временем извлекал из карманов предварительно уменьшенные соответствующим заклинанием жаровни. Увеличив миниатюрные треноги, он заклинанием расставил их в углах пентаграммы, я покапала кровью в каждый из сосудов, папашка накидал в жаровни подобранных по пути веток и зажег с помощью Инфламмо. Наложив кровеостанавливающее заклятье, я встала в центр пентаграммы рядом с гробом и затянула двадцатиэтажное призывное заклятие на латыни, чувствуя, что сегодня из меня вылилось слишком много кровищи, перед глазами пульсировали разноцветные круги. Упаду. Концентрация на объекте отбирала последние силы. Старый маразматик, привлекающий деву юную к кладбищенским забавам, стоял в сторонке и ухмылялся. Зомби рывком сел, а я чуть не рухнула в грязюку – казалось, он на мне вампирирует, выедает из меня силы на каждое свое движение. – Вылезай из гроба! – сказала я. Меня била крупная дрожь, зубы стучали, виски сдавило. Он вылез. Мне казалось, что он разматывает мои кости и мясо на нитки, накручивая вокруг себя. Я вновь покосилась на батюшку, тот еще шире заухмылялся. – Поклонись мне, – велела я. Труп согнулся. Мне показалось, что сейчас разломится позвоночник. Мой! – От чего ты умер? Он открыл рот, а у меня горло рвалось на части от боли. Мертвый голос прохрипел: – Отравился грибами! Эти два слова подействовали на меня, как удар обухом топора по голове. Ноги словно подломились, я рухнула в грязь, а зомби навернулся, где стоял, перевалившись через край гроба. Я еле подняла голову, вытирая окровавленной рукой грязь с подбородка. Папулька враз помрачнел, закрыл гроб, поднял мое обессиленное тело за шиворот и сообщил: – Ты все неправильно делала, Нарцисса. Ты замкнула эпициклоидально-конхоидальные потоки магии на себя. Зомби «питался» твоей собственной энергией. А у нормального некроманта зомби действует сам по себе, колдун не отдает свои силы поднимаемому покойнику. А то бы ни у кого зомби не получались. Зарывай могилу. Я зарыла. Аппарировать самой уже не было сил, и папик вновь потащил меня двойной аппарацией. Домой! – А за такую неграмотную некромантию, – информировал ласковый папочка, – тебя в завещании упоминать я не буду. Весь дом я оставлю Белле. Приказав эльфу отчистить мою одежду, я поплелась в свою холодную комнату, натянула латаную пижамку, залезла под рваное ледяное одеяло и уткнулась лицом в сырую подушку. Сквозняк распахнул мою дверь. Я дотянулась до палочки и прохрипела Enclosio. Дверь с шумом захлопнулась, и отлетел кусок сырой штукатурки. Я применила Репаро, и он приклеился на место. Каждое движение острой болью отзывалось в раненой руке, пальцы немели от холода. Этот темный, холодный дом, в котором прошло мое полуголодное бессмысленное детство, перейдет старшей сестре Белле. А зачем он ей? Мои сводные сестрички нашли себе мужиков: Белла – Рудольфа Лестранга, черного мага, который боггартов разводит и продает, Андромеда сожительствует с маглом, освоилась в маглятнике и у нас появляется не часто. Словом, у них есть, где жить. А мне переселяться некуда. Я умру старой девой – нет человека, который бы согласился меня терпеть, да и сама я бы согласилась терпеть только одного человека, который к моей не обремененной приданым персоне абсолютно равнодушен – девиц у него было больше, чем у нас с сестрами пальцев на руках и ногах. Мама упрекает меня, что я в Хоге никого себе не нашла, дожила до почтенного возраста 20 лет нецелованной старой девой, и у меня даже перспективы никакой нет. По профессии я художница-самоучка, давно убедившаяся, что картины – это бесперспектняк. Утром меня разбудил эльф, комарино пищащий над ухом: – Барышня! Мисс Нарцисса! К вам гость пришел! – Кто? – спросила я, заставляя себя сесть в кровати. Из зеркала на меня глянула растрепанная костлявая белобрысая деваха с синяками под глазами. – Сэр Барти Крауч! – Веди в столовую! И скажи, пусть подождет, я не одета! И смотайся к поварихе, пусть нам какой-нибудь завтрак соорудит! Мамы дома нет – она уехала к Белле, отец, как обычно, с утра заперся в библиотеке и под страхом Круцио не велел его беспокоить. Он может по три дня не есть, только пить чаек и курить. Я натянула джинсы и свитер и помчалась в ванную. Спустившись в столовку, я узрела яичницу, тосты с джемом, кофеек и старого знакомого еще по Слизерину, дожидающегося меня над пустой тарелкой, подперев щеку кулаком. Барти – рыжеватый, конопатый паренек инфантильного вида с застывшей в круглых карих глазах обидой на жестокий мир, с заедами в углах рта, дерганный, с резкими движениями, – старший мракоборец высшей категории, заслуженный мракоборец, член Визенгамота, в этом году получивший аж два правительственных гранта как «лучший молодой специалист года» и «лучший молодой сотрудник правоохранительных органов магической Британии». Члены Визенгамота все – седовласые пенсионеры, и среди них Барти – 25 годков. – Привет, Барти. – Здравствуй, Нарси, вот к тебе пришел – помоги, золотце, вейлочка, ты же умеешь варить заживляющее зелье... – он простер руку, и меня затошнило от ужаса и отвращения – на истерзанном до кости запястье у него червоточила рана, бурая от запекшейся крови. – Барти, откуда это у тебя? – Отец подимперил и заставил сгрызть зубами!!! – Барти!!! А я еще своим папашей недовольна! Пошли на кухню, я тебе сварю, обязательно! За что это он так издевается?! – Ни за что! Человек такой! Я дома каждый день под Империусом хожу. Как мне на работу идти – снимает Империо... А еще был раз – папаша меня подимперил, схватил за руку и засунул до локтя в кипяток! И приговаривает: от кипятка татуировка слезет. А еще был раз – тоже подимперил и наждаком мне татуху тер. До кости. Мать залечила, а татуха опять вылезла, как была. – А твоя мама как на это реагирует??? – Как... Маму он бъет смертным боем... Я быстро нарезала флоббер-червей, стала выдавливать гной бубонтюбера (у нас этого добра – как блох у Сириуса), сварганила Краучу зелье и, натянув перчатку, намазала ему искалеченное запястье, предупредив, что будет немного больно. Морщась, он вытерпел. Когда рана затянулась и осталось только покраснение на этом месте, вместе с измочаленной плотью у Барти восстановилась татуировка. Наверно, каким-то особым образом заколдованная. Я еще не слышала о самовосстанавливающихся татуировках. – Красивая! – искренне восхитилась я. – Череп со змеюкой! Это твоему мерзавистому папашке не понравилось твое тату, и он заставил тебя СГРЫЗТЬ?! – В прошлый раз он мне ее утюгом выжигал! – Какая сволочь! Барти, бедный... Твой старик до такой степени против боди-арта? Шизофреник! А красивая, Барти, – повторила я, намереваясь поинтересоваться вербальной формулировкой самовосстанавливающего заклинания. – Просто уникальная. – У Люциуса и Снейпа тоже такие. – сказал Барти. – Типа, сделали себе втроем одинаковые татуировки в память, как тусовались в Слизерине? – улыбнулась я. Трогательно. – А кто татуировал? – полюбопытствовала я. – Том Риддл. – Это кто? – Начальник. – Какой начальник?! Ты же у нас член Визенгамота. – Визенгамот не так уж часто собирают, а я еще подрабатываю. – Тебя что, снова взяли в хор мракоборцев? – Нет, меня оттуда выгнали, даже папашина должность не спасла. Ну, папаша решил, что я тоже должен стать мракоборцем, а какой из меня мракоборец? Вот он и пристроил меня в хор мракоборцев. Так орал, когда меня из хора погнали! Типа, ничего ж делать не надо, только выйти в парадной форме и петь! В хоре! А я с ними не ужился! Мне там говорят, что я петь не умею, мне б канавы копать, блатнюком обозвали, папашиным сынком. И еще сделали замечание, что им смотреть неприятно на мою привычку все время облизываться. А я им и говорю, что если б я был вампиром – я бы мракоборцев кусал. Я прыснула. – Взбалмошный ты, Барти. – А мне говорят: был бы ты вампиром, мы б тебя уволили! Я возразил: нет, я – вампир, только незарегистрированный, у меня нет лицензии. Разинул рот и создал иллюзию, будто клыки из верхней челюсти выпускаю. Меня и уволили. Папа так орал... – Клоун и самозванец! – засмеялась я. – Я сейчас с Люциусом и Снейпом вместе работаю. – многозначительно изрек Барти, пока мы перемещались в направлении столовой подъедать остывшую яишенку. – Мне это ничего не говорит. Снейпа я сто лет не видела, а Малфои нас, бедных родственников, людьми не считают, – горько усмехнулась я. – Я без понятия, где они сейчас работают. – Я устроился в орден Жрецов смерти боевым магом!!! – провозгласил Барти. – Точнее, Люциус устроил. Получилось, что там вся гоп-компания собралась. Помнишь наш выпуск? Нотт, Гойл, Крэбб, Эйвери, Макнейр, Руквуд, Розье, и, конечно, Люциус со Снейпулей. Есть и адепты постарше. – А звучит помпезно! Орден Жрецов смерти! 100% объединение по темным искусствам. Некроманты, что ли? Мне интересно, как можно в рамках закона применять нашу специализацию? – А мы незарегистрированное сообщество, – ответил Барти. – Конечно, нарушаем уголовный кодекс, а ты как хотела? Темный маг – притесняемый, со всех сторон опутанный ограничениями, затюканный белыми магами человечек. Председатель провозгласил программный постулат организации – переустройство магического мира: добиться свободы действий темных магов, ныне прискорбно ограниченных ханжеским законодательством, по коему белая магия превалирует над черной. Мне ж сейчас на дело идти. Я – активист, стремлюсь выслужиться, переплюнуть достижения Люциуса и Снейпа. А то считается, что Люциус – правая рука Вольдеморта, Снейп – левая. – Так как начальника зовут, ты сказал? – Том Марволо Риддл, партийная кличка Вольдеморт. Он – виртуоз темных искусств, чемпион по Аваде и Круциатусу, поверь, Нарцисса, Вольдеморт – величайший из чернокнижников Англии... если не величайший в мире! – А что за дело, активный Барти? – Дело, Нарцисса, с риском для жизни. Могу недетский гонорар заработать, могу не вернуться. А чё к тебе забежал – ты девушка добрая, за спасибо полечила. Мог бы и к Снейпу, но он деньги за свои услуги взимает, а у меня в данный момент в кармане вошь на аркане. Барти удалился. Я решила позвонить Снейпу, надеясь в лице зельевара обрести более языкастого информатора. – Привет. Как дела, что делаешь? – Варю. – А правда, что ты с Люциусом на одну работу устроился? – Мир тесен. – буркнул неразговорчивый химик. – А для кого варишь? – не успокаивалась я. – Для Вольдеморта? – Кто тебе разболтал, что я с ним сотрудничаю? – Барти. – А, Барти! Они с Вольдемортом по борделям вместе ходят! – сказал Снейп и повесил трубку. * * * – Криминальная хроника, – уныло сообщил ведущий Маг-ТВ, – вчера вечером состоялся теракт – зверское убийство председателя правления банка «Гринготс». Вместе с банкиром были убиты его 8 охранников.... На экране появился перекресток улицы Мерлина с улицей Саурона – транспорт сбился в пробку, толпа зевак окружила 9 распростертых посреди асфальта тел. Мракоборцы разгоняли прохожих, бездыханные тела гоблина и восьми троллей грузили в труповозку, а над местом преступления в воздухе висел призрак – череп со змеей. – Ответственность за теракт взял на себя террористический черномагический орден Жрецов смерти. Они оставляют на месте убийства свой знак – череп со змеей, который вы сейчас видите. Киллер аппарировал в неизвестном направлении. Ведется следствие... – А в старые добрые времена они бы пригласили некроманта, он бы допросил убиенных – сделали бы фоторобот киллера. А сейчас им уголовный кодекс не позволяет услугами нашего брата пользоваться. – высказался папик. – А он молодец, орел! Восемь здоровенных троллей положил! Не выходил гоблин-банкир без своих троллей на улицу, а против Авады нет контрзаклинания, и тролли не спасли... Я созвонилась с Барти и договорилась встретиться в клубе «Логово вервольфа» на Дрян-аллее. – Я угощаю, – сказал он по телефону, – я гонорар получил! Я ворвалась в задымленный клуб. Крауч сидел в углу и при виде меня призывно помахал рукой. Я подтянула ногой стул, уселась и выпалила: – Барти, так ты там киллером? – Тихо, – Крауч прижал палец к губам. – Тебе вискаря или шампуня? – Пива и бифштекс, – ответила я. Нервно закурив, я уставилась на мерзавистого рыжего Жреца – гоблина и восемь троллей заавадил! Барти быстро нализался, и у него развязался язык. – Это было заказное убийство, – рассказывал Барти, – с Вольдемортом пересекся заместитель председателя правления банка «Гринготс», посулил златые горы за убийство начальника. Хочет подсидеть и занять его место. С тем условием, чтоб мы официально взяли на себя ответственность за убийство, создав видимость, что это был теракт. Председатель предупредил, что гоблин-банкир никуда без охраны – восемь боевых троллей – не ходит, дело опасное, но и вознаграждение за него достойное... Председатель хотел послать Люциуса, а я сам попросился. У Люциуса и так деньжищ – как блох у Сириуса, он мог бы вообще не работать, только из спортивного интереса в орден вступил, а мне деньги не лишние... Председатель жалуется на катастрофическую нехватку квалифицированных кадров... Чаще всего мы ходим маглов гонять. На маглячий базар, в кафешки. Иногда приходится с мракоборцами драться – если аппарировать не успеем... В прошлый раз при попытке ареста мы защищались, и Люциуса так конкретно сглазили, что Снейп его три дня откачивал и зельями отпаивал. – Казна вашего террористического черномагического ордена – награбленная? Ассасин кивнул. – А знаешь, для чего татуировка? Она не просто партийный значок, а еще и средство связи. Начала гореть и болеть – значит, Вольдеморт вызывает. Какофоническая «битва ди-джеев» антимузыкальным скрежетом бормашинила барабанные перепонки клаберов. Ассасин засунул мне в рот шоколадку и спросил: – Хочешь, потанцуем, – Барти потянул меня на танцпол. Я закинула руки ему за шею, а он обвил щупальцами мою талию. – Видишь, у меня нет секретов от тебя. Я доверяю тебе, считаю тебя самым близким человеком, а ты?.. Немного потоптавшись под звуки «битвы ди-джеев», Барти переместил мокрую ладонь на мою пятую точку и ущипнул мою именную татуировочку – нарцисс на бедре. – Не наглей, Барти. – я попыталась вывернуться, опасаясь, что его потные ручонки запятнают мою бледно-розовую миниюбку. Он пригорюнился: – Тебе 20 лет, а ты все еще морально не готова. – Барти! – закатила глаза я. – Я считаю тебя своим другом, но я действительно не готова переводить отношения в горизонтальную плоскость! – А я для тебя на все готов! Все, что ты попросишь! Что ты хочешь? – Чтоб наши отношения оставались платоническими. – Но тебе же нужен мужчина! А других претендентов нет, – констатировал Барти с заподлистой ухмылкой. Ну и куда мне его девать? Единственный претендент – киллер-активист Вольдеморта, рыжий, конопатый, в углах рта заеды, взгляд затравленный, руки вечно мокрые. – Как в песне поется, я душу дьяволу продам за ночь с тобой, – Барти уставился фанатичным взглядом ассасина. – А мне от этого какая польза, что ты душу дьяволу продашь? Снейп говорит, Барти с Вольдемортом вместе по борделям ходят. Крауч усвоил менталитет клиента лупанариев, поэтому руку и сердце мне предлагать не спешит, а всего лишь свои услуги на поприще постельной эквилибристики. Сейчас я ему такое предложу, что сам убежит с криком. – Барти! Понимаешь, векторы наших желаний не совпадают из-за моего неизлечимого пристрастия к пресловутому арийскому типу. Ты не ариец, ты нормальный кельт, но я разрешу тебе сделать мне массаж матки, если ты примешь оборотное зелье и на час превратишься в Малфоя. – Почему мне так не везет? Я люблю девушку, которая со мной не хочет, а с тем хочет! – Всего лишь изменить внешность. – пожала плечами я. – А по-человечески нельзя? – взмолился воздыхатель. – Барти, фактически какая тебе разница? Побудешь часок блондином. А кто-то три минуты назад утверждал, что ради меня на любые подвиги готов. – Ну и как я у него прядь волос отрежу? – озаботился Барти. – А ты с ним подерись и вырви клок волос! – прикольнулась я. – Подерусь и вырву! – пообещал Барти.
Плакса Миртл : Глава 2. Оборотное зелье – Нет у меня сына – помощника и единомышленника, некому передать мастерство, как мертвяков зомбировать, пропадут знания мои, гримуары мои, жены мне трех девок нарожали, а какие из девок некроманты, ну разве что из Беллы мог бы толк выйти, если б захотела и постаралась, а младшие – это позор на мою седую голову! Андромеда пошла в маглятник, на магляцкую дискотеку. А там – одни девки! Зашла в туалет, а там унитаз сломался, его чинил сантехник Тед Тонкс. Его-то она и приворожила! Ушла жить с ним в маглятник, дочурку-грязнокровку родила. Нарцисса с детства себе руки-ноги кромсала, татуировочки рисовала, думали – отлупим, выбъем дурь из головы, а она до сих пор на кисточки-красочки деньги тратит, себе на ноге цветок наколола, таким же ненормальным, как сама, татухи вырезает. – жаловался папик отрубленной голове, стоящей на каминной полке. – Козел ты, Сигнус! – рявкнула голова и плюнула в отца. Папенька увернулся. Решив не прерывать папашину исповедь отрубленной голове, я отступила в коридор. Главное – чтоб отец и его черепушка-собеседница не попались на глаза моей клиентке, которой я обещала наколоть бабочку. Рита никогда не была у нас дома, я немного стеснялась, что ветхость и запустение отпугнет ожидаемую посетительницу. Первым разрисованным мной клиентом стал Макнейр – его спину я украсила движущимся скорпионом. Благодарный клиент привел Гойла, попросившего тигра на правое плечико. Гойл, в свою очередь, сагитировал Виолетту Булстроуд. Приходил Джеймс Поттер, просил трепещущий крылышками снитч на пятой точке, услышал цену и убежал, босяк. Я обиделась, ибо делаю татуировки по божеским ценам. Рита Скитер шагнула в мою комнату, декорированную под импровизированный тату-салон, и завертела головой, рассматривая развешанные по стенкам эскизы татуировок. Справа – мальчуковая нательная живопись: крыски, черепушки, скелетики с гитарками, руки с пистолетами, тигры, драконы, вороны, валькирии в секси-доспехах, по центру – бессмысленные узоры и иероглифы, слева – девчачьи татушки: бабочки-цветочки. – Я могу сделать тебе тату тремя способами, – рассказывала я Рите, – первый – магляцкий: возьму иголку и втупую тебе наколю, конечно, с применением обезболивающего заклинания, потом ты будешь носить пластырь, не мыться, оберегая от инфекции, пока не заживет. Зато я одним заклинанием тебе ее удалю, когда надоест. Второй способ: тоже вручную тебе наколю и оживлю ее соответствующим заклинанием. Она у тебя будет шевелиться и менять цвет под настроение. Но это дорого. Смотри фотку Виолетты – у нее роза на груди распускается и закрывается, и становится алой, бордовой или розовой в зависимости от настроения хозяйки. И третий – метод Тома Риддла. Я рисую татуировку в воздухе, и вживляю в твою кожу. Все моментально, никакого риска инфекции, пластырь носить не надо, зато это тату... – я хотела сказать «как проклятие», но прикусила язык, – уже никаким колдовством не снимешь. Подумай?.. – Я бы, конечно, хотела, чтоб у меня бабочка крылышками бяк-бяк-бяк, но у меня денег столько нет. Рисуй первым способом. – А хочешь еще эскизы посмотреть – бабочка на цветочек садится. Вот мои цветики, которым места на стенке не хватило... – Красивый лотос. – Хочешь бабочку на лотосе? – спросила я. Я нарисовала его для Люциуса и хотела выколоть ему в подарок на день рождения (лотос – аббревиатура «Люблю одного тебя очень сильно»), но он сказал, что у него уже есть татуировка и вторая – это лишнее. Рита отвергла флористический орнамент, сняла блузку и спустила с плеча бретельку лифчика. Я продезинфицировала поле деятельности и машинку, нарисовала предварительный контур будущей татуировки, заправила машинку фиолетовой краской, колданула клиентку обезболивающим заклинанием и воткнула ей в спину иглу. Но тут в мою комнату ворвался папенька с синяком под глазом, прикрывая голову руками и повизгивая: – А-а-а, Альбина, не надо! Нарцисса, сделай что-нибудь! За папой гналась мама, размахивая метлой, а он уворачивался от ударов. – Идиот! – вопила маменька. Я подобрала свою волшебную палочку, сказала: – Экспеллиармус! Мам, ты че? – и метла вылетела из маминой руки. Папик виновато стоял посреди комнаты, а мама гневно сообщила: – Совсем рехнулся старый... Риточка, ты не обращай внимание! Нарси, верни метлу! За дело луплю твоего папашку! – У нас дома все время так, – вздохнула я. И тут Рита вскочила с воплем: в комнату из коридора вбежала окровавленная оторванная нога, прыгнула к маме и пнула ее в коленку. Мама скорчилась с воплем, а нога прыгнула в объятия папика, и он унес оторванную конечность, а мама, хромая и ругаясь, тоже покинула помещение. – Что это было? – закричала клиентка. – Папа с утра жутко довольный: прогулялся в маглятник и говорит, ему посчастливилось стать свидетелем автокатастрофы. Старшеклассник взял у папаши БМВ и поехал кататься со своим дружбаном, врезался в дерево, машина всмятку, ручки туда, ножки сюда, мой папулька растолкал зевак и гаишников, схватил ногу и аппарировал. Оживил конечность, она у него по всему дому бегает. Мама недовольна, что приволок такой грязный трофей, и аппарацию в маглятнике обязательно зафиксируют мракоборцы, папу придут штрафовать, а нас каждая копейка на счету, – спокойненько пояснила я. Рита позеленела: – У вас в семье что – все ненормальные? – А ты бы на месте моей мамы радовалась? – возмутилась я и поведала последние достижения папенькиного хобби: – Он на днях купил у палача голову одного преступника, его обезглавили за то, что всех соседей переавадил, папик приволок домой эту черепушку, заставил говорить и водрузил в зале вместо попугая. Бошка беспрерывно матюкается, другой информации от нее не добъешься: ты, Сигнус, типа, козел такой-растакой, и жена у тебя такая-растакая, и дочка у тебя такая-сякая. Не интересно же. Мама возмущается, что такие бешеные деньги на эту бошку потратил, и хочет эту черепушку выкинуть на помойку, а папа ее Агглюциумом приклеил. Мама никак не отлевитирует. Можешь сходить на эту голову посмотреть, в зале на каминной полке стоит. – Точно вы все сумасшедшие! Знаешь, Нарцисса, я передумала. Не надо мне татуировки. Спасибо. Я аппарирую. Рита натянула свои вещички и, вращая пальцем у виска, дезинтегрировалась. Я наблюдала в позе «руки в боки, глаза в потолоки» – стараниями прибацанного некроманта-бессребренника я лишилась клиентки. Снизу послышались новые вопли: – Убивают! Я мракоборцев вызову! А-а-а! Я аппарировала в зал и оказалась в эпицентре боевых действий. Мама метнула вилку в папу, отец остановил летящую вилку, а мама заставила вилку гоняться за убегающим мужем, но он соответствующим заклинанием разбил ее на кусочки на лету. Тогда мама создала маленькую шаровую молнию – сдула с двух ладоней шарик плазмы в сторону папы, а он дуновением заморозил летящий огненный шарик, превратив его в снежок. Отрубленная голова на каминной полке крыла матом, а оторванная нога подпрыгивала вокруг папы. – Мне за вас стыдно! – крикнула я. – Не можете ужиться – разводитесь, сколько можно скандалить! Ко мне люди ходят, вы клиентов распугиваете! Ритка отказалась татуироваться и ушла! У Барти и то родители лучше! – Перкуссио! – гаркнул папа. Мама успела блокировать магический удар и произнесла неведомое мне доброе слово, от которого седые папашины волосы начали стремительно расти и за пять секунд достигли пяток, он попытался сделать шаг, наступил на собственные волосы и упал на четвереньки, путаясь в седых зарослях, волосы змеями расползлись по полу. – Я ухожу! – объявила мама. – Аппарирую к Вальпургии! – Ты ж с тетей поссорилась, кричала, что ноги твоей в ее доме не будет. – напомнила я. – Лучше уж с Вальпургией и ее сыночками – алкоголиком Сириусом и католиком Регулом, чем с Сигнусом и этой пародией на голову профессора Доуэля. – возразила мама. – Вот, смотри! Эванеско! По идее, от этого заклинания оторванная нога должна была самовоспламениться и через полминуты рассыпаться пеплом, но заклятие не подействовало. – Видишь? Поставил блокировку на Эванеско. – Альбина, подгадила! – Папик тыкал себе в висок волшебной палочкой, но волосы росли сами собой. – Порча «Помощь лысому», – довольно сообщила мама. – Контрзаклинания не существует. Хотя должно быть какое-то зелье, не знаю! Прощай, Сигнус! – и исчезла. – Нарцисса, помоги мне! Сделай что-нибудь! – Папа, я не знаю, как! – Пойду за ножницами... Отец вызвал двух эльфов, и домовые понесли за ним трехметровую шевелюру. Я нервно закурила: можно попробовать поискать рецепт в гримуарах, но процесс не на час и не на два растянется, а папе экстренно надо, и я не уверена, что в нашей узкоспециализированной библиотеке найдется. Мама утверждает, что сама не знает – либо это правда, либо – скрывает из вредности. Я позвонила специалисту: – Привет... Как дела? – Варю. – Скажи, ты не знаешь, как нейтрализовать порчу «Помощь лысому»? – Кто тебя испортил? – восхитился Снейп. – Да не меня... Ты знаешь? – Да, я сварю противоядие. Десять золотых. – А долго варится? – Полчаса. Аппарируй с деньгами. Мы с папиком наскребли червонец, я натянула высокие сапоги на шпильках и розовую курточку из фальшивого меха и переместилась на Спиннерс-энд. Я никогда не была у Снейпа дома, но месяц назад мы с Барти пошли провожать его домой по пути из магляцкого ночного клуба, так что приблизительные географические координаты были мне известны. Снейп – грязнокровка и живет в маглятнике. Я зашагала по грязной улочке в рабочем квартале, в канавах валялась алкашня, в каждой подворотне тусовались глазастые гопники, по дороге попадались устрашающе-бомжеватые рецидивисты, ухмыляясь гнилыми пеньками зубов и матерно комментируя визуальные впечатления от первой девушки, увиденной после отсидки. Я позвонила в дверь кривоватой хибарки, зельевар отворил. – Снейп, откуда столько сброда повылазило? – У маглов вчера амнистия была. Снейп принял предоплату и взялся за работу. Я присела на колченогую табуретку, наблюдая за нечистоплотным трудом грязнокрового зельевара. На слабом огне побулькивал котел с ослепительно-оранжевым экссудатом. Заметив направление моего взгляда, Снейп прокомментировал: – Занимаюсь изготовлением зелья, повышающего физическую силу в 10 раз. Правда, после него побочный эффект наступает – с прекращением действия этого нектара собственная сила уменьшается в 10 раз (на следующий день организм восстанавливается), поэтому им так редко пользуются. Одному заказчику понадобилось. Мы со Снейпом, а за нами домовой отправились в папашин кабинет. Отрубленная голова, прикрыв глазенки, стояла на пустой трехлитровой банке. Оторванная нога, как собака, ласкалась к папашиной ноге, и он гладил ее по бедру. Папулька сидел за столом, заваленным ветхими темномагическими манускриптами, и обрезал растущие на глазах волосы, а разупокоенный скелет магла собирал их в черный мешок. Скелет отдал полный мешок домовому, а папик сдавленно охал: волосы росли с такой скоростью, что кожа головы зудела. Снейп вылил ему на голову свою панацею, папаша завопил, и вся шевелюра отвалилась на пол, а моментально облысевшая черепушка папика покрылась черными ожогами и задымилась. – Агуаменти! – гаркнула я и принялась поливать отца фонтанчиком из палочки. – Заживляющее зелье надо! – и с помощью Акцио вызвала из кухни еще не исчерпавший срок годности экссудат. Намазывая буйную голову стонущего папульки, Снейп потребовал: – Отдай мне его волосы, я их в парикмахерскую продам! Тут три кг как минимум. – Мы тебе уже заплатили, а волосы мои я тебе не отдам, их сжечь надо, испортить меня хочешь? У-у-у... – Папенька подвывал от боли, но постепенно его ожоги затягивались и кожа приобретала нормальную консистенцию. – Сжечь волосы??? Мистер Блэк, немеркантильный вы человек! Они же деньги стоят! – Я сказал – нет! Глаза твои завидущие, хищнически озираешься – что плохо лежит в чужом доме! У нас урвать нечего, деньги содрал, теперь на обрезки волосишек позарился!!! – папику совсем полегчало. – Спасибо, мистер Блэк. Отблагодарили меня за помощь! Снейп откланялся. А вечером, когда я пыталась заштопать папенькино рваное одеяльце под аккомпанемент Милен Фармер, ко мне постучал домовой: – Барышня, к вам лорд Люциус. – Зови... – я вросла в пол. Малфои нас бедными родственниками считают. К тому же мама расплевалась с тетей Эльзой, матерью Люциуса, а он сам никогда не обращал на меня внимание. Конечно, Люциусу нужна невеста с приданым, и претендентки вокруг него табунами топчутся. В образе Люциуса отчаянный и неуравновешенный Барти остался собой. Зашел, нога за ногу, затравленно огляделся, облизал губы. Он был не способен воспроизвести изящество доморощенного Дориана Грея. В глубоком детстве я увидела в какой-то книжке Вавилонские врата с желтыми демонами на синем фоне и стала их рисовать. Я зафанатела от этих демонов, и похоже – на всю жизнь: мне только малфое-дориано-образные «желтые демоны» и нравятся. – Привет, – изрек двойник. По моему моментально раскрасневшемуся лицу расползлась невольная ухмылка. – Привет, Барти. Так оборотное зелье не один же день варится, – сказала я. – Купил в ведьмоптеке готовое, надыбал волос – на заседании Жрецов Люциус расчесывался, Вольдеморт его отвлек, а я вытащил волосы из расчески. – Я чувствую себя Брунгильдой. – А кто это? – «Кольцо Нибелунгов» не читал? – Неа. – Прикольно, я тебе дам почитать, – заявила я, забираясь на диван с ногами, Барти подсел ко мне, эксперимент взаимного глотания слюней завершился алчным укусом в мой вытатуированный на бедре нарцисс. Барти показался мне липким, обвивал кольцами и сдавливал, как змея, навсегда оставив вкус своего тела на моей коже. Его язык скользил по мне, россыпи волос веером накрыли меня, игривые покусывания казались обманчивыми – мне казалось, что через секунду он способен задушить или укусить до крови. – Расскажи, как ты стал Жрецом смерти, – поинтересовалась я. – Ты говорил, тебя Люциус привел? – Я сам пришел. – А он не рассказывал, как он сам пересекся с Вольдемортом и стал его адептом? – Слушай. Когда меня выгнали из хора мракоборцев, я решил с папаши денег сшибить. Для этого я решил инсценировать свое похищение. Если меня «похитят» Жрецы смерти, это будет очень эффектно, – размышлял я. Полученный выкуп придется поделить с псевдопохитителями. Осталось только найти Жрецов смерти! С этим блестящим планом в голове я пошел на ежегодную встречу выпускников Слизерина. Люциус напился и прыгнул танцевать на столе. Я заметил у него тату и сказал, что тоже себе такое хочу. Люциус по пьяни заявил, что это партийный знак тайной организации – ордена Жрецов смерти. Я спросил, как Люциус удостоился. Его с Вольдемортом познакомил Снейп, он для Вольдеморта какое-то зелье варил. Снейп не пил и татуировку не показывал. Задыхаясь от счастья, я на следующий день встретился с протрезвевшим Люциусом и Снейпом на нейтральной территории, изложил им свой план инсценировать похищение, а деньги поделить. Снейп сразу начал торговаться и требовать 85%, мы стали определять сумму выкупа, а Люциус послушал и сказал: «Тебе несказанно повезло, что ты с нами обсуждаешь, а не с Вольдемортом. Получив от твоего папаши выкуп, он на тебе крестраж сделает. Отказывайся ты от своего плана с похищением. Это бесперспектняк! Какой же ты еще инфантильный, Барти!» Мне хотелось провалиться в подвал от унижения. Люциус сказал, что ему материально не выгодно организовывать мое похищение, я чувствовал себя идиотом, понимая, что не важно, кто лучше учился в Слизерине – я учился лучше Люциуса, а толку: Люциус умеет жить, а я – нет. Я до сих пор не научился. Я невольно улыбнулась и уткнулась лбом ему в плечо, чтоб Барти не увидел и не поинтересовался, от чего мне вдруг смешно стало. Какой Малфой честный, а Барти на него обижается за то, что Люциус удержал его, не дал ему сделать самому себе зло. Барти продолжал: – Люциус сказал, что мной нужно руководить, моя самодеятельность до добра не доведет. И отвели меня к Вольдеморту, запретив открывать рот на тему похищения. Сначала моей функцией в ордене было только предупреждение о готовящихся мракоборских резнях и облавах. Потом Питер Петигрю решил на работу устраиваться, а делать ничего не умеет, такому только слугой. Я сказал, что Тому Риддлу нужен слуга, и порекомендовал Питера. Ко мне они все относятся не лучше, чем к этому Петигрю! Я стремлюсь выслужиться, доказать, что я... Понимаешь? Вот сегодня я сказал, что им всем куража не хватает и надо устроить какую-нибудь оргию. Послали меня в пень. Монолог прервался – Барти дотянулся до своих небрежно брошенных на кресло джинсов, выудил флякончик, глотнул. С тех пор Барти приходил ко мне на свидания, превратившись в Люциуса. Я сняла в доме антаппарационный барьер на магические параметры Барти, чтоб он мог перемещаться непосредственно в мою комнату. Когда он превращался – на него хотелось смотреть, его хотелось рисовать... Он – желтый демон с Вавилонских ворот, нежные мерцающие лучи вылепили его из алебастра и расплавили золотистые волны его локонов, очертили чарующую раковину его губ, маленькие розы его сосков, белые, почти незаметные волоски на его идеальном теле, каждая линия которого звучала для меня нереальной мелодией, напоминая мягко-вычурные очертания скрипичного ключа. Конечно, идея раздеть человечка догола и расписать красками принадлежит не мне. Я ее почерпнула из каких-то магляцких журналов. – Я из тебя сделаю египетскую богиню Нут: небесный свод – это ее тело. – озвучила намерение я. – Ночное небо, да?! – Да, и серебристые звезды. – А я отскоблюсь? – В прошлый раз же отмылся. – А лицо – будешь красить? В прошлый раз я сделала из своей модели «Ядовитый плющ» – разрисовала от щек до пяток зеленым растительным орнаментом с красными цветами, нацепив на него красную маску, и долго фотографировала, заставляя выгибаться и изворачиваться, вполоборота и прижав бедро к животу, ибо у нас тут пристойное ню, а не порно. Напечатав фотки, мне вспомнился образ Нут, и я решила апробировать звездно-небесную боевую раскраску. – На этот раз без маски, – высказалась я. Я направилась к магнитофону – предыдущий сеанс искусства тоже совершался под пение Милен. – Бодлэр, Милен Фармер... Ты у меня галломанка. Как песня называется? – «Deshabillez-Moi». Это значит «Раздень меня». Пока Милен пела, я покрывала тело своей модели фиолетовой краской и серебристыми созвездиями. Сегодня мы уже спокойнее воспринимали процесс, а на прошлом сеансе у нас были одинаковые симптомы: красные лица, мурашки по коже, учащенное сердцебиение, придурковатое хихиканье, неуместное возбуждение. Барти сказал, что не боится щекотки трепещущей на его боку кисти, наносящей на живой мольберт фиолетовые, розовые, синие, голубые, лиловые оттенки, плавно переходящие один в другой, но фиолетовый преобладал. – Не, цвет слишком темный. Сейчас по Лондону полчища цветных эмигрантов блуждают, ты хочешь, чтобы я им уподоблялся? – высказался моя муза, устремив взгляд в зеркало. – Растительный орнамент был живописнее, – согласилась я. – Не надо заканчивать? – Не прикольно. Пошли в ванную, – распорядился Барти. Барти переместился под душ, я принялась тереть изрисованную руку, пока сам он пытался отмыть ногу. Пресекая комментарии о несмываемой краске, я зашептала ему стихи Бодлэра (я знаю наизусть все «Цветы Зла»): Пусть искажен твой лик прелестный Изгибом бешеных бровей – Твой взор вонзается живей; И, пусть не ангел ты небесный, Люблю тебя безумно, страсть, Тебя, свободу страшных оргий; Как жрец пред идолом, в восторге Перед тобой хочу упасть! Барти хихикнул. Краска лилась с него струями, но кожа по-прежнему сохраняла буйно-фиолетовый цвет. Я продолжала вещать: Пустынь и леса ароматы Плывут в извивах светлых кос; Ты весь – мучительный вопрос, Влияньем страшных тайн богатый! Как из кадильниц легкий дым, Твой запах вкруг тебя клубится, Твой взгляд – вечерняя зарница, Ты дышишь сумраком ночным! Твоей истомой опьяненным Ты драгоценней, чем вино, И трупы оживлять дано Твоим объятьям исступленным! Изгиб прильнувших к груди бедр Пронзает дрожь изнеможений; Истомой медленных движений Ты нежишь свой роскошный одр. Порывы бешеных страстей В моих объятьях утоляя, Лобзанья, раны расточая, Ты бьешься на груди моей: То, издеваясь, грудь мою С безумным смехом раздираешь, То в сердце тихий взор вперяешь, Как света лунного струю. Склонясь в восторге упоений К твоим атласным башмачкам, Я все сложу к твоим ногам: Мой вещий рок, восторг мой, гений! Твой свет, твой жар целят меня, Я знаю счастье в этом мире! В моей безрадостной Сибири Ты – вспышка яркого огня! – Автор переборщил, а переводчик перестарался. – прокомментировал Барти. – Бодлэр не вчера писал, – информировала я. – В его времена это было шокирующим. На него подали в суд за аморальную писанинку. – В часовом континиуме твоей декламации можно было бы уже всю красочку смыть, а она у тебя водоупорная. В прошлый раз мы быстрее оттерли. Я больше не буду подставляться, уже поприкалывались. – Пора моей кисти переместиться с телес модельки на холст. – согласилась я, в пятьдесят первый раз намыливая мочалку. И тут вырубили воду. – Блин!!! – Барти так и остался стоять в ванне, перемазанный краской и цветной мыльной пеной. Он крутанул кран с надписью «COLD», но и холодную водичку тоже вырубили. – За неуплату, – скорбно пояснила я. – Нам уже предупреждение присылали, а папик не удосужился оплатить. – Какашечно, но мы ж тут не маглы! Тащи свою палочку, импровизированный душ сделаем. – Думаешь, Колдунводоканал не предусмотрел Агуаменти? Вырубая воду в кране, они ставят дистанционную блокировку на Агуаменти на магические параметры хозяев. – А я без палки приаппарировал! Трындец. Аппарирую по-быстрому домой, там помоюсь. И исчез. Но Барти не повезло: в этот самый момент его отец мыл ногу над раковиной. Бартемиус аж остолбенел, когда в его ванной материализовался голый Люциус Малфой, весь в фиолетовой краске и мыльной пене. – ВОР, – завопил Бартемиус. – Империо! Бейся головой об стенку! Бум. Бум. Бум. – Вор, вор, ворюга, – завывал Бартемиус, – да ты еще и нудист полоумный! В чужой дом голиком поперся... Бартемиус избил новоприбывшего. Невезучий Барти жалобно орал: – А-а! Больно! Ой! Ай! Я не... Ой! Ай! – А ну Apparo Finite Alias в Малфой-мэнор!!! Заклятие принудительной аппарации отправило Барти в усадьбу Малфоев – в комнату Люциуса. Зампред Вольдеморта смотрел телевизор – и тут посреди комнаты свалился его голый двойник, весь избитый, размалеванный... Пока Люциус бил ему морду, срок действия оборотного зелья кончился, и Барти превратился в себя. – Крауч! Ты как здесь оказался? В таком виде... Спятил, Барти? – Колданули! – Кто? – Меня отец родной колданул! Он и мою матушку тоже раздевает догола, разрисовывает и бъет! Сначала он это проделывал только над ней. Мне стало жалко мою матушку. И тогда я предложил ему для бодиарта СЕБЯ. И вот я здесь, сэр Малфой. Не правда ли, мой отец – чудовище? – А с виду такой приличный человек, уважаемый, министерский чинуша, а когда его никто не видит – самодур и семейный тиран! Ты должен заявить на него в мракоборский участок. – Нет, мне жалко мою матушку. Он выместит все это на ней. Буду терпеть. Пока старику не прискучит. О, лорд Малфой, не выдавайте меня. Я обещаю выполнить за это, что вы об этом не будете рассказывать никому, поручение ваше какое-нибудь, постараюсь вам отплатить за вашу доброту. Люциус согласился, и они ударили по рукам. С тех пор Барти выполнял за Люциуса все поручения Вольдеморта, а все его достижения Люциус приписывал себе.
Плакса Миртл : Глава 3. Зловещий кузен Тетя Вальпургия Блэк выгнала своего сына Сириуса из дома – он нигде не работал, выносил из дома вещи и пропивал. Блэк приходил ко всем родственникам и просился: «Пустите у вас жить или хотя бы денег дайте...» Приходил к Малфоям, к нам, результат был везде один – к себе жить такое сокровище не пускали, денег не давали – пропьет... Сириус отправился к Андромеде в маглятник и запел песенку: – Ты же моя двоюродная сестра, меня родная мама выгнала, пусти к себе жить... – Моя соседка сверху живет у своей дочери, а свою квартиру сдает. Предыдущие жильцы оттуда сбежали, не заплатив. Пиши телефон соседки, о цене договоритесь. – Почему к себе жить не пускаешь – бесплатно??? – Ну вот представь: мой муж придет с работы, Нимфадору из детсада приведу, а тут ты сидишь... Извини, Сириус, я бы пустила, но у меня ребенок маленький и квартира не моя, а мужа. Ты лучше договорись с соседкой... – Но у меня нет денег ей за квартиру платить! Сириус выклянчил у Беллы немного денег и снял квартиру в маглятнике. * * * – Племянник, ты на гитаре играешь? – спросил папик у нетипично дерганного, с резкими движениями Люциуса, у которого на плече болталась старая гитара на пояске от маминого халата. – Да так... учусь! – и прошмыгнул в мою комнату. Пока я перебирала струны, он рассказывал: – Я написал песню и записывался у папы в туалете на домашнем двухкассетнике, но когда папа услышал, ЧТО я там пою, он хотел меня гитарой по голове ударить. Отец орет: «Империо!», а я увернулся, схватил гитару и аппарировал сюда... – Так ты поэт, – улыбнулась я, – а не признавался! – Я потрепала Барти по буйной голове. – Даже не сказал, что умеешь играть на гитаре. – Купил бэушную, новые струны поставил... Я уже знаю целых три аккорда! – А я буду рисовать тебе обложки альбомов. – Я, конечно, не Бодлэр, – сказал Барти, – вот, что получилось... Он конфисковал у меня свою шестиструнку и, бренча по струнам ржавым кнатом вместо медиатора, затянул: Кругом одни дельцы и не с кем детям поиграть, Но вот пришел отец и хочет уходить опять, Они ему кричат: "Ну, посмотри на нас! Поиграй с нами, отец!" А что ему до них? Он очень важный человек. Ведь подчиненных у него, как крыс. К нему со всей душой, а он же головою в снег, К нему со всей душой, а он: "А ну-ка, брысь!" Спятил отец, он озверел – Его оторвали от дел. Начал детям отец руки-ноги ломать, Начал отец в детей стулья швырять, Спятил отец, значит, нам конец, Ну, довели папашу, спятил отец! – Это выстраданное. – сказала я. – Люциус, что ты поешь!!! – на пороге стояла мама. – Аппарируй в маглятник, сядь там на лавочку и пой под окнами, но не в моем доме! Я не желаю слушать эту гадость! Уши вянут! – А вы повесьте Сурдокамерус и не слушайте. – конструктивно предложил Барти. – А что ты поешь, какую гадость, а моя дочка что – восхищается? Нарси, дурочка, уши развесила, а ты, Люциус, не пой у меня дома... – и мама оглушительно хлопнула дверью. – Все родители одинаковые, – сказала я деморализованному Барти, – если хочешь, мы можем аппарировать в маглятник: Андромеда со своим магловатым гражданским мужем и дочкой поехала на похороны его матери в Ярмут, в Лондоне только через три дня будут, квартира пустая... Я дотащила его двойной аппарацией в магляцкую однокомнатную квартирку на пятом этаже. – А у этого магла магнитофон есть? Вот тут и запишусь. Мы нашли пыльненький магнитофончик, но у Андромеды и Тонкса не обнаружилось ни одной кассеты, ни пустых, ни с записью. Барти уселся на подоконник, обнял гитару и заголосил: Лодка скрипит возле причала, Лунная ночь – тревог начало, Мрачно стою, в воду смотрю, Не пойму в ней отражение, Есть только горечь поражения, Ну почему есть мою жизнь вздумалось ему! В сером мешке тихие стоны, Сердце мое – как трофей Горгоны, Жалости нет, во мне простыл ее след, Злоба меня лютая гложет, Разум судьбу понять не может, Против меня восстала сущность моя. Лихорадит душу, Я обиды не прощаю. Я разрушу План твой, обещаю! Ты меня не знаешь, ты всего лишь отражение, Средство есть лишь одно – Сгинь на дно! Утешь меня, увидь, что я – это я... – Не трогай Люциуса! Не надо его топить в мешке! – запаниковала я. – Я тебе не позволю совсем занять его место! Ты хочешь уничтожить оригинал, поселиться в его доме, богатеньким стать?.. – Нельзя использовать в оборотном зелье волосы мертвого человека. – с явным сожалением мотнул головой Барти. – Даже если сначала выбрить ему голову, а потом утопить, все равно – если выпьешь оборотное с волосом мертвеца, то умрешь сам. Так что не волнуйся за драгоценную жизнь твоего Люциуса, ничего ему не грозит, не трону я его. Хоть и обидно. Не знаешь ты, как мне обидно, что мне только так можно – ну хоть так!.. Я подошла к нему, села рядом на подоконник, отняла гитару и прижала буйную голову певуна к своей груди, перебирая мягкие длинные волосы, переливающиеся расплавленным белым золотом. Барти обвил руками мою талию и запрокинул голову, подставляясь для поцелуя – точеные черты лица искажены придурковатым выражением, в серых глазах мутно плещется обида на весь окружающий мир. Он тут же отыскал мою грудь и впился губами, как голодный младенец. – Барти, не перед окном же, – я оттащила его в сторону дивана. После, натянув Бартин свитер, я курила на балконе и увидела: в окне напротив стояла старуха с огромным биноклем. Сзади подошел Барти в одних джинсах, обнял меня, я оттолкнула его локтем: – Оденься, холодно же! Барти узрел глазастую бабку: – Она за нами подсматривает! – и показал ей средний палец. Соседка стояла истуканом, не отрываясь от бинокля. Барти показал ей два средних пальца. – В ее возрасте люди не знают, что значит этот жест. – сказала я. Барти наморщил нос, сжал кулаки: – Знаешь что? Напиши у меня на пятой точке «Иди в жопу»!!! Я нашла фломастер и жирно разукрасила подставленную часть тела. Барти красовался перед окном, пока спина не заболела, но похоже, соседка не заметила адресованный ей message, не покидая свой наблюдательный пост и не отрывая от глаз бинокля. – Все смотрит? – спросил Барти, разгибая спину. Я кивнула, он натянул джинсы и направился пить оборотное зелье. – Барти! Она не за нами наблюдает, смотри... За окном повисла веревка, и в окне появилась рука. Мы замерли, наблюдая, как с верхнего этажа вниз головой по балконам лезет мужик, привязанный за ногу. Рука схватила с балкона горшок с цветами, но альпинист не удержал свой трофей, и цветочный горшок разбился об асфальт. Веревка дернулась вверх, и мужик, по-прежнему вниз головой, начал взбираться обратно в квартиру. – Может, это вор? – предположил Барти. Это был не вор. Когда он проползал мимо нашего окна, мы увидели его лицо. Сириус Блэк!!! – Что он здесь делает??? – Он снял квартиру этажом выше, – я рассказала, как проспиртованный кузен просился жить ко всем родственникам. – Не, все мы – люди, все выпить можем, но чтоб допиться до такого свинячьего визга, чтоб тебя свешивали из окна за ногу на веревке... А он там один живет? – Вроде один. – А кто его тогда свешивает, веревку тянет? Пошли посмотрим! И Барти устремился в квартиру наверху. Мы позвонили. В квартире послышался какой-то топот, но никто не отворил. Барти открыл Алохоморой, и мы ввалились в Сириусову квартиру, спотыкаясь об раскатившиеся по полу пустые бутылки. Сириус снова полез в окно. Барти обхохотался, Сириус замер с одной ногой за подоконником и выпучил на нас глаза: – А вы че тут делаете? – Увидели, как ты по балконам вниз головой лазишь! – ответила я. – Да вы понимаете – я у Беллы денег выклянчил за квартиру заплатить, ну и... пропил! А тут хозяйка за деньгами пришла, я и вылез в окно. Фуф! Я подумал – хозяйка вернулась, а это вы! – А если веревка порвется? И как она тебя вверх потянула, ты ж тут один? – заинтересовался Барти. – Я ее заговорил, чтоб не порвалась, и чтоб потянула меня наверх, когда от двери отойдут. – ответил Сириус. – А аппарировать ты не мог? – сказала я. – А я не умею. – ответил двоюродный. – Позор, в маглятнике поселился, от хозяйки в окно прыгаешь, как ты опустился, ты же чистокровный темный маг! – копируя Малфоя, возопил Барти. – А ты сам меня к себе жить не пустил, Люциус, я же твой родственник, я же брат твой двоюродный! Жестокий ты, бессердечный человек, не моги меня упрекать, у меня ни дома, ни работы, мама родная отреклась от меня, непутевого... – Не зверь же я, Сириус, жалко мне тебя, что ж ты в маглятнике мучаешься! Ладно, Сириус, живи у меня, Малфой-мэнор большой, всем места хватит! – воскликнул Барти. – Люциус, дорогой, братик ты мой! – Не надо меня целовать, – отшатнулся Барти. – Приходи в Малфой-мэнор, скажешь, что я разрешил. – А ты меня к себе домой не приведешь??? – Нет, – мягко отказался Барти, – я позже домой подойду. Сириус кинулся собирать свои немногочисленные вещички. Я выволокла Барти за руку в подъезд и начала вразумлять: – Ну ты шутник! Это подло! Отправил в чужой дом это вечно поддатое чудо... Барти смешинку проглотил. Кроме «Я ж по приколу!», от него ничего добиться не удалось. В Малфой-мэноре не ждали гостей, когда явился Сириус с пожитками. – Чего тебе надо? – поприветствовал племянника дядя Абрахас. – Жить у вас пришел! – А своего дома у тебя нет, Сириус?! – Люциус, ты ж сам разрешил! – Сириус, закусывать надо! Совсем допился... Когда я тебя сюда приглашал??? – Сегодня утром! Когда ты с Нарциссой меня в маглятнике встретил! – Меньше пить надо! С пьяных глаз тебе приглючилось! Я не был ни с Нарциссой, ни в маглятнике. – Ладно, Сириус, одну ночь переночуй, так и быть, мы тебя пустим – в спальню для гостей. – сказал дядя Абрахас. – Родственник все-таки! Всякое в жизни бывает... – Но только на одну ночь, Сириус! – добавила тетя Эльза. – А утром к себе домой иди! Как хочешь, мирись с матерью, но у нас жить ты не будешь! И наутро Сириус Блэк был выдворен из Малфой-мэнора. – Спасибо этому дому, пойду к другому, – пожал плечами Сириус и поволок свой рюкзак по пыльной улице. С горя он решил идти к... Краучам! Седьмая вода на киселе, но больше родственников не оставалось. Над Лондоном нависли тяжелые тучи, в предгрозовых сумерках Сириус приковылял в Крауч-хаус. Позвонил, из-за кованой изгороди разглядывая дом и палисадник. Пообщавшись с Блэком, домовой отправился докладывать о прибытии непрошеного гостя. – Хозяйка, вас какой-то парень спрашивает. Стоит ждет за калиткой, его пускать? – спросил у Виржинии домовой. – Там мужчина?! Ой, мужчинка, а я распатланная, в ночной рубашке, надо ж было предупреждать, я б тогда маникюр, педикюр, химию сделала, жемчуг из ломбарда забрала... – Кто это к нам пришел, к нам никто никогда не ходит, – проскрипел Бартемиус, накинул плащ и вышел во двор. – Здрасте, я вашей жены пятиюродный внучатый племянник! – поздоровкался Сириус. – Что тебе здесь надо? – спросил Крауч, глаза как пятаки. – Жить у вас пришел!!! – Не надо нам непрошеных гостей! Полыхнула молния, откликнулся гром, и на Лондон обрушились тяжелые холодные потоки дождя. – Пустите в дом, гроза же! – Иди отсюда! – Хоть в собачью будку пустите! Дверь откройте! – Сириус накрепко вцепился в кованую решетку, потрясая слипшимися мокрыми сосульками волос. – В такую грозу даже собаку жалеют, в дом пускают... Тусклое небо снова прорезала вспышка молнии, но Бартемиус Крауч выгнал Сириуса в дождь.
Плакса Миртл : Глава 4. Джентльменский набор Приаппарировав без предупреждения, Белла плюхнулась в кресло в гостиной и сложила ноги на стол, демонстрируя на поглядение армейские ботинки-берцы и шерстяные черные колготки с черепами. Косуха, кожаная миниюбка и черный свитер с прорезью на груди довершали одеяние сестрички. Ее мать умерла в роддоме – Белла появилась на свет без осложнений, а Андромеда 12 часов рождалась, матери вкололи столько окситоцина, что женщина скончалась от передозировки лекарств. Вдовый папик женился на моей маме. Поэтому мы совсем не похожи: я – костлявая сероглазая блондинка, она – фигуристая кареглазая брюнетка с пышной, вечно растрепанной гривой. Белла знала, когда подаппарировать – к обеду! Щелкнув по носу говорящую голову, она позвала домового и потребовала привести в божеский вид ее комнату, которую Белла покинула, когда вышла замуж за Рудольфа Лестранга, а эти Лестранги боггартов разводят и продают. За обедом она рассказывала: – Я подам на развод. Если бы мы с Рудольфом жили вдвоем, и в нашу жизнь бы не вмешивались его мать, отец и брат, мы бы отлично ладили, я была бы главой семьи – фактически, глава семьи – всегда жена! Если жить без свекровищи... Мать Рудольфа требует, чтоб он отдавал ей всю зарплату, а мне – ни копейки. Зато я должна кормить боггартов, выгуливать, чистить клетки... Меня заставляют выполнять все обязанности домового-эльфа. А домовые в Лестранг-холле – пьянчужки, и когда я покруциатила нерадивого слугу, мать Рудольфа устроила мне разгвоздяй, что я порчу ее прислугу. Свекор и шурин Рабастан примчались на помощь свекровище и высказали все, что они обо мне думают. Маменькин сынулька Рудольф начал подгавкивать, а когда завозмущался еще и недокруциаченный эльф, я не выдержала, пришлось применить боевую магию. Creo Armor Astringeo. Наколдовываются пять хлыстов из палочки, обвивают оппонентов, но одному магу неудобно управлять сразу пятью плетками, так что я наколдовала полутораметровую серую когтистую руку, выросшую из пола, и присоединила к каждому пальцу концы хлыстов. Полюбовавшись, как ручонка трепещет пальцами и мотыляет привязанными чуваками, я аппарировала сюда! – Ты привязала вниз головой свекровь, свекра, Рудольфа, Рабастана и домового? И они до сих пор там привязанные висят??? – восхитился папа. – У них есть еще два эльфа, отвяжут. – сказала Белла. – Как это ты их всех одна колданула? – недоверчиво прищурилась я. – Они ж у себя дома палочки с собой из кухни в зал не таскают. А у меня была при себе палка. – Белла, а ты что думала? Ты пошла жить в семью своего мужа, ты должна научиться сосуществовать с ними – это и есть брак! – высказалась мама. – Ты должна вернуться к мужу, Белла! Не придуривайся, Белла, нечего тебе здесь делать, у тебя есть муж. – Как ты меня не любишь! – заголосила Белла. – Так радовалась, что спихнула меня замуж! Видеть не хочешь, жить со мной под одной крышей не хочешь! – Белла, ты еще не понимаешь, у тебя жизненного опыта нет – так меня послушай! Муж – он в жизни один бывает! Ты должна сохранить семью, как бы это ни было тяжело – где ты другого найдешь? Аппарируй домой, Белла, помирись с Рудольфом и свекровью, пока не поздно! Я тебе добра желаю! – Будешь ждать, что Рудольф к тебе сюда сам приползет извиняться? Не надейся. Я так понял из твоего рассказа, что ты первая начала скандалить. – Папа, тетя Альбина, я туда не вернусь! – Да Рудольф и миссис Лестранг тут ни при чем, это их боггарты Белле на нервы действуют! – заявила я, закуривая. – Каждый день ухаживать за существами, превращающимися в то, чего ты больше всего боишься! Ни один нормальный человек долго не выдержит. – Я ж тебе говорила, я вижу боггартов в образе пушистых зверьков, на кошку похожи, только мордаха остренькая. Я ничего не боюсь. – Белла закинула ногу на ногу, проводя пальцем по коленке, украшенной портретами «веселого Роджера». После обеда явился Барти со своей панацеей – я пригласила его за компанию в картинную галерею на выставку работ местных художников, и немедленно попался на глаза Белле. – Здравствуй, Люциус, – удивленно произнесла она. Прищелкнув языком от досады, я ухватила Барти за руку и поспешила аппарировать, а вернуться домой постаралась попозже, чтоб избежать Беллиного неуместного любопытства. Отношения моих родителей с Малфоями еще не достигли рекорда семейств Монтекки и Капулетти, но мы уже давно не виделись с тетей Эльзой и дядей Абрахасом. Мама с папой, конечно, думают, что я общаюсь с настоящим Люциусом, и на вопросы о малфоевских родственниках Барти приходилось импровизировать. Творения лондонских живописцев не впечатлили. Один жрец Бахуса наклеивал на картон глиняные фигурки (преимущественно изображавшие толстяков с бутылками) и битое стекло, а второй нарисовал штук 50 полотен 2х3 м – образинка Христа над торчащими из земного шара руками, колосками, грибом взрыва атомной бомбы и огненными крестами. Словом, полное отсутствие интеллекта. Уличные художники, рисующие портреты прохожих и пытающиеся продать им пейзажики, рисуют профессиональнее. Я тоже не ходила в художественную школу, но визуально могу отличить профессиональную передачу светотени от аляповатой мазни. – Барти, а в кого превращается твой боггарт? – спросила я, когда мы после выставки сидели в баре на Диагон-аллее. – Мой боггарт превращается сразу в три предмета: швабру, тряпку и поганое ведро, и при этом орет человеческим английским голосом: «Помой полы!» Я посмеялась, потом спросила: – А честно? – В дементора, – Барти капризно наморщил нос, размешивая пиво соломинкой. – Эта нежить на Империо не поддается. А патронуса я до сих пор создавать не научился. Нет у меня хороших воспоминаний. Мне вспомнилось 26 сентября, как на 25летии Люциуса справа от меня сидел Снейп, не поднимая головы от тарелки, а слева – Барти, под столом касаясь меня коленкой, а Люциус и Белла пытались заставить своих патронусов драться. Белла создала патронуса в виде пантеры, а Люциуса защищала гарпия. Он сказал, что это воспоминание о его первой любви. Наверно, Барти тоже вспомнил драку патронусов, хлебнул пива и произнес: – А ты не можешь стать моим патронусом. – Он выплеснул остатки пива через плечо и уставился на меня, глаза как пятаки. Точеное малфоевское лицо рваной раной разрезала юродивая улыбка. – Я просто так спросила, – сбивая пепел в пустую консервную банку, сказала я. – У всех боггарт в кого-то превращается, а вот Белла утверждает, что видит боггартов в их настоящем обличье. После полуночи мы аппарировали в мою комнату. Ассасин глотнул из флякончика свою панацею и упал в мои объятия. – Барти, – сказала я, озвучивая принятое решение, – я тоже хочу стать Жрицей смерти. – Зачем? – Барти, я же вас всех знаю. У вас там филиал Слизерина. И твоя информация мне импонирует. Я тоже хочу бить маглов и мракоборцев. И мне уже целых 20 лет, пора на работу устраиваться. – Я откинулась на стуле, положив ногу на ногу и изогнув запястье с зажатой между пальцами сигаретой. – Представь меня Вольдеморту, Барти. – Нарси, каждый из нас ежедневно рискует погибнуть, травмироваться, в тюрьму загреметь, тебе там делать нечего! Ты – хрупкая, нежная, какой из тебя боевой маг! И не проси! – Мне интересно! – Нет! Не проси меня! Мне себя не жалко, но свою любимую женщину я не приведу к террористам! – Барти... – протянула я. – Ты обещал. «Всё для тебя сделаю». Я хочу вступить в орден, возьми меня с собой. – Как татуировка загорится, я аппарирую к тебе, прихвачу тебя на заседание. И не говори, что не предупреждал! Попрощавшись с ассасином, я направилась в ванную, и тут из соседней комнаты выскочила Белла: – Какого бэна лорд Люциус Малфой откликается на Барти? – А ты подслушивала? – озверела я. Белла вздохнула: – Ну не умею я чинить разрушенные стены. Я повесила иллюзию. Вам всем кажется, что стена целая, а мне сквозь иллюзию все видно. – Ты разрушила стенку??? – Тетя Альбина меня обратно к мужу выгоняла, пока ты с Люциусом в картинную галерею ходила, мы с твоей мамой немного поругались, знаешь же – я человек вспыльчивый, бросила в мачеху Перкуссио, тетя Альбина отфутболила мой удар, и оно в стенку попало. Белла сняла иллюзию, и открылась внушительная дырка в потрескавшейся стене. – Уже никакой магией не восстановишь. – изрекла я, проинспектировав степень разрушения. – Надо каменщика нанимать! – Нарси, так это ты Крауча в Малфоя превращаешь? – веселилась сестричка. – Как это он соглашается, а? И давно у вас такой необычный роман? – Белла! Знаешь что?! Мама права! Возвращайся к мужу!!! – Среди ночи из родного дома выгоняют! На шум босиком пришлепала заспанная мама в ночной рубашке, но вооруженная волшебной палочкой: – Нарси, доченька, давай ее в Лестранг-холл отправим! Мы синхронно вытащили палочки, нацелились в Беллу и хором гаркнули: «Apparo Finite Alias!!!» Белла дезинтегрировалась. На следующий день Барти явился в своем настоящем обличье. Были сумерки, я штопала носки и слушала Милен Фармер, когда он свалился передо мной и объявил: – Вольдеморт вызывает! Пойдем бить маглов! Его татуировка полыхала. Он схватил меня за руку и потащил двойной аппарацией. Мы оказались на магловском кладбище. Вдалеке наблюдались контуры деревенских изб. Дальше всего от фермерских поселений стоял высокий каменный дом унылого вида, практически на территории кладбухи. – Барти, а где мы? – спросила я. – Мы в пригороде. Точнее, это уже Лондоном не считается. Это цитадель Вольдеморта. То тут, то там среди крестов и надгробий возникали ведьмаки в черных плащах с капюшонами. Я вертела головой, пытаясь идентифицировать Люциуса, но его здесь не было. Барти здоровался направо и налево, я по голосам и очертаниям фигур под балахонами опознавала знакомых. По дорожке между могил к нам приближался высокий, видный мужик старше нас всех разика в два. Бледное лицо со следами былой красоты, застывшее, как злобная маска, короткие черные волосы с проседью. Справа от Вольдеморта шествовал Люциус в расстегнутом плаще, являвшем на поглядение серый свитер и голубые джинсы с развеселой аппликацией, изображавшей тянущуюся к его ширинке черную когтистую руку. Его белокурые волосы змеились на воротнике черного одеяния, капюшон болтался сзади. Я диссонировала – явилась в чем была, т.е. в черных джинсах и свитерке в розово-черную полоску. Все отвесили поясные поклоны Вольдеморту и его заместителю. Барти схватил меня за шиворот и пригнул. Том Марволо Риддл окинул адептов взором: – Пойдем в магляцкий стрип-бар. Барти, кого ты привел? – Это Нарцисса Блэк, чистокровная, некромант, она напросилась. – Ты зачем пришла? – Развлечься. – невозмутимо ответила я. Вольдеморт воззрился на меня. Я покрылась ледяными мурашками – словно его глаза сделали мне трепанацию и липкие ледяные пальцы шуруют в моем мозгу, выясняя истинную мотивацию: «Быть рядом с Люциусом. Работать с ним вместе – может, удастся его охмурить, заставить его обратить внимание на меня. Напроситься к нему в напарницы. Защищать его, если надо будет.» – Джентльменским набором владеешь? – спросил председатель. По жухлой траве прошуршала последняя ящерица – на свою беду, возле моих кроссовок. Поймав рептилию с помощью Акцио, я посадила ее на ладонь и ткнула палочкой: – Engorgio! Ящерица выросла. Я посадила ее на надгробную плиту, при попытке бегства подимперила и заставила прыгать и делать сальто. Показательно покруциатила и заавадила напоследок. – Ну, животненьких мучить, – высказался Вольдеморт, – и сквиб сможет, а ты мне кого-нибудь из присутствующих покруциать. – Кого, господин председатель? – невинно хлопнула ресницами я, нацеливаясь на Снейпа – чувствую я в нем какое-то заподло, но Вольдеморт ухмыльнулся: – А Малфоя. – У меня не получится. – отреклась я. – Салазар великий! Барти, ну кого ты притащил? Ты думаешь, мне тут нужны экзальтированные девицы, которые пришли не работать, а охмурять адептов? Вы что, меня за идиота держите? Круцио... Я умею круциатить мышей и пауков. Но я недооценивала, что такое Круцио на самом деле. Круцио – это миллион раскаленных игл, впивающихся в каждую клеточку. Круцио – это удары невидимыми молотками в металлических подковах. Круцио – это ощущение, что все внутренности рвутся на кусочки. Сосуды в глазах полопались, брызнули слезы. Я рухнула навзничь и разбила подбородок об угол могильной плиты, царапая землю и ломая ногти. Я насквозь прокусила себе язык. Шатаясь, я поднялась, рот наполнился кровью, я захлебывалась и отплевывалась, пытаясь сфокусировать взгляд сквозь красную пелену и слезы. До меня донесся голос Вольдеморта: – А теперь пошли маглов бить. Девку заавадить... – На ней даже крестраж не сделаешь. Господин председатель, в крысу можно трансфигурировать, – предложил Люциус таким голосом, каким говорят: «Почисти картошку». Я опять полетела на землю и не смогла подняться. Меня сдавило со всех сторон, словно по мне проехался поезд. Проморгавшись, я обнаружила, что превратилась в жабу! – Господин председатель, а можно я ее себе заберу? Мне тут зелье заказали – нужно сердце жабы! – Да, конечно, Снейп, бери! Обладатель коричневых ботинок шагнул ко мне и схватил мокрыми холодными пальцами, так сдавив, что мне показалось – сейчас из меня внутренности во все стоны полетят. Я вознеслась на уровень пояса адепта и лицезрела уже не ботинки, а животы Жрецов, заметив, что Люциус нагнулся и прихватил мою палочку. Все начали аппарировать. Снейп засунул меня в душный тесный карман рядом с волшебной палочкой и направился в маглятник. Мы оказались в подворотне напротив магляцкого стрип-клуба со здоровенной вывеской: «Дамский сабантуй. Гость вечеринки – стриптизер Демон. Мужчинам вход разрешен только после часу ночи». Я выглянула из кармана – пока ведьмаки топтались перед дверью, а я от боли в прокушенном языке квакнуть не могла, Снейп стукнул меня по голове, загоняя обратно в карман. Я взвизгнула и спряталась, но тут же снова высунулась. Ведьмаки подимперили охранника и бесплатно заявились в темный, освещенный только мерцающими разноцветными огоньками стрип-бар. – А может, по маглушке себе подцепим? – предложил Гойл. Жрецы смерти завертели головами. Маглушек тут действительно было немеряно, но присутствовали преимущественно толстожопые челночницы, глотая водяру и пялясь на сцену, где плясал накачанный ниггер-стриптизер в желтых трусах и ботинках. Маглушки в возрасте до сорока были представлены за двумя столами – там заседали кадры из фильма «Атака клонов» – крашеные блондиночки-стюденточки с уродскими завивками, в миниюбочках, свитерках повыше пирсанутых пупков и высоких сапогах. Все оголтелое бабьё с воплем: «Мужички пришли!!!» повскакало с мест и ринулось к колдунам. Чернокнижники малёхо офигели. – Молодой человек, можно с вами познакомиться? – Молодой человек, вашей маме нужна невестка? – Мужик, потанцуем! – Юноша, угостите даму сигаретой! – Молодой человек, а как насчет на брудершафт? Люциус отшатнулся от толстой, поддатой, воняющей пОтом из небритых подмышек челночницы в блестящем платье на бретельках, поднял свою палочку и произнес неведомое мне доброе слово, и все маглушки враз оказались голые. – А-а-а-а-а-а!!! – дружно завопили маглы, перекрикивая диджейскую музычку. – Я передумал, – сказал Гойл, – тут смотреть не на кого! – Incineratius!!! Разносите тут все к чертовой матери! – рявкнул Вольдеморт, направляя палочку на сцену. Из председательской палки вырвался огненный шар и понесся в сторону сцены, плюя во все стороны горящими стрелами-протуберанцами. Сразу пятнадцать протуберанцев вонзились во вспыхнувшие стены. Маглушки с криками повскакали и заметались, переворачивая столы. Шар Вольдеморта поразил шест ниггера-стриптизера, и плясун забегал по сцене, наконец, прыгнул в зал, а Люциус поднял мою палочку и неведомым мне заклинанием создал плеть, размахнулся, и хлыст обвился вокруг ноги визжащего стриптизера. Ниггер упал, вопя и дрыгая свободной ногой. Люциус потащил его и с размаху водрузил на стол крашеных студенток. Колдуны стояли в дверях, не пуская мечущихся маглов на выход. Руквуд и Эйвери применили Вингардиум Левиосу, и стол с пятью бухими челночницами вознесся под потолок, а клиентки богоугодного заведения с криками попадали на пол. Подимперенный охранник в ужасе перебирал ногами, но не мог сдвинуться с места. В зал ворвались представители администрации клубешника. Нотт промобиликорпусил их через зал и приклеил к столу, а Розье перевернул стол. Вцепившиеся в ножки стола менеджеры, как в лодке, взлетели под потолок, и Крэбб столкнул летящие столы: стол с администрацией и пустой стол, а Барти одним взмахом спустил все это сооружение на пол. – Пойдем, надоело, – обронил председатель, и ведьмаки строем отправились на улицу. Орава голых маглов ринулась на выход и разбежалась по улице, распугивая прохожих. Снейп устремил палку ввысь и сказал: – Morsmorde! Из палочки вылетела черная метка – ухмыляющийся черепастик со змеючкой, и взлетел в темное небо над магловским клубом. – А я надеялся, выпьем, с девками познакомимся, – пожаловался Гойл. – Сам обломался, – ответил ему Эйвери, – не видишь – председатель в буйном настроении. – А я в лирическом, но чего ради высокоуважаемого начальника не сделаешь! – это Люциус. – Господин председатель, по домам? – спросил Макнейр. – Я лично домой, желающие могут поискать нетронутый клубец, если есть магляцкие деньжонки. Вольдеморт исчез. – Люциус, ты с нами? – Нет, Гойл. – Не понял – ты ж на днях с твоей окончательно расплевался? Так пошли. – Гойл, гуляй. Крэбб, Гойл и Розье попрощались с сотрудниками и втроем направились бухать и знакомиться с маглушками, Барти, Руквуд, Эйвери, Макнейр и Нотт разаппарировались кто куда, остались Люциус и Снейп. Платина и бриллианты ярче сверкают на черном фоне. Малфой явно не спешил, сунул обе палочки за ремень джинсов с пряжкой в форме дракона, закурил и задумчиво уставился перед собой, предаваясь созерцанию вечернего Лондона. Похожий на ворону чернокнижник прогнусавил: – Пойду домой, у меня заказ, мне зелье варить... – его липкая холодная рука, на вкус как страх, совершила путешествие в карман и извлекла меня. Я затрепыхалась, дрыгая зелеными пупырчатыми лапками, а Люциус, скривив губу, произнес: – Снейпуля, подари трофей другу детства. – Мне зелье варить! Там сердце жабы надо! – В ведьмоптеку прогуляйся, Снейпулька. Что, дико извиняюсь за каламбур, жаба давит? – А ты мне оплати стоимость жабки, тогда пойду себе новую куплю. Всего два галеона! – Ешь не обляпайся! У меня пять – сдачи не надо! У Малфоя руки были теплые, а карманы в джинсах были декоративные, и ему пришлось тащить меня, прижимая к груди. Я съежилась в его ладонях, посматривая своими жабьими глазками снизу вверх. Люциус – воплощенный портрет Дориана Грея, перфекционист, гедонист, сибарит, белый цветок зла с печатью интеллекта, озаряющего его высокое чело потомственного дворянина светом одухотворенности, вейла с волосами цвета струящегося белого золота, лучисто-серыми глазами, точеными чертами породистого бледного лица, алебастровой кожей и голосом цвета мечты, золотой ключик от моего счастья. Он аппарировал под дверь моего дома, позвонил, открыл эльф. – Лорд Малфой! – пискнул слуга. – Чем обязаны? – А где тетя Альбина? – Барыня уехала к госпоже Вальпургии, давно уже, сэр! – Я не знал. А где дядя? – В своем кабинете, сэр. Барин купил у палача отрубленную голову и заставляет говорить, ему очень интересно, не велел приближаться к двери кабинета под страхом Круцио, но если прикажете, сэр Малфой, я позову... – Не надо, проведи меня наверх, я подожду, скажешь, когда дядя освободится. – Да, сэр Малфой. Люциус отпустил эльфа, добрался до моей комнаты, открыл с помощью Confringo (у меня блокировка на Алохомору стоит), зашел, посадил меня на диван, сам сел на пол и, глядя мне в глаза, тихо взвыл: – Теперь поняла, во что ты вляпалась, лягушка-путешественница??? «Развлечься!» Развлеклась! Дурочка, какая же ты дурашка... Transfiguro Humanito! С молчаливым криком я свалилась на пол – меня рвало на куски, кожа вспухала под натиском растущих органов, кости выкручивало, голова нестерпимо зудела – отросли волосы. Самое интересное, что стараниями Вольдеморта я трансформировалась вместе с одеждой, и прикид не вступил в реакцию с моим организмом. Люциус рывком посадил меня на кровать и отбросил волосы с моего лица. – Ненормальная, такая же чумная, как дядя! Понравилось? Как тебе моя работа? Сам жалею, что трудоустроился, а из ордена уйти можно только в гроб! Как тебе Круцио? Еще хочешь? Я нечленораздельно замычала распухшим во рту языком и потянулась к своей палке. – Что у тебя с языком, прокусила? Я кивнула, активно тряся головой. – Тебе нужно заживляющее зелье, – сказал Люциус, поднимаясь. – Щас позову эльфа – они у вас хоть варить умеют? А есть из чего? Я мотнула бошкой и снова попросила жестом свою палку. Он вернул мне орудие труда, я невербально рявкнула Flagrate и написала палочкой в воздухе: На кухне, три дня назад варила! В холодильнике в белой кастрюле! Огненные буквы через минуту растаяли. Малфой кивнул и воспользовался Акцио. К нему прилетела кастрюля, он оглянулся, буркнул Phasere Excassus – основное заклинание Креативной Трансфигурации, наколдовав стакан, плеснул мне зелья и отправил кастрюльку обратно в холодильник. Я глотнула обжигающе ледяного зелья и закашлялась. Распухший язык обрел нормальную конфигурацию. Облизав с десен остатки зелья, я просипела: – Не ожидала, Малфой, чего это ты добренький такой сегоднячко? – Пожалел тебя, дурищу, а зря. Ты ж, блин, моя сестра! Как увидел тебя под Круцио – очень ярко представил на твоем месте себя. У нас председатель уже каждого за разные подвиги покруциатил, кроме меня. Я кивнула: – За то, что я отказалась тебя круциатить? – Ума не приложу, за что буйный и гнусный Вольдеморт приказал тебе меня проклясть. Кажется, повода не давал. – Потому что он окклюмент. Он заглянул в меня и прочитал, что я пришла... – «Развлечься», блин. Я тоже так ему сначала сказал – развлечься. Развлеклась, Нарцисса? – перебил он, повторяясь, но я продолжала: – ...я пришла, чтобы быть рядом с тобой. Видеться с тобой на работе, как он озвучил – «адепта охмурять». – Из-за меня, ты... – открыл рот Люциус, но я, догадываясь, что он снова обзовет дурой, продолжала: – Ты забыл, а я помню – тебе было 17, а мне 12, я вырезала на руке твое имя, ты сказал: «Подрасти сначала», я выросла. И попросилась в ваш орден, чтобы работать с тобой вместе и добиваться твоей взаимности. – Ты недооценивала, сама не понимала, куда напрашиваешься, предлагая свои услуги Вольдеморту, – опять затянул Малфой, не выходя из образа озабоченного моим здоровьем и благополучием двоюродного брата. – Я вас всегда адекватно оценивала. Я всегда говорила, что вы гопники. Тут мне припомнилась реплика Гойла – что Люциус с какой-то очередной пассией расплевался (обычное дело – ни одна девица не задерживалась у моего кузена дольше месяца). Чему душевно рада – открывается полигон для боевых действий. – Мы еще хуже. Тебя сегодняшний инцидент ничему не научил? – Научил. Передай мне сигареты, пожалуйста, так к Вольдеморту вашему бежала, что дома забыла. Так вот, – гнула я свое, закурив и кладя зажигалку на стол, – ты знаешь, что я тебя люблю и пойду за тобой хоть к Вольдеморту. А я знаю, что ты свободен. – Только не бегай за мной больше в орден, лягушка-путешественница. Ты думаешь, мне будет приятно обниматься-целоваться с ЖАБОЙ??? Я с силой раздавила недокуренную сигарету в пепельнице. – Ты что за палкой потянулась? – Заавадиться собственной палочкой, может, легче станет... – горько шутканула я. – Бешеная! – сказал Люциус и потянулся отобрать у меня палку. Я перебросила орудие труда в другую руку, он продолжал тянуться, поймал меня за запястье, я попыталась вывернуться, и намеренно свалилась спиной на диван, увлекая его за собой. Он на провокацию не поддался и сел рядом, вытащив из кармана резинку и привязывая волосы на затылке, предоставляя мне возможность авадиться собственной палочкой. – Распусти, – потребовала я, – тебе так лучше! – Сам знаю. На голове воронье гнездо, а расчески нет. – Давай я тебя сама причешу. А потом ты меня. Я вытащила расческу, он отвернулся, я с наслаждением запустила руку в его мягкие длинные волосы, погладила по шее и забралась пальцами за воротник. – Мы причесываться будем или массаж делать? – Я могу и массаж. – Потом. В смысле не сегодня. Я устал. А тебе после всего не лень? – спросил Люциус, наклоняясь назад и опираясь спиной мне на грудь. Я обняла его за шею и прижалась щекой к его затылку. – Мне не лень, – прошептала я. – Так причесываться будем? – Это ж ты ничего не делаешь. Я вцепилась в его свитер и заставила нагнуться ко мне, благодарить было больше нечем, кроме поцелуя. Мое тело – это его подарок, а то бы я в виде жабы погибла под разделочным ножом Снейпа.
Плакса Миртл : Глава 5. Мракоборский участок Мы с Люциусом отправились в бар «Ядовитая Роза» на Дрян-аллее. Тут нам наперерез коршуном вылетел Барти – он в этих барах регулярно зависал, а тут меня случайно увидел: – Циссочка, ты жива! – Мне Люциус помог. – сказала я и демонстративно взяла кузена под руку. – Лорд Малфой, а как вы сняли заклятие Вольдеморта??? Он же проклинать лучше нас всех вместе взятых умеет... Никто не может отменить его порчу... – А я не просто так его зам. Барти перевел взгляд с Люциуса на меня и выпалил: – Не тяни щупальца к моей девушке! – Ее Риддл и Снейп убивали, а ты стоял рядом и трясся от страха! – сказал Люциус. – А что я мог сделать? Я сказал, не тяни к ней свои псевдоподии, я – ее любовник! – Не можешь отпустить свою бывшую? Я беспомощно кусала губы. А что сказать? «Мне нравился ты, но за мной ухаживал он»? Люциус прищурился, скрестив руки на груди: – Ага, вот и продемонстрировал на практике, какая ей от тебя польза. А тебя же одну нельзя никуда отпускать – опять что-нибудь натворишь, а меня не будет рядом, и будет некому тебе помочь... – он обнял меня за талию. – Пойдем в «Розу». – Ты – третий лишний! Ты Нарциссе вообще не подходишь! Да! Ты – не ее человек! Тебе для нее чего-то не хватает... Чего, чего? Куража! – Я спас ей жизнь, а ты, мозгляк, ей больше не нужен! И стал бить ему морду. Барти молчал и прикрывался руками. Люциус расквасил ему губу, подбил глаз, когда из Бартиного носа брызнула кровь, я попыталась оттащить Люциуса: – Не бей его! Хватит! Ассасин размазал кровь по разукрашенному фэйсу. Люциус отступил на шаг, стирая Бартину кровушку с разбитых костяшек пальцев, и прохрипел: – Я ему морду бъю, а он не защищается, стоит, прикрываясь руками. По-моему, ты уже для себя решила, что между вами все кончено. – Пойдем! – я потянула Люциуса за рукав, и тут Барти с отчаянным воплем кинулся вперед, оттолкнув меня, и ввампирился Люциусу в лицо, намереваясь глаза выцарапать. Ведьмаки сцепились, а я ухватила ассасина за косуху: – Барти, успокойся! – Вот убъю его и успокоюсь. Вокруг дерущихся ведьмаков собралась толпа народа. Кто-то закричал: – А-а-а, убивают! Вызовите мракоборцев! Мракоборцы не заставили себя долго ждать. ...В мракоборском участке сегодня был знатный улов. В общей камере сидели: три тролля, два вампира и молодой алкоголик-анимаг – даже будучи принудительно трансформирован в человека, отказывающийся сообщить, как его зовут и с кого взимать штраф за его художества. Открылась дверь КПЗ, и в камеру загнали еще двух колдунов в полном неадеквате. Оба сверкали кровоподтеками и оглушительно орали: Барти: – Я вам всем еще покажуууу! Мой папаша вам всем головы поснимааааает! Люциус: – Не имеете права препятствовать культурному досугу золотой молодежи! – ДокУментов нету, – прогнусавил загнавший вопящих ведьмаков мракоборец, – завтра с вами разберутся... Тролли не отрывались от своего занятия – резались в карты. Вампирам склеили челюсти скотчем, а на запястья нацепили наручники. – Адрес Малфой-мэнор я вам уже сообщил, ибо заинтересован в скорейшей идентификации моей личности и возвращении моей конфискованной палочки, – крикнул Люциус мракоборцу вслед. – Меня отец вытащит, – мутно взглянул на спутника Барти, – но лучше тут в троллятнике сидеть, чем домой. – Попадая в подобный антибомонд, изображать из себя комильфо – это моветон. Сколько сброда! – возопил Люциус, так стремительно обернувшись, что хлестнул Крауча волосами по лицу, – Справа тролли, слева вампиры, так еще и Сириус Блэк. За что сидишь? – Ик! – ответил анимаг, выковыривая блох из буйной головы. – Сириус, ты тут давно? – ухмыльнулся Барти. – Ик! Ик-ик. Я день библиотекаря отмечал. Лежу в парке возле фонтана, отдыхаю. Ик! Идут маглы, вызвали мне скорую помощь – ой, молодому человеку плохо. Я, ик, превратился в собаку и их покусал. Они разбежались. Идут тролли. Говорят, собачка, возьмем на шашлычки. Ик! Я прыг в фонтан. Они за мной. Я в себя преврати... ик! Тут мракобо... ик! – Ну прости, паря, не знали, что ты анимаг, – сказал старший тролль. – Мы анимагов не кушаем. – Вот и повязали нас всех, – сказал средний тролль. – Что на глазах маглов общественные беспорядки... А мы только шашлычки сделать хотели! – Ходи с пикей! – сказал младший тролль. Вампиры молчали – у них рты были скотчем заклеены. – Я им не сказал, кто я такой. А то оштрафуют за анимагию без лицензии. А вы за что сидите, ик? – Мы подрались. Доморощенный Отелло предъявил претензии к моей девушке, доблестно пытавшейся нас растащить. – Ты знаешь, Нарцисса мне не сказала, что меня на тебя променяла! – Барти, место занято, – отозвался Люциус, вытирая кровь с расцарапанной щеки. Ассасин уныло моргнул заплывшим глазом. Люциус показал ему средний палец, Барти горестно отмахнулся. – Гы, ик, кузину Нарси не поделили, – поразился Сириус. – Но когда Барти изрек, что мне куража не хватает, я ударил его вот сюда, прям посреди Дрян-аллеи. Какой-то доброхот заботливо вызвонил по мобильному незамедлительно приаппарировавших мракоборцев. – Мы не успели аппарировать, они создали вокруг нас антиаппарационный барьер, – добавил Барти. – А я аппарировать не люблю. Я лучше в собаку превращусь и убегу. – Люциус, а ты бы хотел быть анимагом? – Барти, приколи, я и в человеческом облике себе нравлюсь. – откликнулся длинноволосый представитель расы вейл, одетый как на прием к королеве в Букингемский дворец, диссонируя синяками. – А с этими у меня много общего, – Сириус мотнул блохастой головой в сторону вампиров, – они тоже без лицензии. Жалко мне вас, ребята! Освободил бы. Aperirtum... – Без палочки наручники не снимешь, жалостливый, – сказал Барти. – А что ж ты, Блэк, лицензию не оформил, – сказал Люциус. – Она дорогая. Меня жаба задавила!.. – Нищенский Блэковский менталитет, – сказал Люциус, зажав пальцы правой руки в левом кулаке и прижимая эту конструкцию к подбородку, а длиннющая белобрысая прядь упала ему на глаз, закрывая пол-лица. – А жаль, что у нас в ордене нет анимагов, – сказал Барти. – Полезная способность, скажи, Люциус? – Есть, ты что, не знаешь, Питер – крыс! – Какой Питер? При чем здесь Питер? – вскинулся Блэк. – Питер тоже к нам на работу устроился, не всем же праздно шататься и пьянствовать, как ты! – ответил Барти. – Ты что, не знаешь, где Петигрю работает? Все мозги пропил! – Питер – личный камердинер Вольдеморта! – информировал Люциус. Тут открылась дверь, и ввалились два мракоборца, а за ними знатный министерский чинуша Бартемиус Крауч, крича: – Нет! Мой сын не может быть хулиганом! Это не он! Это не мой Барти! Это кого-то другого арестовали и он обозвался именем моего сына! Барти не мог... – Здравствуй, папа! – обреченно поднялся Барти. – Протокол о задержании уничтожить, – прошипел Крауч, – слышали? Если не хотите с работы полететь! Всех поснимаю, погоны поотрываю! Барти здесь не было! – И меня! – вскочил Люциус. – Барти, пошли домой! И ты, вейла лохматая, вон отсюда! Протокол спалить, при мне! – рявкнул Крауч-старший на дежурных. Он вывел Барти и Люциуса на улицу (мракоборский участок был так заколдован, что туда можно было аппарировать, а оттуда – нет), ухватил наследника за руку и поволок домой, а Люциус отбыл в Малфой-мэнор. * * * – Ты почему аппарировал через три часа после вызова? Ты уже позволяешь себе игнорировать вызов начальства! – Вольдеморт выскочил из-за обеденного стола, дожевывая котлету. Лакей Питер Петигрю, мывший посуду, обернулся на Барти и, сочувственно закатив глаза, выразительно скрутил мыльную губку – «вот что с тобой щас будет!» – Меня отец подимперил, господин председатель, я не мог под Империусом аппарировать. Какие будут распоряжения? – кланяясь в пояс, спросил Барти. – Я поручил всем адептам снять у себя в домах антивандальные заклятия на магические параметры сотрудников. – Но сэр, у нас антивандальные папа ставил, их только он отменить может! Как говорит папа, на создание антивандального его вдохновило утверждение Брэма Стокера, якобы вампир не может войти в помещение без приглашения. Конечно, это суеверие не выдерживает критики, но он воспользовался именно этим принципом. Поверьте, сэр, я не знаю, как дезактивировать папашино изобретение. Только действие описать могу, но это взгляд со стороны. – Ну опиши, интересно. – Во дворе у нас висит антивандальное по принципу утраты прямохождения. Если некто зайдет к нам во двор без папиного приглашения, он не сможет перемещаться на ногах. Только на четвереньках. Но если все-таки доползет – дом его «выплевывает» по заданной траектории в объятия Железной Девы. Этот агрегат у нас в подвале установлен, под антикоррозийным заклинанием. Закогтит пришельца стальными руками и протыкает выходящими из груди лезвиями. Вольдеморт не поверил! А когда доверия нет, председатель применяет окклюменцию. Заглянул Барти в мозги, где обнаружил злодейский план! Украсть палочку Люциуса. Из палочки Люциуса заавадить какого-нибудь мракоборца и подбросить зааваженный трупешник в мешке в подвал Малфой-мэнор, после чего вызвать по этому адресу мракоборцев. Вольдеморт не позволит расправляться со своим ближайшим помощником! Но он не стал вербально вразумлять Барти, что-то ему объяснять, запрещать, а молча стер ему часть памяти. И тут Вольдеморту стало интересно: за что это Барти решил расправиться с Малфоем? Он продолжал ковыряться в сознании ассасина. Вытащил из буйной головы еще один план: ночью проникнуть в Малфой-мэнор, в комнату Люциуса. Авада Кедавра слишком театральна, эта показуха с зеленой вспышкой разбудит домочадцев. Декапуто – эффект парящей гильотины тоже не подходит: грязь, кровь... Сектумсемпра отпадает по той же причине. Суффокатус слишком длителен – пока объект странгуляционной порчи будет задыхаться, хрипя и метаясь по комнате, тоже кто-нибудь проснется и прибежит. И хотелось бы безболезненно отправить на тот свет коллегу по Жречеству. Барти выбрал старое доброе Империо и немотный сглаз. Наложить на Люциуса порчу «Помощь лысому», а когда отрастет мешков десять волос – утопить Малфоя в мешке и занять его место! Барти знал, как отнять палочку, посадить в мешок: Люциус – не окклюмент, не способен защищать свое сознание от вторжения, сопротивляемость Империусу никакая. Но он был вынужден отказаться от плана: в оборотном зелье нельзя использовать волос мертвеца. «То, что люди считают себя обязанными думать, уже достаточно скверно. Но от того, о чем они на самом деле думают, у всех волосы встали бы дыбом», – Вольдеморту вспомнилась цитата из Бернарда Шоу. Он продолжал читать мысли ассасина, за что это Барти так взъелся на зампреда. И тут обнаружил воспоминание, как я заставляла Барти превращаться в Люциуса. Вольдеморт прикольнулся и решил сам попробовать. * * * В этот вечер мне пришло на ум, что у меня задержка менструации на целую неделю. Раньше такого никогда не было. Раньше я ни с кем и не встречалась, подумала я, взглянув в квадратные глаза зеркального отражения. Я сползла на пол и вцепилась себе в волосы. Экстренно замириться с Барти, умазывая зеленкой синяки, поставленные ему моим новым бойфрендом? Он не собачка, а ранимый и неуравновешенный мужик, который меня отфутболит – точно так же, как я сама поступила с ним. Скажет, ушла к другому, желанному-долгожданному – с ним и оставайся. Люциуса я тоже потеряю, как только заикнусь о своей беременности – не нужно быть математиком, чтоб подсчитать сроки. Мне осталось только надеяться, что это ложная тревога. – Барышня, к вам лорд Малфой! – заглянул ко мне домовой. Я вскочила и снова рухнула на место. Может быть, настоящий Люциус, а мог и Барти подъявиться. Через секунду отворилась дверь, и я почувствовала себя уже не Брунгильдой, а Мариной Мнишек. Лжелюциус Второй! Он ввалился, распевая: – А я милого узнаю а по походке!!! – бросил взгляд в окно и злорадно восхитился: – О! Во всем околотке свет вырубили! Займемся любовью, ха-ха. Пришелец думает – я не отличу бриллиант от страза? Я испугалась – неведомо кто, палка наизготовку, а я не успею дотянуться до своего орудия труда. Неужели Барти наподличал – подговорил кого-то поприкалываться? Я вскочила: – Мужик, ты кто??? – Опухла, лапа? Какой я тебе мужик? – Пошел вон!!! – закричала я. Новоприбывшего перекосоротило, но он сообразил, что надо играть роль Люциуса, почти спокойно сказал: – Нарцисса, ты что? – и сделал ко мне шаг, протягивая загребущие руки. – Не прикасайся ко мне!.. – неуверенно воскликнула я, пытаясь вспомнить, кто из них знает, что я сегодня дома одна, сделала прыжок назад и аппарировала на улицу. Луна спряталась, фонари погасли, окна не светились – в Горсвете авария? Я стояла на темной пустой улице в тоненькой водолазке, джинсах и домашних тапках, дрожа от холода и не зная, куда деться. – Нарси! – он открыл окно и, опираясь на подоконник, позвал: – Долго будешь там мерзнуть? Через секунду он тоже аппарировал во двор, накинул на меня свой плащ и повел обратно в дом, обняв меня за талию. Как только он ко мне прикоснулся, я внезапно обессилела и обмякла, еле выговорив: – Я тебя не ждала, ты же должен сейчас быть в мракоборском участке... – Я тебя сейчас согрею, – сказал Лжелюциус. – Contrectatum… Мне стало безумно жарко, и стыдно за мои крики и побег на улицу. Я не смогла отвести глаза, его завораживающе-лучистый взгляд пронзил меня, разливаясь по венам, затопив сознание и растапливая мозг. Он обвил меня руками и привлек к себе, мягко прикоснулся к губам, я запустила руки в копну его белокурых волос. Он показался мне холодным, его движения были механическими, бездушными. Как только он сделал то, за чем пришел, я поняла, что Contrectatum – это либидозный сглаз, действующий не больше 15 минут. Послевкусие от его поцелуев тошнотным отвращением булькнуло у меня в горле. Я приподнялась на локте, дотянулась до пепельницы, закурила, он отмахнулся от дыма, трагически сморщившись – а настоящий Люциус тоже бы схватился за сигарету. Он поднялся, стал натягивать свои вещички. – Мне пора. – Тебя проводить? – горько усмехнулась я. – Не надо, я сам. Лжелюциус Второй попрощался и удалился через дверь – а Барти бы аппарировал прямо отсюда, ибо в моем доме снят антиаппарационный барьер на его магические параметры. Накинув халатик, я подошла к окну задернуть отброшенную им занавеску, глотая слезки и до крови кусая губы. В щелочку штор я увидела, как он вышел из моего дома, поднял палочку, и все фонари зажглись, а окна в соседских домах засветились. Тут мой визитер благополучно превратился в Вольдеморта, сделал несколько шагов прочь и дезинтегрировался – может быть, в бар, может, к себе в дом Риддлов. Я заревела. Нет, завыла.
Плакса Миртл : Глава 6. В ту мрачную ночь у невесты прорезались клыки... Я – классный парень, я – вампир! Я убеждаюсь вновь и вновь – У негодяев слаще кровь! («Король и шут», «Исповедь вампира») Результат моей бурной личной жизни только расстроит маму, а Белла уже все знала, и я позвала ее в гости, решив с ней поделиться: – Белла, я беременна... – Что Барти говорит? Или он еще не знает, да? – Белла, ну какой из него муж и отец? Он не готов к созданию семьи. – Ну – Люциус не жадный, – Белла протянула руку, пытаясь выдернуть из моего уха серьгу (Люциус сменил мои убогие сережки, даже не позолоченные, на тяжелые серебряные серьги в форме черепушек с изумрудными глазками – «цвета Авады», сказал он). – Попроси у него денег на аборт. – Белла, ты мне что советуешь??? Это же без наркоза делается. Типа, женщина должна кричать – они железякой вслепую шуруют, и по этому крику определяют, в ребенка тыкают или кишки выковыривают. Мне Рита Скитер рассказывала. Ты понимаешь, что могут поранить матку и потом вообще не забеременеешь?! – Так что ж ты – бастарда рожать будешь?! – Я предложу ему руку и сердце. Если окажется козлом – все равно сохраню ребенка. – Люциус же знает про Барти. Гы, когда ты рассказала, как он ему морду бил, я поняла, почему Малфой тебе всегда нравился... Как ты его убедишь, что это от него? – Не знаю, – скорбно отозвалась я, давя сигарету в пепельнице и поджигая следующую. – Тебе повезло, что Барти тоже блондин... – Скорее рыжий. – буркнула я. – Это ты у нас альбиноска... Соломоново решение, он – светло-русый. А интересно – Барти же превращался, значит, ГЛАЗА у ребенка будут серые? Или все-таки карие? – озаботилась Белла и ухмыльнулась, взглянув в мои квадратные глаза. – Это Барти у нас думает, что оборотное зелье – это панацея. Оно меняет внешность, а не магические параметры, и тем более не влияет на гены. – откликнулась я. – Гы! А тебя не тошнит? – Откуда у всех это суеверие, что всех беременных обязательно тошнит и на солененькое тянет? – бессильно огрызнулась я. Люциус тоже спросил, не тошнит ли меня. Меня действительно затошнило – от страха, что он мне откажет. – Блин! Предстоит остепениться, превратиться в почтенного патриарха, обрести статус женатика, – без энтузиазма откликнулся он. Наверно, в моих глазах всплеснулся такой ужас, что Люциус, ухмыльнувшись, взял меня за руку и привлек к себе. Я глубоко вдохнула, вцепившись в татухой заклейменное запястье. Люциус переместился в близстоящее кресло, посадил меня к себе на колени, я обвила руками его шею и уткнулась лицом ему в плечо. Почувствовав прикосновение губ к моей шее и ладони к моим волосам, я спросила, не открывая глаз: – Ты меня любишь? – Я хорошо к тебе отношусь. Я победоносно информировала Беллу о согласии кузена создать семью. Сестра не была рада за меня: – Нарси, ты свинья. Он тебе пара. Такой же безбашенный. А ты ушла от него к богатому Малфою. Да еще и выдала свою беременность от Барти за результат трудов Люциуса. Я сжала руки под столом. – Барти мне не нравился. – А Люциус бы тебе нравился, если б он бомжевал, подбирая бутылки по Дрян-аллее? Я не забыла, ты еще с первого класса Слизерина за ним упадала. Уже тогда высмотрела самого богатенького. Определилась. Целеустремленная свинья. А Люциус – обычный мужик, все они – подлецы! Пока ты за ним бегала – была не нужна, как только у тебя Барти появился – сразу Люциус активизировался, надо ж отбить! Да он тебя бросит! Он просто хотел сделать гадость Барти, а тебя он не любит. – Любит! Чтобы доказать Белле, и зная, что родители Малфоя будут не в восторге от кандидатуры бесприданницы, которую полюбил их сынок, я потребовала, чтоб Люциус поклялся. Мы преклонили колени на пол, взялись за руки, я торжественно изрекла: – Поклянись, что женишься на мне. – Клянусь, зная, что того, кто нарушит Непреложный Обет, разорвет на 666 кусочков! – сказал Люциус. Белла прикоснулась палочкой к нашему рукопожатию, из палки вырвался язык холодного пламени и обвил наши соединенные руки. Мы с Люциусом и моя мама отправились оповещать его родню. Дядя Абрахас воспринял известие философски: – Ну что ж, беременна – надо жениться... А мать Люциуса, моя тетя Эльза, ханжески: – Какая современная молодежь распущенная и безголовая! Сразу постель, а потом, когда последствия, тогда бегут в загс. И начала меня пугать, что если я не брошу курить, ее сын на мне не женится – слишком велик риск рождения дауноватого ребенка. Это ничего, что ее сын тоже курит, ему ведь не рожать, а для девушки это развлечение вообще аморально. * * * Вольдеморт планировал похищение знатного министерского чинуши Элджернона Стоунера, начальника отдела тайн, с требованием выкупа. Жрецы не оставляли заложников в живых. Председатель выбрал способом захвата заманивание и такое усыпление бдительности, чтоб чинуша охранников отпустил – эту дипломатическую миссию он поручил лорду Люциусу. Малфой немедленно отправился в Крауч-хаус: – Ты обещал мне выполнять за меня все поручения Вольдеморта! Не заподозри в непочтительности к председателю, но в этот раз он не ту кандидатуру на дело направляет. Ты заседаешь вместе с будущим заложником в Визенгамоте, это задание как раз для тебя! – Подимперь! – лаконично посоветовал Барти. Люциус опустил недокуренную сигарету в пепельницу и обхватил себя руками за плечи, бросив на Барти скептический взгляд из-под упавшей на лицо пряди. Личина рафинированного джентльмена, не желающего мараться на благо орденской казны, превратилась в личинку, признающую, что не владеет джентльменским набором. – Это не мои методы. Когда нужно Империо накладывать – для этого у нас ты. Я жду тебя с сэром Стоунером. Приму от тебя ходячий трофей – может быть, обездвижу и помобиликорпусю к Вольдеморту. – Люциус отбросил волосы за спину и снова взял из пепельницы дымящую сигарету. – Я не собираюсь больше за тебя работать, я в этом материально не заинтересован, – заявил Барти, отклонившись назад и опираясь на локоть. Малфой на мгновение нагнулся к нему, прикоснувшись кончиками пальцев к рукаву Барти: – А если доблестные правоохранители получат донос, что их коллега, заслуженный мракоборец магической Британии, член Визенгамота, убил и ограбил двух чинуш? – Это были самоубийства, – равнодушный взгляд круглых глаз Барти, минуя абрис фигуры Люциуса, лениво скользил по рельефу комнаты, уставленной антикварной мебелью из резного дуба. – Доказано, что первый разбил лбом окно и встал на подоконник, находясь под Империусом, а вниз свалился, получив Круцио и не удержав равновесие. А второй повесился на собственном галстуке, тоже будучи подимперенным. И доказать твои подвиги очень легко, стоит только просканировать твою палочку, сравнивая твои магические параметры с зафиксированными на экспертизе параметрами наложенного на них Империуса. – И только одно не доказано: что это были твои задания, а выручка пошла в орденскую казну, частично досталась тебе за виртуозное исполнение, а мне за мои труды – только бесплатная татуировка. И не доказано Вольдеморту, что ты не мог подимперить обоих покойников, ибо ты не умеешь. А если я предложу ему проверить, владеешь ли ты джентльменским набором? – Доныне у председателя не было повода сомневаться в моей профпригодности, так что я сомневаюсь, что твои инсинуации будут восприняты в ожидаемом тобой ракурсе, – парировал Люциус. – Взаимно, Малфой. На кого ты мракоборцам доносить собрался? Твою писульку не воспримут. Я принадлежу к касте неприкасаемых. – Каста неприкасаемых – это босяки, такие парии, что прикасаться к ним считается позором. А ты возомнил свою персону неприкосновенной, – саркастически поправил Люциус, давя окурок в пепельнице. Подняв глаза, он увидел направленную ему в нос волшебную палочку. Барти лихорадочно облизывал губы, выбирая порчу, но слово «Суффокатус» не успело вырваться из его полуоткрытого рта – на пороге образовалась фигура Виржинии Крауч. – Люциус, чай будешь? – гостеприимно пропела госпожа министерша. – Сынок, а это что такое! Барти был вынужден убрать палочку, а Люциус отказался от чая и покинул Крауч-хаус. Несколько секунд Барти простоял в живописной позе – прижав лоб и ладони к холодному окну, когда стекло помутнело от дыхания-кипятка, он заметался по комнате, не зная, как найти выход переполнявшей его энергии. Он что есть силы врезал ногой по дивану. Когда пружины довыли обиженную песню, Барти уселся с ногами на то место, где только что сидел Люциус, и повертел в руках пачку сигарет, вывалившуюся из заднего кармана джинсов улепетывавшего зампреда. Он вытянул зубами сигарету, зажег с кончика волшебной палочки, затянулся и надрывно раскашлялся. Барти простер руку и несколько секунд отрешенно смотрел, как дымящаяся сигарета превращается в цилиндрик пепла, еще раз рискнул поднести ее к губам, на мгновение задумавшись, как у Люциуса получается так красиво курить и изящно затягиваться. Когда фильтр обжег ему пальцы, Барти подумал, что его жизнь – сплошное безобразное страдание, а саботажник и шантажист Люциус – счастливый, везучий, идет по жизни, смеясь, живое воплощение афоризма «Чтоб у меня всё было и ничего за это не было». Жаль, что я не вампир, – подумал Барти, крутя на пальце тяжелый фамильный перстень, – укусил бы его. А еще лучше – его невесту, сделаю им подарок. Натянув черный балахон со скелетом, завесившись капюшоном и сунув руки в карманы косухи, Барти брел по улице Мерлина, представляя себе мрачную ночь в Малфой-мэнор, догорающие свечи в канделябрах, вдрызг упившихся гостей, и стонущую от боли невесту с прорезавшимися клыками. Пол завален пьяными телами. Дрожащая рука вусмерть пьяного жениха тянется еще налить и расплескивает вино на белое платье невесты, как брызги крови. На нежной шее рвется колье, скрывавшее следы укуса, и жемчужинки, как застывшие слезы печальных служителей боли, брызжут во все стороны, теряясь в темноте. Холодная ночь окутывает протуберанцами ледяного мрака. Пару отводят в опочивальню и оставляют одних. Белокурая бестия развязывает галстук вдребодан нализавшегося новобрачного, облизывает яркие губы и, склонившись, накрывает его длинными прямыми волосами. Острые белые клыки пронзают кожу, язычок слизывает струйку крови. В этот пасмурный день Барти решил стать вампиром. Он знал, что для желающих стать оборотнем существуют два варианта ритуалов, европейский и славянский, совсем не обязательно предлагать свою кандидатуру оголодавшему ликантропу под полной луной. Но стать вампиром можно только одним способом – через укус. Придется подставиться. И он отправился искать, кто бы его укусил. Перед Вэмпайр Стейт Билдинг выстроилась длиннющая очередь со льготными удостоверениями на раздачу кровезаменителя. Вампиры толкались, кричали: – Я тут с вечера очередь занял, всю ночь стоял, куда вперед меня лезешь! – Я тут за женщиной занимал, женщина, скажите, что я за вами стоял! В руках у них были бидоны и пластиковые бутылки. Барти пристроился в хвост очередищи за спинами двух упырей и развесил уши. – А вам не положено! – рявкнула ведьма, стоявшая на раздаче, на небритого вампира. – У вас лицензия просроченная! Сунулся вурдалак с серьгой в ухе, одной рукой протягивая бидон, а второй – документы. – А у вас профсоюзные взносы не уплочены! Вампир, который взносы не уплатил, и вампир с просроченной лицензией побрели с пустыми бидонами. Проходя мимо Барти, они решили: – Пойдем в бар «Голубая мечта», гомосеками прикинемся, склеим какого-нибудь полупидарка и позавтракаем. Гомики – они люди одинокие, искать никто не станет. – А главное – склеить пидараса легко. Только познакомились и сразу трахаться побежали. – А ты откуда знаешь, а? – Понаслышке, конечно! – Ну вот и проверим, так ли это легко, как ты говоришь! Вампиры не аппарируют, они пешком ходят. Барти переместился ко входу в гейский бар (аппарировать можно только туда, где ты уже был, а Барти ходил только на женский стриптиз). Заглянув внутрь, убедился, что с утра в заведении скучают только бармен и охранники-амбалы. Взял себе пива и присел за стол, доблестно пытаясь давиться безбожно разбавленным пойлом. Тут прибыли вампиры. Заглянули в окно. Поскольку в баре заседал один-единственный посетитель, они заспорили: – Ты его охмуряешь или я? – Ты к нему подгребай! У тебя серьга в ухе, больше на гомика похож! – Я металлист, потому и проколол! – Во, этот тоже металлист, нормальный человек такое на себя не напялит, сразу найдете тему для разговора. Давай, дерзай! – Опять всю грязную работу мне? Я его соблазнить должен, я же и укусить... – Да, а когда изолируешь мужика – звони мне на мобильный, подойду и скрутить помогу, чтоб не дрыгался, вместе позавтракаем! Ну, приятного аппетита! Упыри заявились в пивнуху для гомосеков, изображая, что вообще не знакомы. Старший вампир, заросший трехдневной щетиной, тоже взял пивасика и пристроился в уголочке. Вурдалак помоложе, в черной куртке, с цепью на поясе и серьгой в ухе, шагнул к Барти: – Молодой человек, вашей маме нужен зять? – пристальный взгляд вампира задержался на хрупком изящном парне с золотисто-русыми локонами до плеч, тонким конопатым лицом и огромными карими глазищами. При виде вурдалачка он взмахнул золотыми ресницами и облизнул яркие губы, открывая ряд острых зубов. – Маме даже я не нужен... Вот пришел, горе заливаю! – А какое у тебя горе, если не секрет? Может, помогу чем! – Зампред обнаглел! – Все начальники – козлы! Мой – тоже редкая сволочь! Зарплата мизерная, а другой работы нету! Никто работать не хочет за такие деньги, за троих пашу, а платят полторы ставки! – Мне тоже! Как я тебя понимаю. – А ты выходной сегодня? – Взял отгул. – Зовут-то тебя как? – Иоганн! – А я Чарли! – вампир с сережкой прихвалил одеяние Барти и завел разговор о тяжелых группах. – А у тебя есть Nine Inch Nails? – спросил он. – Нет, а кто это? – проявил необразованность ассасин. И был незамедлительно приглашен в вампирью квартирку расслабляться под Nine Inch Nails. – Они начинали как пародия на Depeche Mode, потом потяжелели... Я лично выпал в осадок, узнав, что Nine Inch Nails – обычные маглы: думал, это дементяры поют. Эффект как от дементоров. Но оставим группу Nine Inch Nails, вернемся к нашим баранам – к Барти и вампиру. Поскольку оба только изображали друг перед другом гомиков, предлог для посещения вампирского ПМЖ был найден, и парни покинули бар. Небритый вурдалак дохлебал свой пивасик и, выждав ровно 10 минут, последовал за коллегой и Барти. Пирсанутый вурдалак приволок ассасина в маленькую квартирку на четвертом этаже. Несусветный разгвоздяй в апартаментах украшала заросшая пылюко-грязюкой меблировочка, на люстре висели грязнющие носки, на стенке обои отсутствовали, по центру было криво присобачено мухами обсиженное треснутое зеркало, на продавленном диване лежала прошлогодняя газетка, а на ней сиротливо возвышались ботинки. Зато стереосистема у вампирчика стояла знатная, конструкции «смерть соседям». От такого пренебрежения к быту Крауча затошнило. Похоже, вурдалак не обманул, сказав, что ему мало платят, а зарплатку он, очевидно, тратил преимущественно на сидюки, которых у вампира было больше, чем у Крауча галстуков. Вампирирующий гражданин не постеснялся своего разгвоздяя, ибо гостя сюда не любовью заниматься привел, а пока Барти с отвращением озирался, моментально передумав становиться вампиром, Чарли достал мобильник и набрал номер своего небритого товарища (это у скупердяев называется «сбросить вызов»), который и так пас псевдоголубую парочку от самого гей-бара, намереваясь присоединиться к пиршеству. Пока вурдалак дружбану названивал, Барти уселся на край дивана, брезгливо пытаясь ничего тут не трогать руками. Сладострастно ухмыляясь, вампирелло пообещал: «Щас я тя поцалую...», растянул ротяку от уха до уха, выпустил клычары и кинулся на Барти, а ведьмак с размаху дал ему в репу. Хилый, давно кровушки не употреблявший вампирёныш выронил чмобильник и со стоном скорчился. Сцепившиеся в драке парни рухнули на продавленный диван. Вампир вообразил, что он безумно гомосексуально-привлекателен и встретился с осатаневшим от страсти садо-мазохистом. Он пнул гостя в живот. Крауч одарил его Сектумсемпрой. Вурдалак повалился, но рана в разрезе рубахи начала на глазах затягиваться, не кровавя. Барти рявкнул: «Декапуто!», рисуя палочкой в воздухе сложную петлю и проводя черту поперек шеи вурдалака. Вампирья голова оторвалась и взвилась под потолок, брызнула мертвая черная кровь. Зависшая над обезглавленным телом голова открыла мертвые глаза, голосовые связки, торчащие из шеи, задергались, а зубастый рот немо заорал. Тельце заизвивалось, дрыгая ногами. – Эванеско! Голова самоиспепелилась. Алая Бартина кровь стекала по лицу из ссадины на лбу. Размазав кровищу, ассасин аппарировал домой. Через три секунды вломился небритый вампир, узрел обезглавленного собрата в луже крови: – Упс, этот доброхот голову ему оттяпал. Какая навороченная стереосистема! Надо вынести, авось продам. Вампиры – они не слабонервные! Домовой от ужаса влепился в потолок, Бартемиус вскочил со стула, а Виржиния уронила чашку зеленого чая, когда в гостиной материализовался потрепанный Барти. – Сынок, где ты был, что с тобой, мой мальчик, ты ранен??? – Искал приключений на свою пятую точку, как всегда. Придурок! – мрачно констатировал министр. – А, ты уже дома, – сказал Барти. – Сынок, это Вольдеморт тебя драться заставил? Пушечное мясо из моего мальчика! – запричитала Виржиния. Домовой отлепился от потолка и заклинанием Репаро восстановил разбитую посудинку. Барти мотнул золотисто-русыми локонами: – Вольдеморт не вызывал. Подрался с вампиром, у меня только одна ссадина, – он шагнул в направлении лестницы, но Виржиния удержала его за рукав, платком стирая с его лба кровь: – Сыночек, побереги себя, пожалей меня! – Умиляйся на его юродство! Покуролесить ему захотелось, – прикрикнул папаша. – Где ты вампира нашел?! К ним на километр подходить нельзя! Сейчас же спид!!! Барти добрался до ванной, швырнул в один угол косуху, в другой – балахон, штаны – на пол, плеснул из душа на буйную голову. Еще пару часов назад он мечтал сделать Люциусу изысканный сюрприз к свадьбе – стать вампиром и укусить меня, но перед угрюмым лицом эмпирического опыта член Визенгамота убедился, что не быть ему упырём. Собственный характер помешал. Мокрые волосы облепили разбитый лобешник, теплые струи воды стекали на грудь нисходящей спиралью деградации. * * * Я направлялась в магаз присмотреть вещички для будущего младенца – потом Люциуса сюда приведу. По дороге мне попался виновник торжества, он брел, нога за ногу, но низко надвинутый капюшон не помешал ему заметить меня. Барти не дал мне ограничиться приветствием, крепко сжал мою руку и, рассказывая, что постоянно обо мне думает и я почти не поправилась (я ем мало – не стоит раскармливать ребенка, чтоб ему легче было рождаться), решил, что незачем стоять на улице, когда рядом бар «Зенон». Мы заявились в пивную с вывеской «Бар Зенон – полный обарзенон», я обозрела висящее над головой барменши меню, пока перечисляла ей, что буду заказывать, Барти стянул зубами свои кожаные перчатки и, держа перчатку в зубах, зашел мне за спину, расплел мою косу. Он кинул барменше деньги, помог мне снять серую шубу-пончо, повесил одеяние на близстоящую стойку, отодвинул мне стул, мы стали ждать заказа. Барти не выпускал мои пальцы, уставившись в упор и нервно облизывая губы. Чтоб не играть с ним в гляделки, я преувеличенно долго рылась в сумочке в поисках зажигалки, и Барти поднес мне свою, закурил сам. – Как бы мне еще папу эпатировать, начну курить, да? – прокомментировала я. – Нам больше не о чем поговорить – только о папе? – он после первой затяжки погасил сигарету, глядя исподлобья, ухватил меня за запястье, погладил моей ладонью свою буйную голову с пробором на боку, прижался щекой к моим пальцам и жалисно сказал: – Я без тебя не могу. – Не обижайся, – неуверенно начала я. Меня залил тоскливый ступор – что мне делать с ассасином, не могущим примириться с тем, что он не нужен? Одновременно мне было жаль его, и я побаивалась его. Аргументы разума: «Успокойся, найди другую» – не для Барти с его фанатичной упертостью. – А я и не обижаюсь. Когда ты рядом, я уже не думаю, что собирался тебя укусить. Только о том, что ты сидишь по другую сторону стола, как по другую сторону жизни, тебе не нравится, что я держу тебя за руку, и не хочешь обнять меня, но я и на твою холодность готов согласиться, чтоб только побыть с тобой рядом. А когда ты уйдешь, я опять буду, как ты изволила выразиться, обижаться. Ты никогда не поймешь, сколько я ношу в себе чувств, переживаний, сколько боли, у тебя за всю твою жизнь не будет столько эмоций. – Он поцеловал меня в ладонь, а по моей коже поползли раскаленные иглы страха от невыносимого блеска пожирающих меня круглых глазищ. Барти продолжал: – Из тебя бы получился отличный вампир. Я собирался тебе в этом помочь. Нам принесли заказ, я уткнулась в тарелку, а Барти больше интересовало пиво. – Даже если бы ты с помощью твоего зелья превратился в вампира, ты бы не смог передать мне... – Я ходил искал вампира на свою шею. И думал, что первой укушу тебя. – Не нашел? – я вложила в свой голос недостаточно сарказма. От него всего можно ожидать, мне пришло на ум, что на возрасте Барти перекроет достижения Вольдеморта. Барти рассказал про инцидент с вампиром, допил пиво, выплеснул остатки через плечо и подозвал официантку: – Еще два пива! Я смотрела в тарелку, избегая встречи со взглядом Барти – правда, что от любви до ненависти только один шаг. Допив пенистое пойло, я засобиралась домой. – Я тебя провожу, – глухо сказал он. На Дрян-аллее мы встретили Рудольфа, направлявшегося в ведьмоптеку. – Ты чем такой довольный? – поинтересовался Барти. – А у нас с Беллой скоро отдельное жилье будет... Съедем от родителей! Она устроилась сиделкой в клинику св. Мунго для душевнобольных волшебников... – И какая зряплата? – Это у тебя зряплата, а у нее... вообще никакой! На благотворительных началах. – Белла за бесплатно ничего не сделает. Разве что гадость какую-нибудь, – глубокомысленно изрек Барти. Я согласно хихикнула в кулак. – Она ж не просто так туда по ночам ходит дежурить. Она присмотрела себе какого-то полоумного старичка, который не хочет свой дом родственникам завещать, потому что они его в психушку сдали, и обхаживает его – чтобы он завещал дом ей! * * * Белла с Рудольфом в свое время поженились тоже зимой и после росписи поехали по всему Лондону фотографироваться. Белла фоткалась в платье с корсетом, и после свадьбы и муж, и жена загремели в больницу – Рудольф с воспалением легких, а Белла с гриппом, переросшим в гайморит. Лондонская слякотная зима махала черными руками лысых деревьев, ветер швырял в лицо ледяные капли дождя. Чтоб не повторить участь сестры и шурина, мы фоткались только в помещении, сразу после росписи отправившись в Малфой-мэнор. Впервые за долгое время я увиделась с сестрой Андромедой, которая возмущалась, что магловатого гражданина не позвали. – Тут колдунам места за столом не хватает, а ты магла притащить хочешь... – сказала я, и Андромеда сглазила меня: – Чтоб ты дауна родила!!! Вы с Люциусом двоюродные, из-за такого инбридинга точно даунёнок получится. У меня челюсть отвалилась до центра Земли. Надо ж было как-то ответить, и я беспомощно прогнусавила: – Привет твоему магловатому сантехнику Тонксу. – Я только что прочитала в справочнике по нечисти, – продолжала Андромеда, – что вейла от вейлюка не может произвести на свет нормальное потомство. Дети будут уродами и скорее всего умрут во младенчестве. А от вейлы и человека получаются нормальные дети. Вейлы – как коты скоттиш-фолды. – Тебе надо было не белое платье, а какого-нибудь другого цвета, – высказалась Виолетта, – сама знаешь, что белый цвет символизирует девственность, а ты-то по залету выходишь... Я поленилась изложить постулаты народной традиции, повелевающей свадебным церемониалом и прикидом брачующейся, и молча закурила. – А ты не думаешь, что никотин повредит ребенку? – возгласила Урсула Флинт. – Я не могу бросить, – констатировала я. – А я ее отучить пытался, – рассказал Люциус, подходя ко мне сзади и обнимая меня, – купил три килограмма шоколадных конфет, привязал к кровати и всякий раз, как ей захочется курить – совал в рот конфету. Прикольнулся от души. Потом конфеты кончились... – дальнейшие действия озвучивать не стал, их результат все присутствующие могли наблюдать визуально. Папику было дискомфортно среди живых людей – он предпочитал проводить время в компании своих зомби, разупокоенных скелетов и манускриптов по некромантии. В этот момент к сборищу разодетых колдунов приблизилась лохматая сестрица, за которой влачился Рудольф со здоровенной коробкой в руках. – Дорогие Люциус и Нарцисса, мы вас от всей души поздравляем, но поскольку мы люди бедные, то дарим вам наше единственное сокровище с нашего племзавода – самого жирного, упитанного, породистого боггарта. Вот вам его родословная, чтоб не сомневались – это лучший боггарт нашей фермы! Прееелесть какая!!! – и Белла сорвала крышку с ящичка, и при виде меня боггарт моментально превратился в белесого младенца с синдромом Дауна. – Зачем ты его открыла, – озверела я, а у Люциуса боггарт немедленно превратился в пустой кошелек. Люциус вырвал у сеструльки крышку и прихлопнул боггарта, сказав Белле пару ласковых по поводу ее своеобразного чувства юмора. – Боггарт – такая лапотусечка, ути-пуси, манюнечка, а тебе что, не нравится? – огорчилась Белла. – Ну иди ко мне, мой маленький, я тебя поцелую, – она снова сдвинула крышку и потянулась к боггарту. Беллин подкаблучник Рудольф ухохатывался, наблюдая реакцию брачующихся на душевный подарочек любящих родственничков. Другие подарки были неинтересные: тостер, кофемолочка, картины какие-то, родители на новый кондиционер со сплит-системой скинулись, ну а Том Риддл ничего не подарил. Лучше бы вообще не приходил. Тетя Эльза объявила: – Если уж так сложилось, что я вынуждена жить под одной крышей со своей племянницей – пойду поставлю барьер в доме. В некоторые комнаты Нарцисса сможет заходить, а в другие – нет, там мы с супругом обретаться будем. Попробуешь подойти – тебя тут же отбросит антивандальное заклятие. Поделим территорию! – А так даже лучше. Чтоб нервы не трепать. – одобрил дядя Абрахас. Белла и Рудольф неприкаянно бродили по пиршественному залу. За ними плелась Андромеда, левитируя коробку с Беллиным питомцем. Белла вырядилась в огненно-красное платье с перчатками до локтя, Андромеда фигурировала в фиолетовом. Я только пригубила винца, мне ж нельзя, бухие гости скандировали поздравления, громыхал музон, корсет давил, мне совсем поплохело. Я решила отправиться спать, а Люциус остался пить с мужиками. Бывшие слизеринцы хором затянули: – Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus. Post juсundam juventutem, post molestam senectutem nos habebit humus. Я заявилась в спальню, включила лампу, попыталась самостоятельно выпутаться из корсета и кринолина с тысячей и одной оборочкой. Накрыла голову подушкой, но доносящийся из столовой шум не давал уснуть. Только на рассвете все стихло. Близилась гулянка к завершенью, закончен пир за праздничным столом. Гости спали на лавках за столами, по помещению сомнамбулами бродили немногочисленные, самые алкоголеустойчивые тела. Вольдеморт сидел, сжимая бокал красного винца, и смотрел, как светает за окном. Убедившись, что Рудольф спит, положив голову на клетку с боггартом, Белла присела рядом с Риддлом: – Конечно, наш магический мирок тесен, все друг друга знают, и здесь собрались все чернокнижники Лондона. Но сегодня я в очередной раз убедилась, насколько ты скрытный. Я не ожидала тебя здесь встретить, не знала, что ты как-то связан с моим кузеном. – Я не был намерен посвящать тебя во все перипетии моей биографии, – Вольдеморт отбуксировал сестричку в направлении выхода, непринужденно положив руку на ее оголенную спину, его ладонь закрывала вытатуированного у нее на лопатке скорпиончика. – Но, очевидно, тебе пора узнать, чем именно я занимаюсь... Они растворились в дверном проеме. Случайно услышавший их диалог Люциус проводил их полным недоумения взглядом, затем пришел к выводу, что мир действительно тесен – стоит ли удивляться, что Белла как-то успела раньше познакомиться с Вольдемортом. Он прибыл в спальню, скинул смокинг, рухнул в кровать и сразу заснул лицом к стенке.
Плакса Миртл : Глава 7. Любовь негодяя Очень жаль, что ты тогда Мне поверить не смогла, В то, что новый твой приятель – Не такой, как все. Ты осталась с ним вдвоем, Не зная ничего о нем, Что для всех опасен он – Наплевать тебе. И ты попала к настоящему колдуну, Он загубил таких, как ты, не одну... («Король и шут», «Кукла колдуна») Родители Люциуса понаставили в особняке барьеров, когда я к ним подходила – меня отбрасывало к стене. Люциус циркулировал между двумя враждующими лагерями, запершимися магией в разных половинах дома, и упрекал меня: «Из-за тебя с родителями расплевался!» Вскоре нас посетила Белла, предложив Люциусу сагитировать Рудольфа и Рабастана вступить в орден. Люциус спросил: – Ради кого ты намерена устраивать этот цирк? Ты сама можешь представить Вольдеморту мужа и шурина. – Рудольфу не нужно знать, что я уже знакома с Вольдемортом. Мои жадные родственники до сих пор думают, что я работаю в клинике для душевнобольных волшебников. Я осведомилась: – Тот полоумный старичок-бодрячок из клиники св. Мунго, который обещал завещать тебе свой дом, – это Вольдеморт? Люциус зарыдал от смеха. – Расскажи, как ты с ним познакомилась – и мы тебе поможем продолжать обманывать Рудольфа. – предложила я. * * * Теплым вечером Вольдеморт пошел на кладбище поднять парочку зомби. Риддл брел по дорожке между могилами, подсвечивая себе Люмосом, и читал даты жизни в поисках относительно свежего захоронения, и заметил приближающуюся к нему девичью фигуру. Бейби гот в косухе и миниюбке при виде Риддла попыталась свернуть направо, но Том с ухмылкой окликнул ее: – Что делает девушка одна под вечер на кладбище? – Мужа жду! Мужик, ты не видел тут здорового парня с боггартом на поводке? Том сроду не видал людей, разгуливающих по сельской местности с боггартами на поводках. Он только открыл рот, чтоб сделать ей комплимент за остроумный ответ, но тут из-под гранитного памятника выпрыгнул огромный питбуль и бросился на него. Вольдеморт замахнулся волшебной палочкой и заорал: «Авада Кедавра!», ибо с детства боялся собак. И попал. Но вопреки порче, питбуль только остановился и отряхнулся. – Мужик, тебе ж сказали – с боггартом, – попеняла Вольдеморту Белла. – Моя лапотусечка, иди к мамочке! – она прыгнула к питбулю, но пес увернулся, тогда она извлекла из сапога волшебную палочку: – Arahneim Nassas! Из палочки вылетела магическая сеть и опутала питбуля. Белла подхватила его на руки, и он превратился в котообразного енота. – Замерз, хвостатенький? – присюсюкивала Белла, кутая боггарта в косуху. – Во что это он у тебя превращается? – невольно заинтересовался Риддл. – Стоя рядом со мной, ты можешь наблюдать боггарта в его настоящем обличье. Я бесстрашна! – Про боггарта душой не покривила, – хмыкнул Том, – а где муж? – Где-то здесь бегает, боггарта ищет! – А зачем тебе он нужен? – развлекался Риддл, стоя посреди кладбища с кудрявой фигуристой ведьмулькой, баюкающей боггарта и пугающей его мифическим муженьком. – А мы их разводим и продаем! Везли покупателю, машина заглохла. Муж вылез копаться в старой железяке, а боггарт выскочил из машины и ускакал в сторону кладбища. Мы погнались его ловить. А ты нервный! На боггарта с Авадой. Некромант? – уверенно спросила она. Риддл подтвердил. – Жалко, что не автослесарь! «Вульгарна, – подумал Вольдеморт. – Но именно это мне и нравится!» – Не буду я благоверного в потемках искать на шпильках, пусть сам сюда чапает, – она простерла руку с палочкой и пустила в небо зеленую искру. – Пока не причапал, я отказываюсь верить в его существование, и готов пригласить тебя к себе домой. Это судьба – встретить ночью на магляцком кладбище не бомжа, а красивую девушку, к тому же ведьму. – объявил престарелый бонвиван, вдохновленный ее смелой миниюбкой и готовностью к диалогу. – Сейчас поверишь! – прокомментировала она первую фразу, проигнорировав вторую. Через секунду Риддл сфокусировал взгляд на ковыляющей посреди надгробий коренастой фигуре Рудольфа. Яркий Люмос выхватил из темноты узколобую бородатую образину. – Ну пока, – Белла помахала Вольдеморту и развернулась на каблуках. Риддл успел вытянуть у нее аппарационные координаты. Наглая демонстрация виртуозного владения окклюменцией ударила по нервам – малоприятно, когда думаешь, что ты знатный окклюмент и сознание защищено, а его моментально взламывает каждый встречный-поперечный. – Я тебя еще найду, – ухмыльнулся Вольдеморт и аппарировал, прежде чем Беллин избранник успел приблизиться на расстояние броска Авады. * * * Гадалка Сибил Трелани принимала посетителей в плотно зашторенной комнате, декорированной дешевой балаганной чертовщинкой. На стене, между шаманской маской и ритуальным кинжалом с черепушкой, висел прейскурант цен. Звякнул китайский колкольчик, и щедро накрашенная гадалка, увешанная бусами, отправилась отворять. На пороге стояла фигуристая кудрявая брюнетка в миниюбке, колготках в сеточку и кружевных перчатках-митенках. – Здравствуй, Беллочка! – расплылась в улыбке гадалка. – Чем я могу тебе помочь? Белла поприветствовала гадалку и уселась за стол, сняв и повесив на спинку стула косуху, под которой оказался черный корсет. – А как ваша сестра, – спросила Белла, – как племянник? Свекровь вам привет передает и всей вашей семье доброго здоровьечка желает. – Слава богу, – ответила Сибил. – Питер на работу устроился – камердинером к одному магу. Он у нас с Сильвией тихий мальчик, застенчивый, домосед, не пьет, не курит, всегда дома сидел с мамой, носочки вязал, вышивал, сейчас хозяин на него не нахвалится! Он у нас такой аккуратный, такой скромный, сдержанный! Помню, Питер совсем маленький был, ко мне придет – и тихонько сидит в уголочке, одну машинку катает, и так аккуратно, чтоб не дай бог, не сломать. А придут Джеймс, Сириус и Рем, – и начнут на дверце шкафа кататься, дверцу отломают, вазу разобъют, ковер отодвинут, и начинают на Питере кататься... Только вот нам с сестрой одно не нравится – татуировку сделал. – Ну и что? Это модно. – Вульгарная современная мода, Беллочка. А чем же я тебе сегодня могу помочь, как гадалка? – Мисс Трелани, если можно, я бы хотела узнать, чего мне ждать от случайной встречи... На магляцком кладбище в пригороде Лондона я встретила пожилого некроманта. Вы же знаете, я очень общительная, и не изволив представиться, престарелый бонвиван начал предлагать мне свои услуги. Рудольф был рядом – у нас боггарт сбежал, и мы его ловили. Увидев Рудольфа, пожилой некромант моментально заглянул мне в мозги, интересуясь, где я живу, и я почувствовала, что он тянет аппарационные координаты. Я беспокоюсь. Он так быстро это сделал, я не успела закрыть сознание, теперь он может ко мне заявиться. Я боюсь, что он меня ограбит! Сибил разложила карты Таро. – Бубновый король! Не беспокойся, Белла. Тебя ждет любовное приключение. Белла ожидала услышать, что ее обворуют, но только не предсказание большой и страстной любви. Она заплатила гадалке, вышла и аппарировала в Лестранг-холл. Домовые эльфы не уследили, и на телефонном шнуре, как на лиане, раскачивался боггарт, при виде приближающейся свекрови превратившись в змею и угрожающе шипя. – Белла, убери его! – взвизгнула миссис Лестранг. – Быстро, что ты топчешься? Не успев переодеться, Белла шагнула в гостиную, подхватила змеюку, на ее руках преобразившуюся в подобие койота, и понесла запирать боггарта в клетку. – Белла, ты меня слышишь? Ты сегодня утром плотоядную фиалку кормила? – Да. – Не ври мне! Фиалка проголодалась, я подошла дать ей тритона – она мне пол-ногтя отхватила! Цветы поникли, она завять может... Возьми тритончика, Белла, и попробуй подойти к оголодавшему растению, только аккуратно, дорогая, если ты останешься без пальца или без целой кисти, кто же будет ухаживать за боггартами. – Вы кидали фиалке целого? – уточнила Белла. – Это слишком крупная пища, у нее все зубы – клыки, она не может жевать. Она нарезала тритонов живьем, заклинанием собрав тритонью кровь в блюдце. Освежила несколькими каплями крови цветы плотоядной фиалки. Сиреневые соцветия сжались и резко распустились, трепеща мешками-ядоносами. Листья в форме безглазых пастей защелкали клыками. Белла ловко и аккуратно скормила свеженький фарш хищному растению. – Мой муж нашел покупателя, всё уже за тебя сделали, тебе одно оставалось – отдать боггарта и взять деньги, а ты торговаться начала, человек отказался! – Я же не виновата, что ваш супруг всю жизнь коллекционировал боггартов, а теперь решил их распродать. – Мы тебя пустили в дом, если что не нравится – мы тебя тут не держим, дверь в той стороне. – Почему твоя мать так ко мне относится? За что? – мрачно спросила у супруга Белла. Рудольф невозмутимо пожал плечами: – Ты же, Белла, знаешь, что боггарты питаются нашими негативными эмоциями. Не думай, что мама тебя недолюбливает, она просто так подкармливает наших питомцев. Тебя провоцирует, ты злишься, боггарты кушают... Белла отправилась за хлебом. Вышла на улицу, и в ее поле зрения попал Вольдеморт. Он тут прогуливался по уличке и ее высматривал. Белла приблизилась: – Что вам угодно, сэр? Не хотите ли приобрести роскошный экземпляр боггарта обыкновенного? Вольдеморт ей на это малость не в тему: – А что вы делаете сегодня вечером? – Ничего! Ужинаю в семейном кругу! – Хотите поужинать со мной? – Подумаю, – сказала Белла, ведь у нее муж, свекор, свекровь и шурин – надо ж придумать предлог уйти. Вольдеморт обещал прийти под вечер и ретировался. * * * – И ты придумала, что устроилась сиделкой в психушку, – резюмировала я. – А они размечтались, – кивнула сестра. – Вольдеморт завещает тебе дом Риддлов... – веселился Люциус. – Очаровательное наследство, дом возле кладбища, окна-двери заколочены. – Я не была у него дома. Вел в паб и потом в гостиницу. Как это – двери заколочены? – Увидишь! Лестрангам устроили помпезную инициацию. Потом Люциус у себя на кухне долго смеялся над этим шоу. В большом зале своей цитадели Вольдеморт расставил пустые ржавые доспехи и тренировался в фехтовании мечом Салазара Слизерина. Присутствовали Барти, Питер Петигрю и Розье, хором восхищаясь, а Вольдеморт морщился от такой тупой лести – первый раз в жизни меч в руки взял. Открылась дверь, и прибыл Люциус. – Приветствую господина председателя! – Малфой поклонился в пояс. – Не соблаговолите ли дать аудиенцию делегации жаждущих влиться в коллектив? – и за ним ввалились еще трое. – Сэр Вольдеморт, узнав, что вы набираете кадры, три кандидатуры изъявили стремление пройти испытание на профпригодность – чистокровные темные маги, это Белла, Рудольф и Рабастан Лестранги. Соискатели синхронно согнулись в поясных поклонах. Вольдеморт воззвал: – Изложите мотивацию, новоприбывшие! С какой целью в орден напрашиваетесь? – Тварь я дрожащая или право имею??? – возгласила Белла, затянутая в черный корсет, длинную кожаную юбку с разрезом и кружевные перчатки-митенки выше локтя, а на шее у нее болтались три ряда черных бус, свешиваясь до пояса. Рудольф с Рабастаном старательно закивали – вступление в черномагический орден было Беллиной инициативой. – А щас я посмотрю, правда вы чернокнижники или примазываетесь. А ну подеритесь друг с другом! Устроим бои гладиаторов. Вас трое, сначала пусть будет Белла против Рудольфа. – Господин председатель, как же я – родную жену колдану? – Попросился в Жрецы смерти – изволь подчиняться начальству, а если что не устраивает – язык отрежу. Вольдеморт наколдовал себе кресло и уселся, отдав меч Петигрю. Белла и Рудольф встали по центру зала друг против друга. По знаку Вольдеморта они подняли палочки: – Суффокатус! – гаркнул Рудольф. – Круцио!!! – отозвалась Белла, уворачиваясь, и попала. Муж покатился по полу, вопя и корчась от пыточного проклятия. Вольдеморт зааплодировал: – Белла, подерись с Рабастаном. – Декапутo! – вступил в бой младший брат. Сестричка блокировала заклинание «парящей гильотины» и решила его поджечь с помощью: – Инфламмо! Рабастан нейтрализовал заклятие на лету и гаркнул: – Левикорпус! Белла взвилась вверх ногами под потолок, да там и зависла. Мелочь и ключи выпали у нее из карманов на пол. Бусы свалились с шеи. Рабастан начал вертеть повизгивающей Беллой, заставляя ее делать сальто. – Либеракорпус! Белла рухнула из-под потолка прямо на Вольдеморта. Председатель переместил ведьмульку на пол и вынес вердикт: – Белла продемонстрировала отличное Круцио, а тебе, Рабастан, силенок не хватает для создания парящей гильотины. В принципе вижу стандартизированное мышление, применение классических, даже старомодных боевых заклинаний. Никто не пробовал создание веера режущих лучей, окружение огненной стеной, раскаленные иглы, не говоря уже о том, что противника можно ослепить или яйца ему оторвать. Да-да, есть кастрирующая порча! – Мы бы с удовольствием, сэр, научите нас! – сказала Белла. – Яйца оторвать – как интересно!!! – восхитился Рудольф. – Научите меня такой порче, господин председатель!!! – Поймайте кого-нибудь, приведите, будем тренироваться. Если маглов поймаете – сойдет для сельской местности, а мракоборцев интереснее. Братья поклонились, а экзальтированная Белла на колени пала и потянулась к руке Вольдеморта для ритуального поцелуя. – Питер, убери в помещении. Камердинер Вольдеморта взмахнул палочкой: – Purus-facio totalis! То, что было разбито – склеилось, то, что попАдало – само по местам попрыгало, пол сам собой выдраился, стол самоочистился и отъехал к стенке, ржавые доспехи, на которых Риддл в фехтовании тренировался, бряцая, промаршировали по местам, подбирая снесенные салазаровским мечом шлемы и конечности. – А можно мне потрогать ваш меч, в руках подержать? – лучезарно улыбаясь, поинтересовалась Белла. – Реликвия соответствующим образом заколдована – нанесенные этим мечом раны не заживают. Ни магия, ни медицина не помогут. – сказал Питер. – Он тяжеленный, двуручный – справишься? – ухмыльнулся Вольдеморт. – И председатель сказал: «А теперь – адепты свободны, а ты, Белла, останься. С мечом моим поиграешь...» – закончил свой рассказ Люциус. Во время обеда эльф доложил, что под дверь особняка подаппарировал мистер Лестранг. Ввалился зареванный, бухой Рудольф. – Ты что, с Краучем и Петигрю на троих соображал? – Белла ушла с Вольдемортом!!! – прорыдал Лестранг. – Да-а? А ты наложи на твою Беллу пояс верности. – Чего? – Нарси, дай руку, – я протянула конечность, Люциус прикоснулся палочкой, – Bindum Credi... Я вздрогнула и поморщилась: – Что это за сглаз?! Как по всей коже обожгло. – Сейчас пройдет, – сказал Малфой, слегка целуя меня в щеку. – Рудольф, запомнил заклинание? – Барин, тут к вам мистер Снейп! – явился еще один эльф. – Еще один пришел пообедать, – сказала я. – Логично. Он же окклюмент! Мысли прочитал, что мы тут обедаем! – Всем привет! – объявил Снейп. Мы усадили его к столу, домовой приволок Северусу тарелку. Новоприбывший рассказал: – Председатель позвонил мне, что принял аж троих неофитов. – Это Белла захотела, – отозвался Рудольф. – И нас с Рабастаном привела. – Как же я не люблю участвовать в массовых потасовках с маглами, – пожаловался Снейп, – а отказываться как-то неудобно! Нарси, будь добра, передай соль. Я передала. Принимая солонку, Снейпуля нечаянно коснулся моей руки, и: – В-а-а-а-а-а!!! – заорал Снейп, дергаясь, будто у него пальцы в розетке. – Фините Инкантатем! – замахнулась на него я, но блокировка не подействовала. Сама я ничего не почувствовала, а вот Снейп приклеился к моей руке, трясясь на стуле, дрыгая ногами и вращая выпученными глазами, как будто двести двадцать получил. Пообедал Снейпуля! – Это сглаз «Пояс верности», – скромно пояснил Люциус. – Я накладывал – мне можно ее трогать, а на всех остальных вот так проявляется. Видел, Рудольф? Вот так будет плющить Вольдеморта, когда он твою Беллу лапнет, а мы поприкалываемся!!! * * * Через пару дней нас посетила сама Белла. – Вольдеморт зрелый, матерый, он – лидер, он – орел, я о таком мужчине всю жизнь мечтала, но все мужики слабее меня, только он один создан для меня! – объявила сестра, погружая ложку в вазочку с банановым мороженым. – Вольдеморт – моя судьба, моя половинка! Над нами Эрос и Танатос сплели орлиные крыла... – Ну и как он в постели? – спросил Люциус, слизывая мороженое с ложки. – Он воспользовался девятиэтажным заклинанием повышения потенции. – Ну еще бы... Нам всем в отцы годится, по борделям истасканный... Какая тебе выгода от связи с Вольдемортом? – отказывался понимать Люциус. – Импотент, старик, жадный, денег он тебе не дает, сделал гадость – сердцу радость. – Не лезьте в мою личную жизнь! Слова доброго не скажете, только подхрюкиваете! Я обиделась! Я ухожу! – Белла шагнула на выход. Мы не возражали. Белла помедлила, надеясь, что ее попросят остаться, так и не услышала ожидаемого, и аппарировала. – Нашла чем гордиться! – мотнула головой я. – У нее же родной муж... – Хиляк! – охарактеризовал Рудольфа Люциус. – В два раза моложе Вольдеморта! И она ему с этим перестарком изменяет... Зачем тогда было замуж выходить... – я взяла Люциуса за руку. Он посадил меня к себе на колени. Я обняла его за шею, подумала пару секунд и обвила ногами его талию. Малфой запрокинул голову и подставился для поцелуя. Когда Люциус прекратил исследовать языком мою ротовую полость, я запустила пальцы в его длинные шелковистые волосы, а он стал расстегивать на мне блузку, нащупывая грудь сквозь ткань. – Не тяни щупальца! – я шлепнула его по руке. – Мне нельзя. – А я соскучился. – Терпи, бог терпел... Я дотянулась до вазочки с банановым мороженым, хихикая, набрала полурастаявшее бело-сладкое месиво на палец, намазала Люциусу на щеки и нос и склонилась, самозабвенно слизывая с него. Хлобысь! Посреди комнаты свалился приаппарировавший Сириус Блэк, да так и остался лежать без признаков жизни. Люциус с сожалением отклеился от меня и кинул недовольный взгляд на поверженное тело. Я перебралась из теплых объятий на диван, поставила пепельницу на подлокотник, свернулась набок клубочком, подтянув колени к подбородку, закурила и вздохнула: – Люциус, ты б расколдовал кузена. Малфой нашел палочку и ткнул родственника. Сириус пошевелился: – Ик... Эк... Ух! Что это было??? – Антивандальное заклятие: удар по голове + обездвиживающий сглаз. – Ох... – Сириус уселся на диван. Я брезгливо подвинулась – кузен распространял удушливый аромат перегара. И тут же Сириус закорчился с криком, будто его зубастыми раскаленными щипцами за пятую точку грызло. – А-а-а-а!!! – Еще одно антивандальное – чтоб гости не засиживались. Сириус вскочил, потирая искусанную пятую точку: – Бррр! – Сириус! Ты прибыл со светским визитом, но я слышу только какие-то нечленораздельные звуки – как будто у нас тут вервольф завелся. Я затряслась от смеха, но через секунду хиханьки-хаханьки перешли в вопль: – Псина блохастая!!! А-а-а, Люциус, он нам блох подкинул!!! – подскочила и стала отряхиваться. – Инсектицидус, – сказал Малфой, направляя палку на диван. Сириус молча чесался. – Блэк, блин, что ты у нас забыл?! – Короче, Люциус, дай на опохмел!!! – Я благотворительностью для алкашей не занимаюсь! –У меня внутри все горит, сушняки давят, дааааай, с тебя ж не убудет... – Сириус, до свидания! – скрестил руки на груди Малфой. – Агглюцио, – отозвался Блэк, тыкая палочкой в направлении своих ботинок. Приклеив себя к полу, он продолжал нудеть: – Не уйду, пока не даааашь... Ну Люююциус... Ты ж мой рооодственник... Люциус, что ж ты такой козел, скупердяй ты, Люциус, я ж знаю, у тебя есть, тебе что – жалко? – Фините Инкантатем, Мобиликорпус туда!!! – выдал Малфой, цепочкой заклинаний отклеив Сириуса от паркета и выбросив в окно. Блэк так и улетел в окошко буйной головой вперед, разбив стекло, и приводнился в бассейн. А из бассейна вынырнул уже не молодой алкоголик, а лохматая черная дворняга. Задрав голову, двортерьер углядел вывесившиеся из разбитого окна наши головы и завыл, после чего большими прыжками понесся к воротам усадьбы. На магляцком базаре со стола торговали пивом и водкой. Подбежала огромная лохматая дворняга, схватила в зубы бутылку и убежала, а это на самом деле не дворняга, а Сириус Блэк... Его ж родители лишили наследства за алкоголизм.
Плакса Миртл : Глава 8. Думоотвод Кузен Сириус уродился анимагом – единственное, что он умел, это превращаться в собаку, в Гриффиндоре он научился только квасить. Молчун Регул был полной противоположностью брата. Он умел читать закрытые книги и видеть сквозь стены, но от его способностей было мало толку: в домах уважающих себя ведьмаков антивандальные заклятия блокируют магическое зрение Регула и всех ему подобных. Наш тесный магический мирок, где все друг друга знают, был узок для вчерашних слизеринцев. Все, кому не лень, устраивали себе экскурсии по злачным местам маглятника. Регул не прогуливался в паб. Регул слушал мессы в католических храмах, причащался и добровольно крестился в возрасте 22х лет. Своим магическим зрением он штудировал религиозные тексты, включая и апокрифы из библиотеки при национальном историческом музее Лондона. Он молился перед едой и перед сном. Регул мечтал съездить в Ватикан и облобызать туфлю папы. – Сириуса приютил Поттер, его приятель по Гриффиндору. Не знаю, сколько Поттер выдержит, – горько усмехнулась тетя Вальпургия. – А Регул к обеду не выйдет, у него сейчас пост. Исхудал, ест только овощи с хлебом, святой водичкой запивает. – Мы берем свою силу от нежити, и остались рудименты друидизма – поэтому такое внимание обращают на компоненты волшебной палочки, без которой многие беспомощны. А Регул, похоже, верит, что получил свой талант от магляцкого бога. – произнесла мама. Тетя Вальпургия вздохнула: – Вся родня – атеисты, где он мог этой болезнью заразиться? Крестился... У нас детей крестят только грязнокровки. Пойдем позовем его. Регул стоял на коленях в маленькой нише, увешанной иконами, и крестился на изображение богоматери. Магляцкие иконописцы, стремясь подчеркнуть божественное происхождение младенца, полностью нарушают правдоподобие, присваивая бэби пропорции тела «маленького взрослого». – Какой же ты непрактичный, сынок, живешь в своем собственном мире. Спустился бы на грешную землю, – окликнула его тетя Вальпургия. Регул поцеловал висящий на цепочке образок, задернул молельню занавеской, поднялся и тоскливо сказал: – Мама, не нужно на меня жаловаться тете Альбине, пойми меня – я просто не хочу уподобляться окружающим людям. У меня нет с ними ничего общего, мне несносны их развлечения. Сигареты, алкоголь, вульгарные татуированные девахи, генитальные анекдоты, скрежещущая музыка, – они блуждают по магляцким дискотекам, делясь впечатлениями, как близко познакомились с очередной маглушкой на одну ночь. Я – не такой, как мой брат, как кузен Люциус, Макнейр... Я не хочу быть таким, как они все. Лучше быть одному. Уйти в себя и остаться наедине с богом. Верой и молитвой я заполняю внутреннюю пустоту. – Хорошо хоть, передумал идти послушником в монастырь святого Антония. Денег не хватило на вступительный взнос, – информировала Вальпургия. – Маглы сделали из религии средство честного отъема денег у населения! – брезгливо сморщился Регул. – Мне не нужен посредник для общения с богом. Я была поражена, когда тихоня и святоша Регул вступил в орден. Вольдеморту его представил Питер Петигрю. Регул был опасным человеком в маглятнике – Вольдеморт решил использовать его магическое зрение. * * * Люциус отправился на заседание. Я двадцать раз пробовала дозвониться – безрезультатно. Наступила ночь, а он все не появлялся. Я в ожидании заснула за столом, положив голову на руку, рядом с чашкой остывшего кофе, розовым мобильником-раскладушкой и полной пепельницей, кассета Милен Фармер в магнитофоне замерла на любимой песне «Laisse le vent emporter tout». Проснулась от того, что Люциус наклонился надо мной, его длинная белая прядь коснулась моей блузки: – Нарси. Это мы. Рядом стоял Снейп с думоотводом в руках. – Люциус! – укоризненно пискнула я. – Где можно было всю ночь шататься? Зачем телефон отключил? – Мы со Снейпулей так сквибанулись! Предвидя твою реакцию, мы от Вольдеморта к Снейпульке забежали, думоотвод приволокли. Приколи, как нас оборотень сквибанул. Люциус вытащил палочкой воспоминание и опустил в подставленный Снейпом думоотвод. Я воззрилась: У Риддла сидел Снейп. Открылась дверь, и с поясным поклоном прибыл Люциус. Вольдеморт объявил: – Ордену нужны деньги! Будем грабить магловский монастырь святого Антония. Там иконы в золотых рамах, золотое распятие с бриллиантами и серебряная дарохранительница с изумрудами. Поручаю вам, самым надежным и мозговитым адептам. Подойдите, я вам дам координаты. Вольдеморт положил правую руку на голову Люциусу, левую – на голову Северусу, и вложил им в мозги координаты для аппарации. Темная ночь окутала Лондон. К католическому кафедральному собору святого Антония подкрадывались два Жреца смерти. Малфой скинул капюшон, и его белокурые волосы рассыпались по плечам, серебрясь в свете полной луны, выглянувшей из-за туч. Снейпу тоже головной убор застил видимость, и он продемонстрировал слипшиеся сосульками и усыпанные перхотищей темные жиденькие лохмушки. Люциус светил Люмосом, а Снейп крался с палкой наготове по хвойному парку, окружавшему храм. Во тьме над парком нависала громада монастыря. Ведьмаки готовились встретиться с охранниками, но свет тусклой лампочки, присобаченной на потолок в будке сторожа у дверей церкви, при заглядывании убедил их, что внутри никого не было. Правая рука Вольдеморта открыл тяжеленную дверь церкви Алохоморой. Жрецы проникли в здание, устремились к алтарю, обшарили служебные помещения, забрали все ценности и с помощью уменьшающих заклинаний упрятали в карманы. И тут на пороге появилась огромная тень. Левая рука Вольдеморта оглянулся и завопил «Петрификус Тоталус». Тень рухнула. Люциус и Снейп приблизились. У их ног шерстяным мешком валялась собачища. – Пойдем, – сказал Люциус. Ведьмаки шагнули на выход, и тут двери храма с грохотом захлопнулись. Снейп применил Алохомору. Без толку. Люциус применил взрывающее заклятие Explosio – безрезультатно, двери церкви даже не дрогнули. Снейп гаркнул другое взрывающее Bambarda smaireens, Люциус заорал Descendo. Правая и левая руки Вольдеморта стояли перед закрытой дверью и по очереди выкрикивали: Снейп – Deprimo, Люциус – Defodio, Снейп – Confringo. Люциус рявкнул самое сильное из открывающих заклинаний Bypasious Maxima – опять дверь не подчинилась, тогда Снейп со всей дури заорал Skiepilapsus – это заклинание обрушивает стены, колонны, потолки – любые сооружения. И если б не мощная защитная магия этого помещения – от Skiepilapsus’а обоих адептов бы завалило. Люциус и Снейп попробовали аппарировать – даже с места сдвинуться не смогли. – А что ты, Люциус, один умный со своими антивандальными? – прошипел Снейп. – Придется сидеть здесь до утра. Придут монахи, заклятия на здании древние, скорее всего – даже друидические, точно не они ставили, заавадим и прорвемся. – Может, и не они ставили, но знают, что отсюда ничего не вынесешь. Люциус задрал голову и посветил палочкой вверх – лучик света не достиг высоченного готического шпиля и растаял в полумраке. – Вольдеморт в такой спешке выставил, что я к клиенту не успел. Мне для Визенгамота заказали веритасерум, думал – после визита в цитадель аппарирую к заказчику, сыворотку правды отдам, – Снейп вытащил из кармана флякончик и уныло уставился на плещущуюся в таре субстанцию. – Завтра отдашь. – А завтра уже заседание Визенгамота! Я не успею. Сегодня надо было. Надо же мне зарабатывать, не у всех же столько денег, как у тебя. А у Вольдеморта – это так, хобби, клуб по интересам, вот отправил нас грабить магловское культовое сооружение, а с исполнителями не поделится... При тусклом Люмосе Жрецы смерти уселись на скамейки и уныло принялись ждать рассвета. – У главного еще с магловского детдома патологическая жадность, – сказал Люциус, его тонкое красивое лицо на секунду осветила вспышка зажигалки. Он откинулся на спинку лавки и выдохнул дым. – А я о чем – сирота казанская, откуда у него цитадель? – У председателя юридически обоснованное ПМЖ – дом Риддлов возле магляцкой кладбухи, высокопарно именуемый Вольдемортом цитаделью, принадлежал его отцу. Мужичок бросил беременную мать председателя, но Риддл отыскал маглующих родственников, мстительно заавадил и поселился. Артефактов себе нагреб, отдекорировал помещение для усугубления идеологического прессинга. Нотариально не подкопаешься – наследство от Авадой убиенных родственников! Но это отнюдь не цитадель-бастион, а изба деревенская. Борюсь с искушением подколдовать туда курьи ножки. – А-а, вот ты почему от твоей беременной подружки никуда не слинял – а вдруг второй такой Риддл вырастет, – вяло шутканул Снейп. – А такими мудаками только грязнокровки бывают. Вроде нашего председателя. – А не боишься, что любезно передам твои слова Вольдеморту? – А для Вольдеморта это суперкомплимент, Снейпуля. – Сам в Жрецы побежал, теперь не плюйся. – И она спросила: «Зачем ты, Люциус, такой аристократ, примкнул к босяку, сироте убогому, грязнокровке?» Я ответил: «Как это ни прискорбно, но магляцкий выползень амбициознее нас, чистокровных, даже я вынужден это констатировать. Колдуны магловатого происхождения изо всех сил стараются доказать, что они не хуже нас. Этот детдомовец эволюционировал в чемпиона мира по Аваде и Круциатусу. Вольдеморт победит. Сопротивляться ему бессмысленно, белые маги обречены. Я примкнул из соображений самосохранения». – Вот и придержи язык, не у себя на кухне с Нарциссой. Из соображений самосохранения. – А она нервничает, – сказал Люциус и вытащил дорогущий мобильник с огромным дисплеем, трогательно вознамерившись предупредить меня о непредвиденной задержке. – Блин! В этом архитектурном уроде мобильники дохнут!!! Честно, Снейп, я его утром заряжал. – Что ж ты, такой умный, не проверил церковь на Sarno Bale Scannum? – Снейп, тебе присущ так называемый лестничный ум. Не додумался перед вторжением – не бравируй сейчас. – и Люциус уткнулся в телефон, но толку от мобильника в заколдованной церкви было столько же, как от взрывающих заклятий. Так Снейп и Малфой заночевали в католическом соборе. С первыми лучами солнца распростертый на полу волчара, несмотря на обездвиживающий сглаз, зашевелился. Кожа вспухла и покрылась микропорезами, и шерсть втянулась вовнутрь. Ноги сломались, искривились, клыкастая морда шарообразилась, и вскоре перед Жрецами лежал голый бородатый амбал-громила. – Оборотень! Щас допрашивать начнем. Снейпуля, влей в пасть пленного веритасерум. Снейп попытался разжать челюсти, но амбал злобно лупал мутными глазами и не разевал ротяку. Тогда Снейп зажал оборотню нос, и начав задыхаться, вервольф был вынужден глотнуть ртом воздух, а вместе и подсунутый экссудат. Ликантроп закашлялся. Люциус снял немотный сглаз и спросил: – Неуважаемый господин, с кем имею бесчестье? – Пошел ты! – Мужик, ты кто, блин? – переформулировал по-народному Люциус. – Иди в жопу, вейлюк! – Я бы на твоем месте не хамил. – Воровать приперлись? А ценности так заколдованы, что если кто понесет – дверцы даже Skiepilapsus’ом не того. И антиаппарационный барьер туточки. – Это мы уже поняли, потерпевший, – резко сказал Снейп. – А щас монахи придут, – ухмыльнулся сторож. – И не проникнут в помещение. Сорвешь начальству рабочий день. – предрек Снейп. – Кто заклятия ставил, блин? – прошипел Люциус. – Я! – А какие, уважаемый? – продемонстрировал непоследовательность Снейп – у него «потерпевший» уже в «уважаемого» превратился. – А не скажу! – Профессиональная зависть в Снейпуле полыхает! Я согласен без расшифровки вербальных формулировок твоих охранных шедевров – просто сними их и выпусти нас. – А меня с работы из-за вас выгонят! Обломись, белесый! – Был наслышан об интеллектуальном вакууме в оборотневых черепушках, воочию столкнулся. Лежит под Петрификусом и еще вякает... – А это ведь беспалочковая магия, Люциус. – Как говорят в простонародье, мне по фигу, я хочу отчитаться начальнику и домой! Фините Инкантатем, Диффендаркус... Оборотень поднялся, но последнее заклинание Люциуса удерживало ликантропа от лишних телодвижений. – Снимать барьеры будешь??? – П***ы получишь. – Империо!!! Вервольф показал Люциусу фигу. – Сопротивляется, скотина! – Дай я сам. Империо! – Хрен и тебе, носатый! Люциус направил палочку на бесстрашного вервольфа и мееедленно, почти нараспев, прогнусавил: – Ааааавааааадааааа Кеееееедаааааа.... – Стоп!!! Я сниму, сниму охранные! – наконец-то проняло оборотня. Амбал повернулся к двери и произнес шестнадцатиэтажное контрзаклинание, причем не на латыни, а на кельтском. Тяжеленная дверь распахнулась, и в церковь полился холодный утренний свет. – После вас, сэр, – ткнул оборотня палочкой Малфой. Вервольф почапал на выход, а Снейп и Люциус, целя ему в спину палками, устремились следом. – Ну ты, Люциус, приколист, – съязвил Снейп. – Заавадил бы сторожа, и кто бы нас с тобой отсюда вытащил? – Пошел ты, Снейп! – Люциус своим «фирменным» изящным жестом завел прядки за уши. – Занудик! Эффект достигнут – непробиваемого гражданина инспирировал нас освободить. Я не был намерен его кедаврить, это была психологическая атака. Вместо привычного говорения гадостей ты бы, Снейп, не изображал из себя призрак Виссариона Григорьевича Белинского, а сам бы его заставил нас вывести, я бы повосхищался. Вышли наружу, обозрели парк, дома в отдалении, оборотень обернулся и жалисно прохрипел: – Мужики, меня ж из-за вас с работы выгонят, засудят, что церковную собственность про**ал. – Дико извиняюсь! Самих начальник бы как минимум закруциатил, а как максимум бы зомбировал. Мы тоже на работе. – отозвался Люциус и приготовился аппарировать. – Где пашете, мужики? – Орден Жрецов смерти. – Самому, что ли, присоседиться, пожалейте, меня ж маглы засудят! С собой прихватите, двойной аппарацией. – Вольдеморту оборотни нужны? – засомневался Снейп. – А что? Поприкалываемся. Волчарка качественные охранные ставит, аппарацию блокирует, Империусу сопротивляется, а у нас сотрудников раз-два и обчелся. Такой самородок в маглятнике пропадает. Зовут-то тебя как, нежданная кандидатура в коллеги? – Фенрир Грейбек. Можно Феня! – Прихватить, не прихватить? У меня настроение взвилось при виде пасторального ландшафта. Сбегай в свою конуру, Феня, принарядись! Фенрир поскакал одеваться. Только натянул штаны – в дверь засунулся Снейп: – Мы расскажем о тебе Вольдеморту. Мы пока не обладаем полномочиями инициировать неофитов. Заочно одобрит твою кандидатуру – мы знаем, где тебя найти. Люциус и Снейп аппарировали в цитадель. В такую рань будить Вольдеморта опасно для здоровья, если вы не любитель танцев под Круциатусом. Снейп с Люциусом не стали бегать по всей цитадельке с воплем: «Господин председатель, мы вернулись!», а где приаппарировали – там встали истуканами, отправив камердинера Питера Петигрю поднимать председателя. – А я бы не отказался лишний раз пообщаться с незабвенным Фенриром. Усовершенствовал бы свои антивандальные. – сказал Люциус. Заспанный Вольдеморт разбудился, проснул Беллу, накинул халат и прошествовал вниз. – Принесли? Жрецы отчитались. Вольдеморт проверил их окклюменцией, спросонья продемонстрировал букет красноречия детдомовского Демосфена, напыщенно поблагодарив адептов, принял уменьшенные соответствующим заклятием сокровища и, решив пока не увеличивать, потащил прятать, отпустив ведьмаков. Они даже не успели прорекламировать председателю подвиги Фенрира. Белла выглянула, на ходу расчесываясь, и из-за спины Риддла помахала Люциусу и Снейпу. – По домам? – Снейп, она мне патлы повыдергает. – Попроси у Вольдеморта хроноворот, явись сам себе на прошлый Хэллоуин – когда ты так кальяна накурился, что соизволил ответить взаимностью на поползновения твоей двоюродной – и предупреди сам себя, чтоб на расстояние броска тапочка к ней не подходил. – Опять лестничный ум проявляешь, Снейп. Я не жалею, что я женат. Просто мы на днях к Флинтам сходили, а знаешь же, Урсула – моя бывшая, она активизировалась, Нарси тоже. Теперь ходит за мной, слушает, кому я звоню. И надо быть полным троллем, чтоб поверить, что нас Вольдеморт загнал в охраняемое неведомой магией здание, откуда не выберешься и не позвонишь. – А я не жалею, что я не женат. – Ибо вы, сэр, мизантроп, а я – нет. – Я, может, еще успею до Визенгамота домой заскочить, остатки веритасерума у меня еще есть. – Да, пошли сначала к тебе, Снейп. Прихватишь свой думоотвод, покажем ей наглядно, где мы ночь проторчали. – Визенгамот в 9:30 начинается, сколько времени, Люциус? – 6 утра, Снейпулька. Успеешь. Пока я досматривала захватывающее кино «Как два Жреца смерти обнесли католическую церковь», Снейп нудел: – У меня заказ, мне веритасерум на Визенгамот тащить надо. – Ты, Снейп, оставляй свой думоотвод, толкнешь сыворотку правды – забежишь, отдадим. – Это чтоб вы тут от нефиг делать в моих воспоминаниях копались? – А что там у тебя может быть смешного, химик доморощенный? – отмахнулся Люциус и, проводив Снейпа, отправился на родительскую половину дома.
Плакса Миртл : Глава 9. Продавец кошмаров От истошных криков ассасина на кладбище завыли мертвецы. Вольдеморт опустил палочку и обошел распластанное на полу тело. – Том, хватит, – быстро сказала Белла, – нельзя так с людьми, а ты чуть что – и сразу: «Круцио!» – Толку ему словами объяснять, – дернул плечом Вольдеморт, – он же не понимает... Дрожа от последствий Пыточного проклятия, Барти попытался подняться, но так и остался лежать на полу. – Господин председатель, можно я себе эту падаль заберу? Мясца мало, тощее, как цыпленок, кости одни... сойдет для сельской местности, – желтоватый огонек издевки зажегся в глазах Фенрира. – Нельзя разбрасываться кадрами, – не без сожаления отказал Вольдеморт. – Даже такими! Питер, отскреби тело от пола. Петигрю помобиликорпусил Крауча в свою комнату. За ним увязалась Белла: – Питер, у тебя кишки книзля есть? А бубонтюбер? – Даже мандрагора, – ответил Петигрю. – Сварганим ему костерост, отлежится немного и домой отправим. Он уложил Барти в свою кровать, проинспектировал его увечья: – Так, сломано ребро и рука правая. Не вопи, щас будет бо-бо! – он вправил перелом и с помощью Беллы наложил фиксирующий бинт. Адепты отправились в кухню и занялись приготовлением костероста. – Кто его так потрепал? И так весь в кровоподтеках, за что ему главный от себя два Круцио добавил? – сказал Петигрю, хлопоча за разделочным столом. – А Том не... – Главный не объяснял. Сказал: «За самодеятельность». – Барти напал на мракоборца Фрэнка Лонгботтома и его жену. – Ограбить хотел? – Он шел за ними по улице и в подъезде на них с Круциатусом кинулся. Когда я подъявилась, это были уже не люди. Мычащая биомасса. Она без сознания лежала, а он ползал перед ним по полу и слюни пускал. – После третьего-четвертого Круцио с ума сходят. – согласился Петигрю. – А ты как там оказалась? – Я следила за ним. И не только я. Он за собой хвост из троих мракоборцев притащил. А он не замечал слежку. – Спятил Крауч? Говорил же ему Вольдеморт: не высовывайся раньше времени! Он всю организацию засветит! – запаниковал Петигрю. – Потому Том и послал меня за ним следить! – изрекла Белла. – Дрался с теми тремя? – Ну, в Барти попали три Перкуссио, два Лазум Бонуса, Сектумсемпру он перенаправил – убил того мракоборца, который пытался его колдануть. Второй мент получил Скальпио Скиннус Тоталус... – После такого мало кто выживает. – Барти ж руку сломали, третий выбил у него палочку, метнул в него Инкарцеро, в того мракоборца стрелять было уже поздно, и я выстрелила в само проклятие. Схватила Барти и утащила двойной аппарацией сюда в дом Риддлов. Петигрю влил Барти в рот едкий костерост. Давясь и кашляя, ассасин упал обратно на подушку и сдавленно взвыл. – Кости-то срастутся, а вот мозги... – проскрипел камердинер. – Раны залижу, себя не жалко. А вот палочку!.. Белла опустилась на одно колено возле кровати травмированного, вытерла кровь со ссадин на лбу и щеке и отделила от лба присохшую окровавленную прядь золотисто-русых волос, отросших по плечи. Огромные глаза ассасина казались безжизненными черными дырами на перекошенном лице. – Что тебе эти Лонгботтомы сделали? – спросила она. – Тошно смотреть было на их довольные рожи. – Он все еще в состоянии разговаривать?! – воскликнул Люциус, заглядывая в лакейскую опочивальню. За его спиной маячил Фенрир. – Я хотел доказать, что я не предатель, – облизнув пересохшие губы, просипел Барти. Белла ударила себя кулаком по колену. – Конечно! Намеренно и сознательно ты нас не сдашь. Но по своему безрассудству – всю организацию засветишь! Я так считаю, – добавила Белла, оправдываясь перед суровым Фенриром, но оборотень вскричал: – Ты забыла, кто его папаша??? – Папа не знает, – просипел Барти. – Он что, слепой? Ты ж с ним живешь. И он до сих пор не заметил у тебя татуировку? – Согласен с Феней. Папаша, быть может, и не коррупционер, зато злыдень-карьерист, совмещающий в себе самые зловещие черты Торквемады, Савонаролы и судьи Линча. Как призывал Вольтер, «раздавите гадину!» – скрестив руки на груди, произнес Люциус. – Барти понял, что актер он хреновый, плохо изображает из себя такого верного Вольдеморту, такого рьяного Жреца, изобличен мракоборский шпион в наших рядах... Вот мракоборцы и спланировали инцидент с Лонгботтомами. Этот Фрэнк с женой играют роль фальшивой приманки. Барти для наших показательно нападает на Лонгботтомов, тут врываются предупрежденные им мракоборцы, устраивают бутафорскую драку с Барти. Белла вмешивается, ее хватают, и наши доблестные правоохранители получают новые звезды на погоны. – Нет! – всхлипнул Барти, у него не хватило сил на более аргументированную оправдательную речь. К удивлению Жрецов, адвокатить стал Вольдеморт. – Слишком сложно для мракоборцев. Нет. Он напал спонтанно. – Спасибо, господин председатель. – чуть слышно прошептал Барти. – За ваше доверие... Питер и Люциус переглянулись и хором подумали: «Придурок! За Круцио благодарит!» Фенрир еще сильнее убедился, что Барти – предатель. Вольдеморт продолжал: – Адепт лихой и придурковатый. По недосмотру на мракоборцев нарвался. Я предполагал что-то такое, потому и направил Беллу за ним присмотреть. Уперев взгляд Фенриру между глаз, Вольдеморт добавил: – А твою подозрительность я расцениваю как неуважение ко мне лично! Ты думаешь, я не «читаю» адепта с таким местом работы? – Их же учат окклюменции сопротивляться. – буркнул Фенрир. – Так ты решил, что 25летний сопляк-мракоборец может меня обмануть? – Риддл упер палочку Фенриру в подбородок. В глазах угрюмого оборотня всплеснулось недоумение – его верноподданническая подозрительность была воспринята Вольдемортом как нарушение субординации. Разбитое лицо Барти вспорола скользкая, истеричная улыбка, как рваная рана от уха до уха. – Да, господин председатель... Прокляните его, как меня... – прошептал-простонал ассасин, облизываясь. – Для твоего развлечения – не прокляну. Питер оказал тебе первую помощь, но ты мне в моем доме тут не нужен. – Не приютишь на время друга-коллегу? – спросила у Малфоя Белла. – У него есть дом и родители. – отказался Люциус. Вольдеморт уставился на Барти – взял у него аппарационные координаты: – Apparo Finite Alias в Крауч-хаус! * * * Когда Лестранг-старший узнал, что его сыновья и невестка – Жрецы смерти, у него случился инфаркт. Следом за ним умерла и его жена. – Дураки! – были ее последние слова. Рудольф посетил нотариуса, оформил наследство и стал владельцем племзавода боггартов. За весь год ни одного боггарта не продали! Заполняя декларацию о доходах своего убыточного хозяйства, Рудольф паниковал. Платить налоги было нечем. Рассказав о финансовых трудностях, Белла так уставилась на меня, словно я прямо сейчас должна достать и отдать ей деньги. – Не предлагаешь свою помощь? – протянула она. – Ничего другого я от тебя и не ожидала! А сама вся в жемчуге ходит, одни кольца чего стоят... – Белла потянулась к моей руке, явно желая сорвать кольцо. – Попроси денег у Вольдеморта, – конструктивно предложила я, – он же твой любовник! – А не хочешь помочь – не мне, сестре твоей, а хоть твоей первой любви? – Белла сменила тему, видимо, нечем было хвастаться в своей связи со скаредным Вольдемортом. – Барти и раньше буйный был, а как ты вышла за другого – совсем белены объелся. Люциус тебе не рассказывал, что он натворил? – Он не распространяется про работу. Говорит: «Чтоб тебя не травмировать». Белла рассказала о подвигах ассасина. – Сам виноват, – меня передернуло. – Сам нарвался... – Нет, это ты его спровоцировала, смерти ищет! – Не нашел же! – Отлеживается, раны зализывает. Не хочешь его увидеть? Нет? Свинья... * * * Рабастан поймал русалку, посадил в аквариум и пригласил нас с Люциусом, Вольдеморта, Снейпа, недолеченного Барти, Долохова и Макнейра на нее посмотреть. Я не пошла. Я знаю, что боггарты – безобидненькие зверюшки, только вот превращаются в то, чего ты больше всего боишься, и мне не хотелось снова узреть подобие свадебного подарочка Беллы. А Люциус аппарировал. Рудольф налоги не уплатил, и в этот пасмурный день в Лестранг-холл приехала налоговая полиция – конфисковывать боггартов. Рудольф был бы рад, если б у него забрали этих боггартов, но Вольдеморта ж хлебом не корми, дай подраться. Он не понял! Председатель с палочкой наизготовку бросился на защиту имущества своего адепта. Он колданул начальника налоговиков сглазом «Деревце» – у полицейского зарос рот, раздвоились пальцы, срослись веки, а кожа покрылась ороговевшими струпьями. Один из налоговиков метнул в Вольдеморта порчей «Лазум Бонус», ломающей кости, но колдун-мафиози блокировал порчу на лету и с помощью Diffindo Anthem дезактивировал его волшебную палочку, расщепив ее. Еще один налоговик направил «Скальпио Скиннус Тоталус» в близстоящего Барти, и уворачиваясь от скальпирующей порчи, ассасин прыгнул в аквариум, разбив стекло, и получил в глаз от возмущенной вторжением русалки. При виде полицейских боггарты дружно превратились в драконов. Макнейр выпустил их из клеток, и дракончики заметались над полем боя. Они только имитировали облик огнедышащих крылатых рептилий, зато по мановению руки Вольдеморта семеро адептов выпустили из палочек в налоговую полицию настоящие огненные стрелы, и горящие полицейские убежали, левитируя одеревеневшего бригадира и пытаясь на бегу поливать друг друга струями воды из палочек. За ними летели псевдодракончики, клацая зубастыми пастишками. Рудольф Вольдеморту спасибо не сказал за такую защиту! Потрепанные налоговики приведут мракоборцев, и хозяев арестуют... И чтобы избежать драки, Рудольф попросил у Вольдеморта хроноворот, перенесся на три дня назад и явился к нам в Малфой-мэнор. – Люциус, у меня к тебе деловое предложение... Помоги материально!!! Уплати налоги за мой племзавод! А я в тот же день оформлю на тебя дарственную, и племзавод будет твой... – Я благотворительностью не занимаюсь. – Люциус, но у тебя же есть эти деньги! – Есть, ну и что, я не собираюсь их вкладывать в твой убыточный племзавод. Я знаю, что вы за весь год ни одного боггарта не продали. Ты мне можешь объяснить, кому нужен боггарт? – И тебе не жалко отдавать нам племзавод? – поинтересовалась я. – Это же дело всей жизни твоего покойного отца. Рудольф схватился за буйную голову и застонал. – У меня их все равно конфискуют за неуплату налогов. – объяснил он. – Ко мне не должна прийти налоговая... Если вы мне сейчас не поможете, меня посадят... Эх! – срок действия хроноворота истек, и Лестранг дезинтегрировался. А Люциус решил посетить Снейпа и проверить, снял ли зельевар антивандальные заклятия на его магические параметры. Я не пошла: во время беременности моя аллергия на запахи усилилась, а Снейп беспрерывно варит свои экссудаты – как только сам выдерживает? Через 20 минут супруг свалился посреди комнаты с таким лучезарным выражением лица, словно на КВН сходил. – Визит к Снейпуле инспирировал мне идею, как прорекламировать племзавод. Реконструирую его под секс-шоп. – ??? – Приаппарировав, я не обнаружил Северуса в гостиной, на кухне его тоже не было, и посетив спальню, я убедился, что прибыл в малоподходящий момент, обнаружив Снейпа, стоящего голиком и с огромной коробкой в руках. Его бледное тело демонстрировало полную боеготовность, не расставаясь с палочкой, он открыл коробку и оттуда нарисовался Вольдеморт. Снейп колданул боггарта и трансфигурировал его в Анжелину Джоли. Боггарт завопил: «Не надо, не трогайте меня, сэр», а Снейп сказал: «А мне надо» и насильно переместил ее на кровать. Я не выдержал и прыснул – вот как мой скрытный коллега коротает холостяцкие вечера. После чего был наконец замечен Снейпом. Я по приколу его попросил повторить девятиэтажное заклинание трансфигурации боггартов, а Северус сказал, что это его личное достижение – якобы сам додумался. И это, на мой взгляд, правдоподобно – мне неизвестен прецедент, чтоб боггартов трансфигурировали из объекта распугивания наблюдателей в объект либидо. Гордясь изобретением, зельевар мне повторил это модифицированное заклятие трансфигурации, создающее иллюзию материальности боггарта, словом, Снейп чувствует, что якобы касается боггарта. Я выразил приличествующее случаю восхищение, но Снейпу явно было дискомфортно голиком меня просвещать о своих научных экспериментах, и он, поспешно натянув халатец, наложил на меня Обливиатус, который я, как видишь, блокировал. Боггарт, копирующий Анжелину Джоли, пассивно наблюдал за деморализованным Снейпом, и я на прощание, перед тем как аппарировать, мстительно за Обливиатус лишил зельевара его развлечения с помощью Ридикулуса. Вот теперь пусть отправляется на племзавод и покупает у меня боггартов. Пропиарю секс-шоп, отбою не будет от клиентуры. – Короче, вы со Снейпом поссорились, – сказала я. – Я от души прикольнулся, – пожал плечами Люциус. – А если Снейпуле угодно неадекватно воспринять инцидент – что ж, чужую голову не снимешь, свою не приставишь. – Это ведь иллюзия, на самом деле ничего нет... Онанизм с магическим уклоном, – изрекла я. – У Снейпика никогда не было девушки, – вздохнул Люциус. Счастливый Рудольф нотариально заверил дарственную, и Люциус преобразился в негоцианта. Он арендовал помещеньице на Дрян-аллее, где ранее располагался нерентабельный магазин «ПрОклятая бижутерия», и открыл секс-шоп, прорекламировав заведение в прессе и уплатив налог на предпринимательскую деятельность, а за прилавок поставил домового Добби. Секс-шоп посетил первый покупатель – немолодой пузатый колдун, поинтересовавшийся, где тут фаллоимитаторы, плетки, наручники и кремы. Добби предъявил ему накрытую платком клетку с самым миниатюрным питомцем и помпезно возвестил: – Роскошный экземпляр боггарта обыкновенного!!! Вы превращаете боггарта в свой идеал красоты – и делайте что хотите. Создаете девушку при помощи заклинания Convertus Transmogrificus Deismus Creo Molto Placere Anamorphosi Clavis, – без запинки выговорил домовой. – Представляете, как безопасно для здоровья, в отличие от визита в бордель. В заклинание включена формула тактильной иллюзии – все как по-настоящему! И хавать не просит! – А можно ее заставить мне полы помыть? – перебил соловьем разливающегося домового покупатель. – Это сложная многоуровневая иллюзия. Полы она вам не помоет. – А мне готовить надо, полы мыть и посуду. Почему ваш боггарт ничего не может по хозяйству? Я за такое убожище деньги платить не буду... – и удалился. – Облом, – констатировал Добби. Через двадцать минут прибыла склонная к полноте конопатая дамочка с рыжей химией на черепушке. Выслушав монолог домового, она поинтересовалась: – А в мужчину превратить? – Хм, разве что в пассивного гомика. Барин говорит, этот боггарт лежит, как бревно, сам ничего не делает. – Шарлатаны! – и посетительница ретировалась. – Ну кто тебя за язык тянул??? – напал на продавца Люциус, аппарируя в магаз. Добби виновато повесил голову. Люциус и Добби дождались следующего клиента – приковылял участковый мракоборец Аластор Грюм, седой, хромой, с искусственным глазом и со шрамом во всю щеку. – Малфой! Сколько раз я тебя за несанкционированное применение темной магии задерживал! – восхитился мракоборец. – Я теперь частный предприниматель, – тонко улыбнулся Люциус. – Не желаете ли, дорогой мистер Грюм, ознакомиться с нашим ассортиментом? – Меня куколки резиновые интересуют. У тебя есть? – Добби, тащи боггарта!!! Грюм выслушал инструкции, записал девятиэтажное заклинание, но на этом дотошный мракоборец не успокоился. – А боггарты возврату и обмену подлежат? – Не позднее завтрашнего дня и при предъявлении квитанции! – бодро отозвался Добби. – А можно прямо здесь проверить, как работает твое заклинание? Люциус разрешил. Грюм извлек покупку из клетки, и боггарт моментально превратился в министра внутренних дел сэра Бартемиуса Крауча. Грюм направил волшебную палочку на копию Крауча и начал: – Convertus Transmogrificus Deismus... Боггарт заорал дурным голосом и понесся на выход. Хромоногий Аластор погнался за прыткой покупкой, но боггарт уже ускакал на улицу и понесся по Дрян-аллее, при встрече с прохожими преобразившись в вампира. Народ разбежался по подворотням, а улепетывающий боггарт вскоре скрылся за углом. Грюм возвернулся в магаз и потребовал: – Верни мои деньги! – Вы его сами выпустили! – возразил Люциус. – Вы уже заплатили, получили квитанцию, вы купили боггарта, а он у вас убежал – можем другого продать, – подхватил Добби. – Нет, – выступал Аластор, – отдай деньги, мошенник! Пока я еще в помещении твоего магазина – это все еще твой товар... – Вы неправы, сэр! Частный предприниматель не отвечает за вашу неловкость! Знаете, это как бы вы тарелку купили и тут же уронили возле прилавка, – увещевал Грюма Добби. – Хотите взамен второго боггарта за полцены? – предложил Люциус. – Я тут у тебя и так разорился, хочешь, чтоб я тебе еще и свои харчи отдал! Пока хозяин и домовой вразумляли зациклившегося скупердяя Грюма, его начальник Бартемиус Крауч шел за покупками по Дрян-аллее – что он собирался прикупить, неважно – папик Барти так и не отоварился, ибо из-за угла навстречу главному мракоборцу магической Британии выскочил боггарт в образе вампира. У Бартемиуса сработал профессиональный рефлекс: – Документики предъявите, гражданин! Без лицензии вампирируете? Лестранговский боггарт, взращенный в оранжерейных условиях, малёхо осатанел – кому еще придет на ум спрашивать у боггарта документы? – Нету документиков? Мракоборец круглосуточно при исполнении! – и Бартемиус произнес вампироотталкивающее заклинание «Garlikanis», но тут в поле зрения боггарта образовался Фенрир. Оборотень шел устраиваться на работу охранником и по такому случаю умылся, заплел рыже-седые космы в косу, расчесал бороду и нацепил пиджак, дисгармонировавший с камуфляжными джинсами. Боггарт опять превратился в свирепого грозу всех незарегистрированных вампиров, оборотней, анимагов и разбушевавшихся темных колдунов – Фенрир больше всего боялся мракоборцев, и через секунду перед Бартемиусом и Фенриром стоял близнец Крауча-старшего, только настоящий был в цивиле, а боггарт – в мракоборской форме. Много народа боятся мракоборцев. – Визенгамот по тебе плачет! – прохрипел боггарт, точно имитируя зычный голос начальника мракоборцев. – Это не я! – взвизгнул вервольф. – Всего лишь боггарт! – отмер истинный Крауч и взмахнул палкой: – Ридикулус! Боггарт дезинтегрировался. А Бартемиус развернулся к вервольфу, нацелившись волшебной палочкой: – Незаконопослушный гражданин Грейбек! Вот и встретились! Арра... – Бартемиус хотел сказать: «Apparo Finite Alias в мракоборский участок», но Фенрир, молниеносно выхватывая палочку, завопил Темное Сдерживание: – Диффендаркус! – Diffindo Anthem! – откликнулся Крауч, и палочка оборотня расщепилась. Утративший орудие труда Фенрир с отчаянным воплем кинулся на Крауча и вонзил зубы ему в плечо. Бартемиус вырвался и понесся наутек, налетая на прохожих и зажимая разорванный рукав на окровавленном плече. Следом с криком: «Мент поганый!» скакал осатанелый вервольф. Бартемиус вбежал в первый попавшийся магазин, а это был Малфоевский секс-шоп, где до сих пор Люциус и Добби препирались с Грюмом. – Вернулся, родимый! – восхитился Аластор и протянул к Краучу загребущие руки, облапил Бартемиуса, прижал к сердцу: – Ну, погулял и обратно прибежал, усатенький! Бартемиус затрепыхался в объятиях Грюма. – Вот видите, как славненько получилось! – умиленно всплеснул руками Добби. – Счастья вам и радости с вашим боггартом! От мощного удара кованого ботинка дверь секс-шопа с грохотом распахнулась, и на пороге образовался Фенрир – косая сажень в плечах, дурную силищу девать некуда: – Мент поганый! – Феня – Мобиликорпус!!! – заорал Люциус, и вервольф кувыркнулся обратно на улицу, внезапно сообразив, что пора ретироваться, и аппарировал в неизвестном направлении. – Аластор, я тебе выговор объявлю, лишу премиальных, нет – всей зарплаты за месяц! – запоздало разорался на Грюма Крауч. – Ты что, Аластор, рехнулся, зачем меня тискаешь? У тебя на участке вервольфы-рецидивисты средь бела дня на людей нападают... Вот!!! Я ранен!!! Грюм уразумел, что тискает не боггарта, а настоящего начальника, выронил Бартемиуса и попятился: – Вы... вы оборотнем будете, сэр! – Добби, срочно аппарируй домой, волоки заживляющее зелье, – прикрикнул Люциус. – Taeniae Bindum, – из острия волшебной палочки Малфоя вылетела марлевая повязка и принялась вытирать кровь с надкушенного плеча потерпевшего Крауча. – Приколите, да! Феня кусается даже в человекообразный период! Вы удумали увещевать зубастого? А то он только на меня адекватно реагирует. Добби, вернулся! Окропи сэра Бартемиуса заживляющим зельем, он в оборотня не превратится, Фенька его не со зла, зубастик просто эмоциональный и его плохо воспитывали. – Откуда ты знаешь, что сэр Крауч не будет оборотнем? – спросил Грюм. – Ликантропия не передается, когда оборотень выглядит человеком, – просипел главный мракоборец страны. – Фенрир совсем обнаглел, средь бела дня по Дрян-аллее разгуливает! При задержании сопротивлялся! А это твой участок, Аластор! На днях нашли трупешничек, зубками пожеванный, экспертиза обнаружила магические параметры колдуна-оборотня, по картотечке совпавшие с Фенькиными. А у Фенрира лицензия давно просроченная, продлил бы лицензию, профсоюзные взносы бы уплатил – и мракоборский отдел лицензирования нежити не имел бы претензий. С этими словами Бартемиус испарился, придерживаясь за забинтованное плечо. – А я так надеялся, он оборотнем будет, и его уволят! – приуныл Грюм.
Плакса Миртл : Глава 10. Герои и злодеи. Пыльные бархатные шторы душили робкие солнечные лучи, пытавшиеся пробиться в холодные коридоры Лестранг-холла. Гостиная была заставлена потемневшей от времени скрипучей мебелью, на подоконнике плотоядная фиалка схватила первую весеннюю муху – только этот цветочек остался от Лестранговского племзавода, всех боггартов Рудольф Люциусу отдал. Регул тряс головой: – Врываются в дом, заавадят хозяев и выносят всё имущество... – Вольдеморт получил пророчество, что на исходе седьмого месяца родился его будущий убийца. Так что выбор объектов обоснован, подходят ли эти люди под пророчество. – объяснил Рудольф и плеснул себе коньяк в кофе. – Библия! – воскликнул Регул. – Ирод! Евангелие от Матфея, глава вторая, стих 16й. Избиение младенцев... И вся моя родня в этом замешана... Чинуши и мракоборцы – не люди, но известие о новом погроме, где призрачный череп со змеей зависнет над домом очередной подходящей под пророчество семьи – пусть инакомыслящих, пусть светлых, – ножом полоснуло по нервам, оставив в душе кровоточащий шрам. Жрецы с гиканьем носятся по Англии, разыскивая родившихся в седьмом месяце, за ними с гиканьем носится Крауч-старший, и никто из наших не знал, в каком состоянии вернется с очередной травмоопасной потасовочки по указке припадошного Вольдеморта. Мой Люциус не входил в боевую группу – он не убийца, не способен наложить Круцио и Аваду, ему только маглов гонять. Вольдеморт был уверен, что неспроста мракоборцы на прошлой неделе устроили облаву именно в тот день и в том районе, куда собрались с визитом Крэбб, Гойл и Макнейр. Но Барти предупредил о планируемой облаве, и наши не пошли. Потом Барти с улыбочкой рассказывал, как блюстители порядка впустую прочесывали территорию и как он в составе отряда мракоборцев пять часов просидел в засаде в кустах под мантией-невидимкой. Вольдеморт устроил адептам сеанс окклюменции, выискивая доносчика, так и не нашел. Закончив читать мысли адептов, Вольдеморт отправился на кухню, заглянул в холодильник, а там стояли только Петигрюшные ботинки. – Нас предали, даю на отсечение голову Крауча. Уверен, что он навел. – заявил Люциус. – Ты, Крауч, самая подозрительная кандидатура. – Жаль, что твой в мае родился. Нарси не могла подождать до седьмого месяца? А то б и вы под пророчество подошли, – облизывая ухмыляющийся рот, отозвался ассасин. – Подписываюсь под каждым словом Малфоя, – сказал Фенрир. – Мусорёнок! На два фронта работаешь, всю организацию заложил. – Империо. Почисти мне ботинки. Фенрир с остекленевшими глазами встал на колени и вылизал языком Бартины ботинки, включая подошвы. Зрители жались по стеночкам, а Люциус громко скрипел зубами, вспоминая свои безуспешные попытки подимперить Фенрира. Риддл вернулся из кухни. Барти сказал: – Свободен. Фенрир поднялся: – Расцелуй тебя дементор, Крауч... – Вон из моего дома, оба, – потребовал Вольдеморт. Ассасин и оборотень откланялись. Барти первым шагнул на крыльцо дома Риддлов и через порог произнес: – Enclosio! Захлопнувшаяся дверь зажала рыжую бороду Фени в сантиметре от горла. Оборотнева рубаха оказалась в дверной щели. Enclosio – самое сильное из запирающих заклинаний, открыть дверь сможет только наложивший его. Фенрир трепыхался, пригвожденный за бороду, пока его не обнаружили мы с сестрой – мы собрались по домам, а мужья задержались. – Вызови его на дуэль. – посоветовала Белла. – Горло перегрызу, – промычал Фенрир, упираясь челюстью в дверь. – А как мы все отсюда выходить будем? Через окно? Пока Барти не вернется и не изволит отменить свое Enclosio, – прикольнулась я. – Sacriferro, – Белла превратила кончик палочки в нож и отрезала вервольфу бороду. Фенрир рванулся, половина рубахи осталась в дверной щели. Феня скомкал свои лохмотья и затолкал в карман спортивных штанов. – Руки-крюки, аккуратнее не могла? – вместо спасибо нудел оборотень, плюнув на палец и размазывая кровь по подбородку. Стало ясно, почему он носит бороду, как у Фридриха Барбароссы – мы заметили у него на шее огромный белый шрам. – Откуда это? – спросила Белла, заводя выбившуюся из косы рыже-седую прядь ему за ухо. – Собратья горло рвали. Белла с восхищением изучала Фенину биографию по результатам регенерации на его нечеловечески выносливом, поросшем рыжими волосами теле с мощными, перекатывающимися под кожей мускулами. Я поймала восторженный взгляд сестры и ухмыльнулась – здоровенный детина и огромная дубина, знатный конкурент пожилому Риддлу. – А это? – Белла указала на шрам на животе. – Кишки выпускали. Белла тронула белую отметину на плече. – Мракоборцы кнутом били. Кончиками пальцев Белла прикоснулась к глубокому шраму на пояснице, уходящему на спину. – А это охотники заживо шкуру сдирали. Это капкан, – Фенрир продемонстрировал шрам на когда-то сломанной руке. – На правой – мракоборцы утюгом прижигали. На пальцах – мракоборцы иголки под ногти загоняли. – За что ж они тебя так пытали, – сказала Белла. – Выбивали признание, подписать показания. Решили на меня повесить все преступления за год. – Вполоборота он продемонстрировал последствия глубокой раны у основания позвоночника: – Крестьяне поймали, когда свинью ихнюю тащил, за крюк подвесили. А это, возле сердца – ножом в кабаке. Чуть ниже – осиновый кол вбивали. – Ну, пойдем вылезать в окно, – распорядилась я. Пусть сестра кокетничает с расхваставшимся оборотнем, но не в моем присутствии. – Ты вылезай, а для нас Том снял антиаппарационные барьеры, – откликнулась сестричка. Я прыгнула с подоконника. Приземлилась удачно. Я аппарировала домой, а Белла вернулась в Риддловский конференц-зал. Вольдеморт заявил: – Хлеба и зрелищ хочу. Пошли в магляцкую булочную!!! Он подхватил Беллу, а Рабастан – с утра поддатого Рудольфа (Лестранг не просыхал с тех пор, как Белла закрутила с Вольдемортом). Ведьмаки заявились в магловскую булочную, запустили туда шаровую молнию, и каждый набрал столько хлебобулочных изделий, сколько можно унести при аппарации. Маглы разбежались с криками. Лестранги позасовывали булки за пазуху и погнались за беглецами по улице – надо ж было поймать пару человек для отработки пыточных проклятий, которые им Вольдеморт обещал показать на маглах! Белла кинула Инкарцеро и обездвижила магла, но Том выскочил из горящей магловской булочной с батоном за пазухой и заорал: – Куда, придурки? Не будем сегодня маглов ловить! Вернулись в цитадель Вольдеморта, разложили боевые трофеи – булки, Риддл надкусил батон, сказал, что Белла – молодец, и внаглую, при живом муже, поцеловал ее. Рудольф решил наложить на Беллу пояс верности, но поскольку был с утра пьян, а заклинание Люциуса точно не запомнил, он ткнул ее палкой, и Белла завопила: у нее волосы загорелись. Том и Рабастан залили ее водой с помощью Агуаменти, Вольдеморт наложил по контрзаклинанию на каждый ожог, и оклемавшись, сестричка заорала: – Рудольф, сволочь! С пьяных глаз не вдупляешь, что бормочешь! Я понимаю, кретин, какое-то другое заклинание сказать хотел пьяным своим языком! – Ты, по-моему, сглаз «Пояс верности» бормотал, – заметил наблюдательный босс. – Что, хотел, чтоб меня тут корчило? Щас сам покорчишься. Dart Fervore!!! – У-у-у-у-а-а-а-а-а!!! – Рудольф свалился со стула, обливаясь кровью, просочившейся сквозь штаны. – А ты сам просил показать кастрирующую порчу в действии! Рудольф стонал, зажмурившись. Рабастан схватил брата за шиворот, аппарировал с ним в Лестранг-холл и вызвал скорую помощь. * * * Снять сглаз намного труднее, чем его наложить. Мама с отцом и свекор со свекровью были бессильны. Люциус даже с Беллой проконсультировался. Сестра дожидалась Рудольфа и Рабастана с «избиения младенцев», а нам устроила чайную церемонию в японском стиле. – «Пояс верности» – неснимаемый сглаз, а ты чем думал, когда свою жену сглазил? Он перестанет действовать, только когда ты умрешь! – Блин, она же не может его кормить! – Ты, Люциус, слегонца лопухоид. Из-за твоей самодеятельности твоя жена не может прикоснуться к собственному сыну. Нарси, у тебя молоко есть? – Сцеживаю. Горничная кормит, через соску. – Повезло тебе, что муж у тебя состоятельный, а вот вы завтра разоритесь, разбегутся слуги, тогда ты, Люциус, сам памперсы менять будешь, кормить, мыть и одевать сыночка. Что ты мне свой средний палец тычешь, Люциус? Рассмотрим другой вариант. Вы не разоритесь, Драко подрастет, решит к родной матери прилабуниться и получит результат сглаза «Пояс верности» по полной программе. Что я могу тебе предложить, сестра? Заавадь Люциуса, и сглаз аннигилируется... – Silenсio, – процедил Малфой. Белла в ответ рассмеялась, немотный сглаз в Люциусовом исполнении не сработал. – А почему ты сама не беременеешь от Вольдеморта? – спросила я, кусая локти. Вокруг топчется толпа колдунов, которые только гадости говорить могут, а помочь мне – так далеко их квалификация не простирается! Белла вскрикнула и закатала рукав – татуировка вспухла и слабо светилась в полумраке лестранговской гостиной. Они с Люциусом переглянулись и поднялись с мест. – В дом Риддлов? – полувопросительно констатировала я. – А я? Пока Люциус произносил: «Тебе там делать нечего», меня уже привычно сдавила аппарация. Помня, что на двери висит Enclosio, я аппарировала во двор. Петигрю дирижировал палочкой перемещения швабры и тряпки по крыльцу – значит, ассасин дезактивировал запирающее. Я прибыла в аудиенц-зал, где уже находились Люциус и Белла, у окна возвышался Фенрир, а по центру помещения Вольдеморт, уставившись в глаза ассасину и приподняв палочкой его подбородок, хрипел: – Ты утверждал, что всё чисто, никакой облавы не планируется... Я из-за тебя двух сотрудников потерял! Их там ждали! Отряд из десяти мракоборцев – скажешь, случайно они там оказались??? Фенрир, повтори для новоприбывших! – Рабастан попытался аппарировать, и мракоборец его расщепил. Голова на шоссе, левая рука в канаве, остальные части тела аппарировали в неизвестном направлении. А Рудольф остался один со сломанной палочкой против десяти мракоборцев. Вольдеморт развернул к нам Барти палочкой за подбородок. – Ты навел! Ты их сдал! – закричала Белла, а Люциус подхватил: – Ты не предупредил о готовящейся мракоборской резне! – Я не знал! – отчаянно засопротивлялся Барти. – Я не могу знать обо всех готовящихся облавах. Господин председатель, вы же меня «читали», вы же знаете, что я не предатель. – Ты, старший мракоборец, член Визенгамота, и не знал – с таким папашей, – процедил Люциус. – При чем здесь папа, Люциус? С тех пор, как я стал Жрецом, он дома ничего ценного не рассказывает. Никакой информации по работе, которая могла бы быть использована мной на благо ордена. – Господину председателю решать, – Люциус сложил руки на груди. – Не предупредил по незнанию, – заглянув ассасину в мозги, вынес вердикт Вольдеморт. В этот момент явились два пожилых адепта – Долохов и Яксли, за ними – Снейп, им тоже рассказали о потере в наших рядах. Белла сгорбилась на краю дивана, Вольдеморт поставил перед ней стакан виски с лимоном и присел рядом, перебирая ее пушистые волосы. – Я всех «читал», – скрипнул зубами босс, – все чисты аки агнцы, но я не могу поверить в столько совпадений. Понятно, что Крауч всех темных посадить решил, мракоборские облавы участились. За два месяца уже четыре трупа – Уилкс, Розье, теперь эти два брата-акробата. «И в их смерти виновата одна ты. Ты затащила их в орден. А после того, что Вольдеморт из-за тебя сделал с Рудольфом – он жизнью не дорожил», – послала я Белле мысленный message. Она, хоть и окклюмент, не почувствовала. Смотрела на свои переплетенные пальцы. Белла осталась в доме Риддлов, а Снейпа и Фенрира Люциус позвал к себе. Регул увязался. Он заставил всех ждать, пока он прочитает над едой молитву: – Pater noster, qui es in coelis: Sanctificetur nomen tuum. Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in coelo et in terra. Panem nostrum supersubstantialem da nobis hodie et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Et ne nos inducas in tentanionem, sed lifera nos ad malo. Amen. Люциус слушал бормотание святоши-кузена, изящно оперевшись виском на запястье. Напротив меня сидели его странные друзья – грязнокровый лаборант кафедры зельеварения в Хогвартсе и безработный вервольф. Только после Регуловой молитвы начался обед. Фенрир отбил у меня всякое желание проглотить хоть кусочек, с набитым ртом рассказывая кровавые подробности гибели братьев Лестрангов. – Это смерть для маргиналов, которым нечего терять, кроме своей волшебной палочки. Лестранги сами виноваты. Кто ж так работает – тупо, грубо, вульгарно, по-мясницки – врываться в дома с криком: «Авада Кедавра!» – жуя бескровные губы и мусоля упавшую на глаза грязную темную прядь, менторским тоном выговорил Снейп. – Применять смертельные проклятия – грех богопротивный, – сообщил Регул, осеняя себя крестным знамением. – Я не нарушаю первую заповедь «Не убий». Регул и Снейп рассказали, как они изящно и без смертельных проклятий посетили некого Хитченса. По их словам, Регул воспользовался своим магическим зрением, определив сквозь стены, что хозяин один дома, и запустил в здание своего домового Кричера. Домовой-невидимка украл хозяйскую волшебную палочку и приволок Снейпу, который умазал рукоять палки прОклятым ядом, после чего невидимый Кричер возвернул отравленное орудие труда на место и ретировался. Регул и Снейп устроили во дворе мини-пожарчик, вынуждая хозяина воспользоваться палочкой. Прикоснувшись к отравленной палке, мужик через десять минут бездыханно скрючился на полу, руки до локтей покрылись язвами, а в ладонях яд прожег сквозные дыры. Жрецы ликвидировали микро-возгорание, беспрепятственно проникли в дом и вынесли имущество. Жутко довольные собой, Снейп и Регул поблагодарили Люциуса за обед и удалились, разаппарировавшись со двора: Снейп – в Хогсмит, Регул – на Гриммуальд-плейс-12. Я оставила Люциуса с Фенриром пить пиво в гостиной, отправившись гонять обленившихся домовых. Когда я вторично проходила мимо столовой, до меня донеслись хоровые агрессивные инсинуации в адрес Барти. Люциус и Фенрир сидели спиной к двери, лицом к пустому камину. Я застыла истуканом, стараясь не дышать. Идеологическая база Вольдеморта «Смерть грязнокровкам, ратующим за интеграцию магического сообщества с маглами!» давала обывателям повод представлять дружный коллектив Жрецов смерти кучкой безумных садистов-фанатиков, громящих дома инакомыслящих не корысти ради, а токмо для морального удовлетворения от творящегося беззакония. Вступив в орден, Фенрир встретился с очень приземленными, меркантильными грабителями, не оставляющими свидетелей. И пришел к выводу: террористический черномагический орден – обыкновенная банда, только колдовать умеют. Их единственная цель – отъем денег у населения. Из них только Вольдеморт способен устроить бойню не ради добычи, а ради куражу, чем все его подчиненные весьма недовольны: толку высовываться без перспективы получения дивидендов. Он убедился, что Жрецы аполитичны, хотя за энную сумму могут учинить теракт по чьему-нибудь заказу с целью дискредитации чьего-нибудь оппонента. Фенриру была понятна потребность иметь своего человека в полиции. Но он бы общался с мракоборцем-информатором на нейтральной территории, приплачивал за сведения – и ни за что бы не снимал перед ним маску. Тем более, была бы Фенина воля, не впустил бы в дом Риддлов, не одарил бы партийной татуировкой, не давал бы преступных заданий, и с другими адептами бы не познакомил – ни имен, ни лиц. Вот по этому вопросу Фенрир был с Томом Риддлом категорически не согласен. Риддл полагался на окклюменцию, о которой Фенрир имел весьма приблизительное понятие, искренне думая, что решение любых конфликтов зависит от силы хука справа. – Голыми руками хребет ему сломаю, косточки его глодать буду, – мечтал Фенрир, показательно сгибая пополам чугунную кочергу. – Но не пойду же я с кочергой против волшебной палочки! – и яростно отшвырнул скрюченный чугунный прут. – Даже если бы ты и не утратил в боях орудие труда. Драться с сэром Краучем как маг с магом я врагу не пожелаю. Прежде чем ты успеешь поднять палочку, будешь как минимум оглушен. – Люциус, если не хочешь сам мараться – одолжи мне свою! – А ты придумай, как заставить супостата выпустить палку из рук. – спокойно сказал ему Люциус, откидываясь в кресле и глотая пиво. – Упоить вусмерть, – конструктивно предложил оборотень, вертя пулю на цепочке (как-то раз в полнолуние Фенрир решил подзакусить охранником автостоянки и получил огнестрел в плечо). – Я бы сам с удовольствием предоставил помещение, взял у Снейпа яд и отравил бы Краучу не напиток, так посуду. – Так, я не хочу им отравиться. Я хочу и пообедать, и волшебную палочку присвоить. – Снотворное подсыпем. * * * Я истуканом сидела на лавке возле мракоборского участка, где работал Барти, от нечего делать куря сигарету за сигаретой. В тот день немногие были вынуждены переступить порог мракоборского участка, и как я поняла по их доносящимся громогласным комментариям по мобильнику, ходоки к мракоборцам оповещали невидимых собеседников о результатах оформления документов. Наконец дождалась окончания его рабочего дня. Барти переступил порог в направлении на улицу. Я вскочила и сделала шаг в его сторону. После приветственных возгласов он хотел поцеловать мне руку (я притворилась, что не заметила его жеста) и сделал мне комплимент по поводу моего внешнего вида, окрашенный грустью и горечью – было ясно, что в глубине его души тлела вытесняемая разумом надежда. Барти произнес недовольный монолог о монотонности мракоборской работы – допросы, протоколы, груды документации, и предложил пойти в близстоящий паб. Я рассказала ему подслушанный мной диалог Люциуса с Фенриром, и добавила: – Я даже думаю, что он знал, что я подслушиваю, и устроил этот цирк специально для меня, провоцируя меня пригласить тебя в Малфой-мэнор, чтобы предупредить тебя. И только ты переступишь порог Малфой-мэнора, домовой подаст мне нормальный кофе, а тебе яд. Он способен на такое иезуитство. Барти облизал губы и небрежно произнес: – Иезуитством ты называешь пьяный треп волосатика с оборотнем? – Они только пиво пили... – Я искренне паниковала, речь идет о жизни и смерти Барти, какая разница, что пили Люциус и Фенрир? – Мне кажется, ты должен уехать из Англии. – В Бухарест? – Твой сарказм неуместен. Я не знаю, где у тебя получится устроиться, но оставаться на родине опасно. Барти покрылся красными пятнами. – Ты меня предала, – заявил он, – а теперь весьма бездарно изображаешь, будто я тебе небезразличен. Обвиняя меня в лицемерии, его лицо исказилось таким инфантильным, обиженным выражением, что я подумала: как у Барти, мракоборца и Жреца смерти, старше меня на пять лет, осталась инфантильность? Я подумала, что «лучший мракоборец года» не работает, а произрастает в мракоборских оранжереях. Начальство благоговеет, к негритянскому труду не принуждает, и кто же, как не Барти, и в этом году получит очередной грант лучшего молодого специалиста. «Ребенок господина Гранта» не может себе представить, что не все люди в мире будут сдувать с него пылинки из-за заслуг его папаши, что ведьмаки из террористического ордена, куда он со всей дури вступил, способны не только пожелать ему зла, но и сделать зло. И что нельзя жить одним мгновением, невозможно долго вести двойную жизнь – рано или поздно расправятся или альгвасилы, или террористы. – Ты такая же заподлистая, как Малфой, и пришла надо мной поглумиться. Мне и на работе гадостей хватает, еще и твои слушать... Я ожидала, что он после финального упрека развернется и аппарирует, но Барти продолжал гундосить: – А я сначала обрадовался, что ты захотела рядом со мной постоять. Мне на тебя смотреть больно... Пришла припугнуть меня Фенриром и послать в Бухарест! – Ты знаешь, как Регул с помощью домового отравил Хитченса? Невидимый домовой явился в его дом... Люциус может воспользоваться методом Регула. – Фенриром пугать неэффективно, так есть еще и Добби... Домовые, – назидательно объяснил Барти, – становятся невидимыми для людей, а друг друга им видно. Наши эльфы инородному телу руки-ноги поотрывают. – Ты безрассудный. Агрессивный. И слишком самоуверенный. Баловень судьбы, золотой мальчик, привыкший, что тебе всё позволено, всё сходит с рук. А эти люди – они не прощают. С этими словами я аппарировала в Малфой-мэнор, понимая, что зря затеяла бесполезный разговор. Мне оставалось только надеяться, что Люциус с Феней не претворят в жизнь свой план. На веранде громадная шерстяная собачища, склонившись над тазом, где лежал обезглавленный поросенок, торопливо отрывала куски сырого мяса и глотала, не жуя. Когда в тазу остались обглоданные косточки, близстоящий домовой опасливо сделал шаг по направлению к волчаре, протягивая руку за посудой. Волк зарычал и принялся вылизывать посудину, а вылизав, растянулся с костью поперек веранды, посасывая костный мозг. При виде меня косматый монстр завалился на бок, демонстрируя брюхо, и приветственно махнул пушистым хвостом, придерживая лапищей кость. – Ларри, – возопила я, тыкая перстом, – что это?! Вопрос получился – глупее не бывает. Домовой поклонился: – Вервольф, барыня. Единственная возможность проникнуть в дом – перешагнуть через оборотня. Я не рискнула. Пришлось аппарировать в комнату. – Пока ты шопингу предавалась, ко мне прибежал Фенрир: «Схорониться мне надо! Соседи на меня донесли мракоборцам, нельзя мне теперь домой». Ты не нервничай, он только на период полнолуния. – невозмутимо «успокоил» Люциус. – Что ты налегке? Я капризно сморщила нос: – Не обнаружила ничего достойного. Так, в кафе при супермаркете посидела... Ничего, дома супруг сюрприз подготовил! Твоя безответственность меня поражает, в доме же ребенок, а ты ликантропа приютил!!! Да, в доме беззащитный живой комочек, сладкое белое мясо для Фенрира! Драко (тетя Эльза настояла на этом имени) часто простуживался – хотя сквозняков в детской не было, постоянно кричал, плакал, я вскакивала, бежала к нему – и могла только стоять рядом, безучастно наблюдая за действиями няньки-домовички. Малфоя безумно раздражал шум из детской, но я не разрешала ему повесить Сурдокамерус. Тетя Эльза обвиняла в плаксивости Драко мою вредную привычку: «Ребенок курить хочет! Приучила его к никотину еще в утробе!» Люциус вешал себе на грудь кенгуру и выгуливал наследника, а я плелась рядом. И сейчас хотелось бы верить в легкомыслие Малфоя, а не в намерение скормить оголодавшему вервольфу ребенка! Малфой веселился и вразумлял меня, что не намерен пускать Феню в дом. Своим родителям, углядевшим новоприбывшую фауну из окна, он объяснил, что «Крэбб выгнал из дома свою собаку – помесь с волком», а он по своей отзывчивости подыскивает зубастику нового хозяина. – Тому Риддлу его подари! – голосом раненого вепря заревел дядя Абрахас. – Пока я его не заавадил!!! – В собственный дом ни зайти, ни выйти, в окно посмотри – цветы топчет, – подхватила тетя Эльза, – Люциус, чтоб завтра я собаку-убийцу у себя в саду не видела! – Люциус! Что расселся, вставай! Иди к своему питомцу, он же одного тебя подпускает, и аппарируй с ним в дом Риддлов! Браво, браво, Абрахас! Вытолкал Люциуса взашей. Малфой спустился в сад, приблизился к валяющемуся в цветнике ликантропу, укоризненно попенял ему: – Феня, к сожалению, я живу не один. Встань с гладиолусов. Мама протестует. Фенрир сел, почесался. – А отец отправляет нас с тобой к Вольдеморту. Протестующий скулеж. Люциус присел на качели под развесистой ивой, сказал: – Фенрир под Иггдрасилем! Знаешь, что мне пришло на ум? Как я раньше не додумался... У меня целый магаз с боггартами, а мы с тобой по-дилетантски о ядах фантазировали! Послушай, что я думаю. Мы деморализуем Барти боггартом. Пока он будет паниковать и швыряться заклинаниями, – твой выход. Ты вервольф бывалый, давать тебе практические рекомендации по каннибализму – не в моей компетенции. Тут Люциусу на мобильный позвонил отец: – Почему еще не у Риддла? Я тебя предупреждаю: если ты зверюгу обратно в Малфой-мэнор приведешь – я и на тебя антивандальные распространю. – Пойдем гулять, Феня, – вздохнул Малфой, позвал домового, эльф выслушал инструкции, исчез и вскоре материализовался с ошейником шипами наружу и поводком-цепочкой. – Феня, не обессудь за меры предосторожности. Даже по маглятнику запрещено выгуливать животных ростом выше 25 см без поводка. Мобилиарбус! Ошейник совершил перелет по воздуху и застегнулся на шее Фенрира, а поводок к нему пристегнулся. Оборотень зарычал, схватил поводок передними лапами и стал стягивать через голову вместе с ошейником. Ошейник сидел плотно. – Я спущу тебя. Спущу, когда надо будет. И Люциус удалился, с Фенриром на поводке. Через десять минут в Малфой-мэнор явился Регул. – У меня новость для Люциуса, – заявил он сэру Абрахасу, – когда он будет? – А мне ты не можешь сказать? – Сэр, информация конфиденциальная... впоследствии Люциус вам сам расскажет, но сейчас я не имею права. Может, вы подскажете, где его найти? Малфой-старший бросил взгляд на запястье Регула – богомольный кузен расхаживал в рубашке с коротким рукавом, а татуировку частично прикрывал браслетом с надписью «Спаси и сохрани». – У председателя вашего он. – Спасибо, сэр! – Регул дезинтегрировался. Лорд Малфой с оборотнем на поводке посетили секс-шоп, тоскующий за прилавком Добби упаковал им боггарта, и коробка с сюрпризом полетела за ними по воздуху. Дотащив Феню двойной аппарацией на кладбище, Люциус уселся на мраморный памятник, спрятавшись за статуей архангела, и начал ждать. Раздался хлопок аппарации, но это прибыл не Барти. Мракоборцы аппарировали всегда беззвучно. Это Регул материализовался. Обшарив ландшафт всевидящим оком, святоша устремился к статуе архангела: – Люциус! Что сидишь на надгробии? – А ты что здесь потерял? – неприятно изумился Малфой. – Пришел я тебе глаза открыть. Грех богопротивный жена твоя-прелюбодейка с юродивым Краучем совершает, – сообщил Регул. – Вот тебе истинный крест! Я сегодня видел, как они вместе по улице шли! – Иди в пень! – Я ж помочь хотел! Предупредить тебя, как брата, как друга. Ты что, мне не доверяешь? Ты так в ней уверен? Я ж говорю, изменяет она тебе, артистка больших и малых театров... – А по яйцам? – А что, у тебя с ними проблемы – что жена тебе изменяет? Люциус ударил Регула коленом в пах. Обиженно ноя, Регул ретировался, но далеко уйти не успел – на кладбище аппарировал Барти. Из-за памятника с мраморной статуей архангела выплыл дементор. – А-а-а! Credo, domine, credo! Богородица белый расстелет над скорбями великими плат! Помилуй, господи, мя грешного! – заорал Регул, бросился наутек, на бегу крестясь, запнулся и рухнул лицом вниз. Барти стоял истуканом, глаза как пятаки, и трясся от страха. Вдруг откуда-то сбоку на дементора напал двухметровый полупрозрачный серебристый змей. Дементор сделал шаг назад, запнулся и замахал руками. Видя несолидное для дементора поведение, Вольдеморт погасил патронуса, прошипел: «Ридикулус!», и боггарт исчез. – Крестом животворящим и молитвой душеспасительной спасся я от дементора! – закричал счастливый Регул. Люциус с Фенриром осторожно выглянули из-за памятника: – Господин председатель, какое счастье – всего лишь боггарт! Я уж подумал, что это Крауч привел дементора нас арестовывать. Если б не ваше хладнокровное бесстрашие, – юродствовал Люциус, чтоб скорый на расправу Риддл не идентифицировал, кто выпустил боггарта. Фенрир прижался к его бедру, поджав хвост. – Кто притащил боггарта? – рассвирепел Вольдеморт. Не получив ответ на первый вопрос, было некому задать второй – «Зачем?» – Не признаетесь? Я все равно узнаю. – Вольдеморт скрестил руки на груди, окинул скульптурную группу из Жрецов скептическим взглядом и решил сорвать досаду на Фенрире: – А тебя в таком виде никто сюда не звал! Потребовались услуги Снейпа – Волчьелычное зелье для Фенрира и веритасерум для остальных троих. Пока варилось Волчьелычное, Вольдеморт позвал Барти в свой кабинет, налил ему веритасерума и задушевно спросил, а не он ли боггарта приволок. Под вой привязанного во дворе Фенрира Барти поклялся, что боится боггартов – они у него в дементоров превращаются. Следующим Риддл вызвал Регула Блэка, а Люциус и Петигрю в это время спорили со Снейпом, кто будет заливать кусучему Фене Волчьелычное зелье. Пока ведьмаки препирались, перед домом Риддлов материализовались Долохов и Каркаров. Петигрю выглянул в окно, ткнул перстом: – Вот они и будут... – но не успел договорить. Болгары ввалились в дом, Долохов поддерживал висящего на плече напарника – Каркаров хромал на правую ногу. – Сдали нас! – прохрипел Каркаров, брызнув кровавой слюной – во рту недоставало трех зубов. – Ничего взять не успели – прибыли мракоборцы. От Авады трупом Гидеона я прикрылся, – зловеще поведал Долохов. – Где Риддл? Петигрю постучал в дверь кабинета. Вольдеморт выглянул, в образовавшейся дверной щели просматривалась скрюченное на полу тельце скованного заклятьем Инкарцеро Регула. Председатель был бледен, а лицо покрылось красными пятнами, пальцы судорожно вцепились в волшебную палочку, бескровные губы плотно сжаты – что же Регул ему рассказал под веритасерумом? Люциус не успел мысленно сформулировать этот вопрос – в ухо дохнуло хриплое, натужное дыхание изувеченного Каркарова, и Долохов начал свой чудовищный рассказ, как запытали Круциатусами хозяев до смерти, и над неостывшими трупами отбивались от четверых мра ...
Плакса Миртл : ... коборцев, едва успевая блокировать проклятия. Кто, кроме Вольдеморта, знал, что сегодня болгары отправляются с визитом к братьям Гидеону и Фабиану Прюиттам? Кто дал мракоборцам точный адрес? Люциус бросил взгляд на закрытую дверь председательского кабинета. Валяющийся на полу мешок с костями не мог этого знать! Убедившись, что болгарам удалось аппарировать живыми и даже лиц не засветить (Жрецы смерти ходили на дело в масках), Вольдеморт отпустил невезучих эмигрантов. Петигрю на прощание посоветовал им радоваться, что живы остались. А Регула Вольдеморт так и не выпустил.
полная версия страницы