Форум » Фики с другими пейрингами » Записки Старого инквизитора", ГП/нмп, драма, джен, главы 3-4 от 9.05.06 » Ответить
Записки Старого инквизитора", ГП/нмп, драма, джен, главы 3-4 от 9.05.06
VodaVozduh: Автор: VodaVozduh Название: Записки Старого Инквизитора Рейтинг: PG Пейринг: Гарри Поттер, новый персонаж Жанр: философская повесть, трагедия, частью darkfic, кроссовер "Гарри Поттера" и "Молота Ведьм" Саммари: немного о Средневековье, с его порядками, немного о Жизни и Смерти, немного об Инквизиторах, конечно, о Гарри Поттере. Что будет, если Гарри попадет в прошлое? В Германию, в 1490 год? Историческая достоверность сохранена. В четырех частях. Предупреждение: вначале, первые два абзаца, текст может показаться немного тяжелым для чтения. Это стилизация под язык "Молота Ведьм" . Кому интересен Гарри, он появится во 2 части. Действие происходит сразу после событий 5 части. Во 2 главе использован отрывок из книги Р.Баха "Бегство от безопасности" Статус: закончен
Ответов - 23
VodaVozduh: Часть первая. «Тысяча восьмисотые…» …Боже мой, Боже! За что Ты столь жесток ко мне? Или я не служил Тебе верой и правдой все эти годы? Или не преступал ради Тебя закон и правду, чтобы сила Твоя восторжествовала на грешной земле и очистилась она от грехов своих? Разве не убивал я ради Тебя? Так почему же нет мне покоя? Почему не взял меня к Себе в Рай по смерти моей? Почему не оставил в Чистилище? Почему не низверг в Ад, если я заслужил того? Зачем ты оставил меня здесь, на земле, где творятся бесчинства многие и попрано имя Твое и вера Твоя? Почему Ты даровал мне бессмертие, и живу я теперь среди тех, против кого я боролся всю мою жизнь? За что? Боже, взгляни на них! Что за страшные лица! Что за дьявольские деяния! Боже, молюсь, возьми меня к Себе! За что наказываешь меня? Просвети меня, Боже! Снизошли на меня Прозрение! …. Боже, Боже! Снова они! Зачем Ты позволяешь им приходить в мою пещеру? Да, я знаю, Ты сказал мне, что я ошибался, многое, соделанное мною, было злом, что я должен искупить его и жить вместе с теми, кого пытал и убивал, но зачем мне говорить с ними? Зачем они приходят ко мне? Что им надо от меня? Я не хочу, Господи, с ними говорить! Я боюсь их! Ибо они злопамятны, могут убить меня…и я снова оживу, и буду жить!! Жестоко Твое наказание, Господи! Жить вместе с ними, слушать их!! Боже, прости меня! Забери меня! …Сегодня они снова пришли ко мне, а я ушел в угол и спрятался во тьме. Но они зажгли свой дьявольский свет, и нашли меня. Что-то говорили мне, но не понимал их, ибо язык их от Сатаны. До чего у них страшные лица! Фу! До омерзения! Крючконосые, бороды нечесаны, волосы спутаны, глаза безумны…Боже, да за что же?! … Кажется, мой ум померк. Я ничего не понимаю. Они вовсе не такие. Или почти не такие. Они…они люди? Люди не от Врага Божьего? Я не понимаю. Ничего не понимаю. О боги, боги! … Снова пришли. На этот раз я не убежал. Я пытался понять их речь. Она вовсе не бесовская, как мне казалось вначале. Я ее где-то слышал и пришел к выводу, что она просто чужеземная. А стало быть, ею можно овладеть, с Божьей помощью. Я спросил их, могут ли они говорить на немецком языке или на латыни. Они переговорили между собой, и позже пришел человек, одетый чуть приличнее, благообразный сорокалетний мужчина с умными глазами. Он так был похож на моего коллегу по университету, что я прослезился. Что с ним? Куда закинула его судьба? Увидимся ли мы еще? - Что с вами? – спросил вошедший сначала на своем языке, а потом по-латыни. - Ничего, уважаемый. Просто вы напомнили мне моего коллегу, которого, скорее всего, я боле не увижу. Хотя на все Воля Божья, - я встал, - у меня мало удобств, сударь, единственное место, где вы можете присесть – мой стул. Прошу вас, присаживайтесь. - А вы? - Я с позволения вашей милости сяду на пол. Он сел на стул, а я перед ним. Интересно, поймет ли он, что это была проверка? И что я теперь уважаю его? Уважаю настолько, что позволил сесть и оказаться выше меня? Он не подал виду, а я молчал, сидя перед ним. - Ваше имя, позвольте узнать? – спросил я. - Персиваль Дамблдор, старший аврор Министерства магии. А вы кто? - Яков Шпренгер, бывший декан Кельнского университета и также бывший Великий Инквизитор. Позвольте узнать, в какой стране мы сейчас находимся? Какой сейчас год? И что вам от меня требуется? На лице гостя промелькнуло непонимание и удивление, но он его скрыл. А после герр Дамблдор внимательно посмотрел на меня и сказал: - Сейчас тысяча восемьсот сорок девятый год, мистер Шпренгер. В голове у меня помутилось совершенно. Стало быть, девятнадцатое столетие… а я жил в пятнадцатом… четыреста лет…как? Как я не заметил перемены? Боже…Боже… Я закрыл лицо руками. Через несколько минут дух мой окреп, и я, взглянув на герра Дамблдора, вопросил вторично: - Что это за страна? Где я? Что вам нужно от меня? - Это Соединенное королевство Великобритании и Северной Ирландии. В данный момент вы находитесь в одной из пещер Грампианских гор, что в Шотландии. Шотландия.…Как я мог, не выходя из своей пещеры, переместиться в будущее и в другое место? Боги, боги!!! - Нам стало известно, что в горах живет странный человек. Он здесь уже давно, но не умирает. Мы пришли к выводу, что вы – маг-отшельник. Нам необходимы сильные маги, поэтому мы решили свести с вами знакомство. Но вы… вы - инквизитор… -Бывший,- глухо уточнил я. -Бывший…., - эхом повторил гость, и впервые я увидел в его глазах недоумение, некоторый испуг и замешательство. Он замолк. Надо что-то решать… со всеми странностями я разберусь потом…. Этот человек пришел ко мне с добром. Придут ли так другие? Неизвестно. Надо держаться за него. Он может мне помочь. У него, судя по всему, высокая должность и есть некоторая власть… это хорошо. Надо все высказать ему, и чтоб он мне поверил,…а потом…в прошлое не вернуться. - Герр Дамблдор, - начал я, и тот вскинул на меня взор,- я понимаю, вам все это кажется неправдоподобным, неверным…вы, может, не доверяете мне. Что ж, это разумно. Я сам толком не знаю, что произошло со мною. Как я оказался здесь и как я выжил,…но не это важно. Я здесь, и назад нет пути. В свое время я был уважаемым человеком, помогите мне, и, быть может, я вам пригожусь. Я замолчал. Герр Крамер наверняка бы в наше время не поверил бы мне, но время не то, и гость не Крамер,…а вдруг? - Как мне знать, не обманываете ли вы меня? – спросил герр Дамблдор. - Никак, сударь. Я не могу вам доказать, что я именно тот долгожитель, кого вы искали. Я в невыгодном положении, сударь. Вы можете убить меня – ведь я инквизитор, и я написал «Молот ведьм». - Да, я слышал…, - он посмотрел мне прямо в глаза, и я не отвел взгляда, - что ж… я поверю вам, мистер Шпренгер.
VodaVozduh: - Я клянусь вам именем Бога моего, что я сказал вам правду, хоть и не все понимаю сам. - Хорошо. Мы заберем вас отсюда, если вы не против, дадим вам приют и работу. Там будет видно. - Да пребудет с вами благодать Господня, герр Дамблдор! Но,… видите ли, я не в лучшем виде, и встреть я себя на улице, я отшатнулся бы, осеняя себя крестным знамением. Не могли бы вы… Он закивал, что-то крикнул своим товарищам, они ушли и через некоторое время принесли мне одежду, сходную с одеждой моего нового друга. Как мне он сказал, это называется мантия, брюки, рубашка.…Потом мне принесли зеркало, бритву, мыло – словом, все необходимое. Пока я приводил себя в порядок, герр Дамблдор рассказывал мне о своей стране и о своем времени. Об обычаях, о порядках и нравах. Я попросил его достать для меня учебную книгу, дабы я освоил его язык. Лучше – написанную на немецком. Приведя себя в порядок, я сказал, что готов, и спросил, на чем мы поедем. Тут герр Дамблдор задумался. - Обычно мы траснгрессируем, - увидев мое изумление, он пояснил, - то есть исчезаем в одном месте, а появляемся в другом, но этому долго учиться, …можно полететь на метлах, но я опасаюсь за вас, мистер Шпренгер, наверно…да, поезд «Ночной колдун». На нем мы и поедем. - Простите,- спросил я, - а куда? - В Лондон. Вас надо представить Министру магии мистеру Грэхему Лайллсу. - Насколько я помню, Шотландия далеко от Лондона. Сколько мы будем ехать? Он пожал плечами. - День, наверно. - День?! - Мистер Шпренгер, наш транспорт движется быстрее магловского, - улыбнулся герр…впрочем, пора привыкать, мистер Дамблдор. - Какого, простите? - Маглы – это не маги, обыкновенные люди. Сложно сразу так перешагнуть через свое отношение к магам, но надо. Эти - единственные, кто мне сейчас могут помочь. Маглы примут меня за сумасшедшего, как в мое время... Стоп! В мое время…мое время…что-то там было…тоже какой-то умалишенный, которого Крамер пытал,… он говорил…о…Силы небесные, о чем же он говорил?! - Что с вами, мистер Шпренгер? – спросил меня мистер Дамблдор, когда мы выходили на свежий воздух. - Ничего, мистер Дамблдор, просто что-то мне вспоминается… по поводу этой пещеры… …Удивительный у них транспорт! Я испугался было этого огненного чудовища, пышущего, словно гигантский гивр, но, увидев, что он не собирается есть меня или испепелять, немного успокоился, хотя много сил мне потребовалось, чтобы не убежать от несущегося на меня чудища, которое мистер Дамблдор назвал поездом. На его голове (поезда) висела табличка с какими-то буквами. Мой друг сказал, что здесь написано «Ночной колдун». Успокоившись и сев в комнату с двумя диванами у стен (купе), я стал внимательно слушать, что говорят мои новые друзья, и тот человек, что зашел в купе с подносом, на котором стояли кружки со странным напитком и еще какая-то еда. Мистер Дамблдор что-то ему сказал, и тот снял с подноса две кружки, поставив их на столик между диванами у окна, как я услышал – чай. А, так это чай! Ясно. И еще что-то снял с подноса, но я уже не понял что, какие-то бутерброды…масло на хлебе. Но где масло? Потом толстяк с подносом протянул руку, и мой друг расплатился с ним двумя золотыми монетами и тремя серебряными. Как я понял, золото у них зовется галлеонами, а серебро – сиклями. До чего смешное название! Будто малый птенец пищит. Когда толстяк ушел, я стал спрашивать у мистера Дамблдора о назначении всего этого. … С поезда я сошел с моим другом в Лондоне, в центре, как я понял. Он повел меня узкими улочками, где почти не было народа, а если и встречался, то столь же чудно/ одетый, как и я, и мой друг. - Где мы,- спросил я, - и как это называется? - Мы идем к гостинице, где живут волшебники. Там мы оставим вас, - был ответ. Я смешался. - Простите, мистер Дамблдор, но я же еще не знаю вашего языка, как мне быть, если меня о чем-либо спросят? Он встал. - И то, правда.… В таком случае зайдем в гостиницу, а оттуда переправимся в мой дом. - Для меня это большая честь, - сказал я. … Дом у моего друга оказался большим особняком, таким, который ему подходил – что-то вроде моего дома в Кельне. Он показал мне мою комнату и библиотеку. Потом пригласил какое-то существо, вроде как карлика, с большими ушами и в драном полотенце. Как мне потом объяснил мистер Дамблдор, это домашний эльф, который служит его семье долгие годы, он присматривает здесь за порядком, готовит пищу, в общем, универсальный раб, как я понял, но раб преданный. Потом мистер Дамблдор уехал, а я пошел в библиотеку. … - Завтра вы поедете со мной, мистер Шпренгер, - сказал за ужином мистер Дамблдор,- мы поедем к министру. - Скажите, а министр – что за человек? - Хороший человек. Умный. Проницательный, так что не пытайтесь лгать ему. Он видит ложь сразу. Я кивнул. - А когда мы завтра поедем к нему? - К девяти утра. - А он знает латынь? - Немного. По большей части я буду переводить ему. - Могу я пока посидеть в вашей замечательной библиотеке? Я, кажется, нашел там упоминание о моей пещере. - Да? Конечно. Если что – мой эльф вам все объяснит. - А ваш эльф – он раб? Мистер Дамблдор замялся. - Если вам так проще – да. Но эльфы не знают другого существования. Поэтому вряд ли для них это рабство… Ему неприятно об этом говорить... видно понимает, что все равно эльф – раб, и сознание этого ему противно. Вот и сглаживает. Я поблагодарил мистера Дамблдора за ужин и поднялся в библиотеку. Я не соврал. Я действительно нашел там упоминания о загадочном месте, где я жил долгие годы. Многих живущих в ней постигла тяжелая участь – их признавали сумасшедшими, ибо они говорили странные вещи и вели себя странно. Например, один из них утверждал, что вся Вселенная родилась из-за мифического Большого Взрыва и теперь расширяется. Его сожгли на костре, как еретика. Другой же, с седой встрепанной шевелюрой и усами, провозглашал, что чем больше масса, тем больше гравитация…этого вернули обратно в пещеру, считая, что за эту ересь и костра мало, и больше не видели. Говорили, что у людей, проведших в таких пещерах некоторое время, истончается разум вплоть до безумия. Я тоже раньше так думал. А теперь – нет. Первое – это одна пещера, а не множество, ей подобных. Второе – она может перемещаться, как во времени, так и в пространстве. Значит, тот, которого сожгли, прав был насчет Взрыва? Впрочем, он и в своем времени мог быть безумцем. Да. Скорее всего. Пещера… удивительное место! Но значит, я не бессмертен? И скоро умру? Мне скоро пятьдесят, а это уже преклонный возраст… Каким же образом, как пещера могла так перемещаться? Не мог же Кельн перенестись по воздуху в Шотландию! Господи, как же это было….
VodaVozduh: - Отступник! Еретик! Бей его! Его подняла с кровати в час ночи толпа крестьян, среди которых мелькали несколько бюргеров, глаза их были безумны. Они потащили его куда-то, попутно награждая тумаками, тычками, а те, что не могли до него дотянуться, метко кидали камни. Впрочем, когда они попадали в крестьян, те никак не реагировали – они были слишком захвачены идеей мести. За что? Почему?- билось в его голове. - К инквизиторам его! На костер, предателя! К инквизиторам… он представлял себе, что/ его ожидает там, он знал, что большая часть погибших, убиты по политическим причинам…видно, и он стал неугоден. Он не выдержит пыток. Боже! Боже! Отче наш, иже еси на небесех… - Нет! В пещеру его! В Пещеру! И пусть он умрет там в муках!! В пещеру?! Нет! Нет! - Нет! Нет! Не надо! Вспомните Бога своего! - Сам его вспомни, отступник, - гудела толпа, - скажи «привет» своему патрону! Он придет за своим слугой, сам Сатана! - Сам Сатана…. - Что? – к нему поднялась пара внимательных глаз, выныривая из-за газеты. - Ничего…вспомнилось, - ответил я и приступил к завтраку. Меня беспокоила встреча с министром. Каким бы ни был этот человек, мне казалось, он несет в себе зло. Само его имя…Лайллс. Скользкое, увертливое, умное - да, но выгадывающее себе. - Мистер Дамблдор, вы давно знаете министра? Глаза вновь вернулись ко мне. Теперь они были настороженными. Понятно, как же можно доверять какому-то сумасшедшему старику? - Давно, мистер Шпренгер. Скоро будет двадцать лет. - И как он вам? Мистер Дамблдор пожал плечами. - Он достоин быть министром. Мы вышли около восьми часов, и долгое время шли по узеньким улочкам, где не было места дереву. Я не особо смотрел на дома и улицу. Я думал о загадке пещеры, о министре и о том, чему меня учили, когда готовили в инквизиторы. Земля ведь вращается вокруг своей оси. Я верил этому, несмотря на то, что меня часто называли безумцем, порочащим Орден. Нет, она действительно вертится, думал я и сжигал тех, кто думал так же. Грешен. И все вертится вместе с Землею. А может, пещера движется не вместе с ней, поэтому и «переходит» из места в место? С министром нужно быть настороже. Надо сейчас попытаться закрыть разум и избавиться от эмоций. Эмоции выдают и на них можно играть. Так что, надо быть спокойным, но не безразличным – это тоже эмоция. - Мистер Шпренгер? Я повернулся к мистеру Дамблдору, а потом посмотрел выше его. Мы стояли у старинного высокого здания с колоннами и с большой надписью. Не знаю, что она значила, но мы вошли в одну из створок огромных высоких дверей. Войдя, я сильнее почувствовал удушье – что ж делать, если на меня так влияет магия? Волшебник, сидевший в холе, поднял по направлению к нам голову и скучающие глаза. - Мистер Дамблдор? Могу я узнать, кто сопровождает вас? - Мы к министру, Гарольд. Его зовут Гарольд… запомним. Вчера я полистал немного латинско-английский словарь, которым пользовался мой друг, и сегодня понимал около половины слов. Что ж, Крамер всегда говорил, что у меня замечательная память. Мы прошли в длинный узкий коридор, приведший нас к небольшой комнатушке, где скрипел пером мужчина лет тридцати-сорока. - Министр у себя, Мариус? Мариус… - Да, мистер Дамблдор. А кто это с вами? - Тот старик. Брови Мариуса поднялись, и он наградил меня удивленным взглядом. - А не слишком молод, мистер Дамблдор? – недоверчиво спросил он. - Нет,- ответил мой друг, открывая еще одну дверь. Теперь мы были в огромном кабинете, с огромным окном напротив двери. Пол был устлан мягким ковром, приводящим мой взгляд к толстым упрямым ножкам стола, с большой столешницей, на столе стояло много предметов – я не обратил на них внимание, а за столом сидел человек с властным лицом и отсутствующим взглядом, правда, когда я перевел на него свой взгляд, в его глазах что-то вспыхнуло, и он напомнил мне… Крамера! Сколь ни было велико мое удивление, я не выдал его, ни единым жестом, и погасил в душе. - Персиваль, рад тебя видеть! – улыбнулся министр мистеру Дамблдору. Тот в ответ кивнул и слегка приподнял уголки губ. Видно и вправду понимает, что министр ох как непрост! - Кто с тобой? Это тот самый? Что за привычка говорить обо мне так, будто я раб или животное?! - Не совсем, сэр. Брови министра поднялись на дюйм, и взгляд стал недобрым. - Боюсь, я не так тебя понял, Персиваль, - с оттенком угрозы сказал мистер Лайллс, очерчивая пальцем губы, - поясни. Мистер Дамблдор переступил с ноги на ногу. - Видите ли, мы нашли этого человека в той самой пещере, но он не то что не волшебник, он – инквизитор. - ЧТО? – не сдержал себя министр,- Персиваль, он же скорее просто умалишенный, чем инквизитор! - Я бы не сказал, министр. Он ведет себя разумно, начитан и хорошо помнит то, что произошло 6 декабря 1495 года, когда всеми было признано, что он умер. - Этого не хватит, Персиваль, - шелковым голосом сказал министр,- мы не узнаем, было ли это так или он все выдумывает. Мне кажется, ты ошибся, Персиваль. Сотри ему память – если есть что стирать,- усмехнулся министр, - и отпусти. - Может, вы его все же выслушаете? Скука промелькнула на лице мистера Лайллса, он обратил свой пустой взгляд на меня. Я постарался прочесть его мысли. Никакой защиты. Он уверен в том, что я – сумасшедший и не хочет тратить на меня время, но мелькает мысль, что если я действительно инквизитор, то он распорядится моими знаниями вне моего желания. А потом можно будет, и убрать меня. - И что вы скажете, мистер?.. – спросил министр. - Мистер Яков Шпренгер, мистер Лайллс. Я действительно инквизитор, но веских доказательств у меня правда нет, как вы верно заметили, - что ж, пусть поверит, что я умалишенный, мне вовсе не хочется отдавать свою жизнь за так. Защититься от заклятия памяти, которое они ловко взяли у нас, я смогу. А то, что я умею и что сочту нужным, расскажу мистеру Дамблдору так. - Что? – переспросил министр и глянул на моего друга. Тот, бросив на меня удивленный взгляд, перевел ему на английский язык. - А…я ж говорил тебе, Персиваль. Он – псих, хотя и умный. Жаль, что ты не нашел того, что искал, ну да Мерлин с ним. А с этим…поступай, как велит долг. Мистер Дамблдор кивнул, и пошел к выходу из кабинета, я за ним. Уже на улице, где не было «ушей», мистер Дамблдор спросил меня, почему я так ответил министру. - Мистер Дамблдор, наш Орден был великим. Одним из умений, которым учили нас, было умением читать мысли. Если б я сказал, кто я такой, меня бы пытали, взяли б от меня все мои знания, а потом убили или стерли бы память, выставив меня сумасшедшим. Мой друг напрягся. - Выходит, мистер Шпренгер, вы и мои мысли читаете? Не доверяет мне. - Я понимаю вас, мистер Дамблдор. Вы теперь не доверяете мне. Но поверьте – я читаю мысли только в самых крайних случаях. А у тех, кому доверяю, никогда. А вам я доверяю. Сомневается. - В первую встречу я немного проверил вас. Я позволил вам сесть на единственный стул, хотя мой сан не позволял, чтобы кто-нибудь сидел в моем присутствии. Я сам сел так, чтобы быть ниже вас, что было трудным для моего самолюбия. Вы можете не верить моим словам – в конце концов, это просто слова, но глаза врать не могут. Он остановился и посмотрел мне в глаза. Он умен, и хотя его не обучали чтению мыслей, он их видит. Все видят их в глазах, а он видит глубже. Вокруг нас шел народ, толкая нас, но контакт не разрывался. - Я верю вам, мистер Шпренгер. - Яков. - Что? - Просто Яков,- улыбнулся я. Пока такая честь была лишь у Крамера. - Тогда и вы зовите меня по имени,- улыбнулся он в ответ. - Хорошо, Персиваль. Я думаю, пока еще жив, рассказать о том, что знаю и научить тому, что умею, вас. Решение было не из легких - все же таких, как он, я сжигал на костре, но он мне импонировал. И он моя единственная опора в этом мире.
VodaVozduh: ….Я долго жил у Персиваля, привязавшись к нему, посматривая на него, словно отец, обучая его хитростям профессии инквизитора. Он хорошо схватывал материал, но я жалел, что у меня нет книг, по которым мы готовили преемников. Оставалось лишь полагаться на мою память, которая редко меня подводила. Время шло, скрывая от меня мокрыми осенними листьями мою прошлую жизнь. Я не хотел о ней вспоминать, но и полностью забыть был не в силах. Персиваль всегда напоминал мне Крамера, а эти все чудо-машины были мне чужды. Мне было холодно в этом мире, только дома у Персиваля это сглаживалось. Он был из старинного рода, дома стояли старые вещи. Все бы хорошо, и я радовался, когда Персиваль сдал экзамен на должность инквизитора, но… Но вскоре я понял, чего мне так не хватает. Вот почему все они сходили с ума, за исключением того, усатого. Она притягивает. Она зовет. Она – моя пещера. Она – моя жизнь. А почему нет? Там было чему поучиться, а тут я лишний, я чужак. Домой? И там я теперь чужак. Впрочем, я был им и тогда. Только Крамер, благослови его Господь, понимал меня. И то не всегда, однако, лучше многих. Я не старел, ничуть не изменялся с тех пор, как вышел из пещеры. Но мне нужно, нужно было обратно! Я не старел, река времени не текла, я не жил, ибо жизнь – движение. - Персиваль, я могу тебя опросить об одолжении? Разговор происходил после ужина, мы остались в кухне вдвоем (около пяти лет назад мой сын - пусть так – женился; поздно, но по любви), и он поднял на меня взгляд, оторвавшись от вечернего «Пророка». - Да, конечно. А о каком? Я понимал, что он ко мне привязался, что расставаться будет тяжело, но я не мог терпеть больше. - Мне нужно, что б ты меня отвез… - Куда? - его взгляд с нехорошим предчувствием смотрел мне в душу. Надо будет его научить умению предугадывать, хотя я и сам, без частой практики подзабыл… Docendo – discimus*. Но когда? Перед отъездом – обязательно. - В пещеру, - мне было жаль расставаться с ним. Я к нему привык и любил, как сына. Как он без меня? Он не ребенок, но всякое может быть. Мало ли? – я хотел бы остаться, мой мальчик, но не могу. Я привязан к пещере такими узами, что не разорвешь, я прирос к ней, и если нас разъединить, будет смерть. Я должен. Прости. Он хмуро и горько смотрел на меня. Ему было обидно. Грустно. Но он пытался меня понять. …Я помню свои последние слова, сказанные ему: - Не грусти, Персиваль. У тебя хорошие сыновья. У тебя есть, чему радоваться. Так чего ты грустишь? - Я расстаюсь с тобой. - «Предназначенное расставанье обещает встречу впереди». Мы увидимся. А ты учи сынов тому, чему я учил тебя. И…совершенствуй умение предугадывать! Я вот вижу, что с тобою свижусь. *- уча, учимся сами (лат.)
VodaVozduh: Часть вторая. «Тысяча девятисотые…» В доме номер четыре по незабвенной Тисовой улице обстановка в накале не уступала полдню в Сахаре. Семейство Дурслей честно пыталась не замечать Гарри, но это им не удавалось, или удавалось, но не так, как хотелось бы обеим сторонам, что больше раздражало владельцев дома. Больше всего хлопот доставлял Дадли: он не понимал, что надо вести себя так, будто Гарри нет. Зачем? Если есть хорошая мишень, почему ее не надо замечать? Потом Дадлика рассердило, что родители его не поняли, отругали и лишили на два дня карманных денег (впрочем, это не отразилось на накоплениях Дадли). А посему Дурсли, с одной стороны, прилагали усилия, чтобы их милашка Дадли пореже был дома, а с другой - старались, чтоб Гарри почаще был у себя. Что не мешало Дадли вламываться в свою бывшую комнату с дикими воплями и стаканами холодной воды, которые он выливал на Гарри. Что до мальчика-который-уже-не-хотел-выживать, то он сидел у себя в комнате, смотря на письма от Ордена Феникса, а по большей части на окно и небо за ним. Мальчик…хотя какой он мальчик? Парень тосковал без своего крестного. Он призывал все громы небесные на голову Беллатрикс Лестрейндж, учился новым боевым заклятьям, чем больнее, тем лучше, читал книги по некромантии и большую часть времени тосковал. Ему почти всегда снились кошмары, и он был благодарен Дадли, будившего его нетрадиционными методами, избавляя от боли не только наяву, но и во сне. Гарри вообще старался не спать. Когда небо было ясное, он отыскивал глазами созвездие Большого Пса и разговаривал с крестным вполголоса, а когда видимость была не лучшей, он видел созвездие мысленно. Но однажды Дадли ворвался в комнату с явно большими намерениями, нежели просто вылить на Гарри холодную воду, тем более что тот уже час как встал. Гарри просто потусторонне взглянул на вломившегося кузена, правда, сжав палочку в руке. Он слишком был погружен в море грусти и отчаяния, чтобы уделять свое внимание Дадли. Тот нагло встал посреди комнаты и ухмыльнулся. - Думаешь, ты от этого стал красивше? – равнодушно спросил Гарри,- ошибаешься. - Нет, братан, не думаю. Просто мне интересно, что мне будет, если я вновь займу эту комнату. - Ты думаешь? Это уже здорово. Но ты ее не займешь, - ровно ответил паренек. - Это почему бы это? - Твой отец будет ругаться. - Мой отец будет мне благодарен! – ухмылка с лица Дадли пропала, - отправляйся в свою конуру, щенок! Где хваленая реакция лучшего ловца Гриффиндора? Гарри так погряз в болоте тоски, что не успел адекватно среагировать, и вот Дадли стаскивает его с лестницы и запихивает в чулан под лестницей. Оказавшись в полной темноте и услышав, как с той стороны щелкнул замок, он словно вернулся в свое детство. Однако тут же внутри него все вскипело. Как Дадли мог?! Как он сам смог позволить какому-то Дадли, маглу, вытворить с ним то, что не вытворял Волан-де-Морт?! Он поднял палочку по направлению к двери, как вдруг услышал какие-то тихие звуки. Волосы слегка пошевелились на голове Мальчика-который-выжил, он медленно обернулся. Совсем недалеко от него (ясно, чулан же небольшой) что-то осветилось изнутри, оказавшись трубкой в чьих-то узловатых пальцах. Еще вдох, и снова табак покраснел изнутри. Темноту разбавили седые змеи дыма. «Мерлин, кто это?! – пронеслось в голове у Гарри, - кого держат у нас в чулане Дурсли? И как он здесь помещается? А если он тут, почему я чувствовал запаха табака?». - К-кто ты? Вы? – севшим голосом спросил паренек,- как сюда попали? Еще вдох. На Гарри смотрели внимательные глаза. - Кто я? – скорее, говорил старик. Говорил он негромко, - и как попал сюда? Мой мальчик, но это ты попал ко мне, а я здесь живу. Как тебя зовут? - М-Меня? Гарри Поттер, - Гарри стал немного успокаиваться, но настороженность не проходила. «Постоянная бдительность!» - как сказал бы Грюм. - Гарри Поттер…Гарри…ты волшебник, Гарри? -Эм…да. - Может, посветишь немного? Мне не хочется идти до лампы. Гарри кивнул. Вроде, ничего опасного. Осмотреться никогда нелишне. - Люмос! Яркая и широкая полоска света выхватила из тьмы старика лет пятидесяти, в белом одеянии, как в мантии. Он сидел на небольшом коврике на каменном полу, прислоняясь к стене, руки покоились на согнутых коленях, узловатые пальцы левой зажали чубук длинной трубки. Глаза смотрели проникновенно и беззлобно, неторопливо осматривая самого Гарри. Крючковатый нос, длинные седые волосы и такая же борода. На шее Гарри углядел что-то наподобие креста. - Вы – не пособник Темного Лорда? – вырвалось у Гарри. Старик хмыкнул. -Я слышал о нем. Давно. Но нет, я не из его свиты. - А Дамблдора знаете? В глазах старика что-то мелькнуло. Он перестал неторопливо дымить. - Ты о каком из них? «А что, еще есть какие-то?» - захотелось спросить Гарри. - Я? Об Альбусе Дамблдоре. Интерес медленно потух в глазах старика. - Альбуса? Знаю. Мы недавно встречались. - Но кто вы? И как я сюда попал? И как мне попасть обратно? - Обратно? Боюсь, что только пешком. - А долго? – загрустив, спросил Гарри. - Не знаю. Я не знаю, где мы сейчас. - То есть? - Я попробую объяснить. Твой чулан, куда тебя впихнул кузен, на мгновение стал входом в мою пещеру, где теперь, в какой стране выход - я не знаю. Не знаю даже, когда ты выйдешь отсюда. Я сам попал сюда впервые в 1495, а вышел в 1849, ничуть не постарев. Я - Яков Шпренгер, Великий Инквизитор, автор «Молота Ведьм». В голове у Гарри стало пусто, потом он безотчетно испугался этого старика – инквизитора или помешанного, потом в голове взорвалось немыслимое количество вопросов, а потом он, как и раньше, погрузился в тоску и отчаяние. Старик внимательно следил за ним. - Выключи свет, в темноте, когда мы уже знакомы, будет поначалу легче, - сказал он тихо. Гарри его послушался. Пусть он псих, или инквизитор…не бросился убивать сразу – не убьет и сейчас. - Ты огорчен, да, Гарри? - послышался в темноте голос, тихий, спокойный, где-то заботливый, - ты хочешь к себе, рвешься отомстить….Хорошо, что ты попал сюда. Не надо мстить. Господь наш велел прощать. Умей прощать. - Да что вы мне тут говорите?! Прощать!.. Больше ничего не надо? Она убила его! Убила Сириуса! Старая сволочь… - Гарри поник. Гнев, вспыхнувший в нем, потух, но не до конца. Он вспыхивал, подобно табаку в трубке Шпренгера. - Гарри, чаю хочешь? -А? – Гарри поднял взгляд на внимательные глаза старика. - Чай? Будешь? Гарри кивнул. Хуже некуда. Он черти знает где, с безумным или опасным стариком, от дома далеко, это явно – двери чулана, по крайней мере, нет. И этот старик еще его учит… Старый инквизитор прошел куда-то вглубь, зажег старую лампу, осветив половину пещеры. На стене висел ковер, рядом три картины, одна была волшебной. На ней был изображен волшебник, чем-то отдаленно напоминающий директора Хогвартса. Сейчас он спал. Свет керосиновой лампы выхватил из тьмы и неизвестно как прикрепленные полки с книгами, и немного кухонной утвари, и также развешанные на стенах карты. Гарри вспомнил свои последние мысли, когда его запихивал Дадли и …ужаснулся. Разве так можно думать? Совсем как Волан-де-Морт скоро будет. - Именно поэтому ты здесь, Гарри, - ответил старик на его мысли, при свете лампы разливая чай по граненым стаканам в металлических подстаканниках, - ничто не случайно, запомни. Тебе с сахаром?
VodaVozduh: - Вы читаете мои мысли? – этого еще не хватало! - Мысли? Если б захотел – смог. Но пока не хочу. Мне и по лицу все видно. Так с сахаром тебе? -А? да, две ложки. Хорошенькое, однако, дело. Этот старик указал ему, что все это временно, а Гарри все равно доверял ему. Пусть он его не знал, но человек с такими глазами не может быть плохим, как бы по-детски это не звучало. Шпренгер погромыхал чем-то в глубине пещеры и вернулся к Гарри с подносом, на котором было два стакана с чаем и печенье. - Вот не было печали…- сокрушенно пробурчал он, - стол-то я забыл! - он несколько озорно посмотрел на Гарри, - старость не радость, да? А ну-ка лучше сам подойди! Гарри уже дернулся к нему, подумав, что это старик обращается к нему, когда между ними вдруг появился столик. - То-то… - Шпренгер поставил поднос на стол и сел на коврик. Потом подумал, и добавил укоризненно, - а гость? «Что гость?» - Гарри ничего не понимал. К старику метнулся такой же коврик, и инквизитор протянул его Гарри. - Садись, а то холодно. Гарри сел на коврик, скрестив ноги. Все это напоминало японское чаепитие с привкусом средневековья. Но чай был вкусный. Душистый и расслабляющий. - Гарри, у тебя поднакопилось вопросов. Я слушаю. - Как я сюда попал? Как выйти? Кто вы? Вы правда инквизитор? А почему вы колдуете? А почему меня еще не убили? Откуда вы знаете Дамблдора? Вы можете с ним связаться? - Вопрос на вопросе,- усмехнулся старик. – Но на все есть ответ. Как ты сюда попал, я уже сказал тебе,…почему не пьешь? Не отравленный. – Гарри поспешно отхлебнул, хотя Грюм, прочно засевший в голове оглушительно крикнул: «Постоянная бдительность!» - Как выйти тоже сказал – прямо по коридору выход, только не знаю я, когда и где ты выйдешь. Я действительно инквизитор, бывший, правда – практики нет, - он загадочно улыбнулся, - Я не то чтобы колдую, просто мой старый друг сделал мне это подарок – обставил мою пещеру. Его звали Персиваль Дамблдор, царствие ему небесное. Персиваль…отец? Гарри во все глаза смотрел на старика. - Он познакомил меня с его сыновьями: Аберфортом и Альбусом. Хорошие, воспитал он их соответственно. Аберфорт некоторое время жил со мной, а Альбус изредка приезжал. Всегда удивлялся, как они рассчитывают, где я.…А тебя убивать мне незачем. Зачем тебя убивать? Ты неплохой парнишка, подучиться бы тебе, вот и одолеешь лихо. - Волан-де-Морта? - Разве я сказал «Волан-де-Морт»? – поднял брови Шпренгер. - Нет, но я думал… - То, что думаешь, это хорошо, но надо это делать умеючи. Чтобы победить Тома Реддла, надо победить тьму в себе. Вспомни свои мысли о своем кузене. Мысли, достойные тьмы! Слава Богу, их не слышали те, кого ты защищаешь. - Но я…я же просто…со зла… Старик усмехнулся. - Со зла!.. У Волан-де-Морта в первый раз тоже было со зла! - А вы откуда знаете? - Знаю. Гарри снова отпил чая. Тепло, хорошо. Но мысли все равно вернулись к потере. Вот он сидит с этим инквизитором и не может отомстить Белле. За что? Почему? Хотя стоп…выход в любое время…Он может выйти до смерти Сириуса и помочь ему! Не допустить смерти! Выход! Вот он, выход! Только как бы рассчитать, когда выход из пещеры будет в июне? Шпренгер внимательно на него смотрел, попыхивая трубкой, а Гарри не замечал. Вот оно, вот! Найдено! Как сказал этот старик? Ничто не случайно! И ведь верно же! Спасибо, Дадли! - Гарри, ты хотел поговорить не о том, знаю ли я Дамблдора и как победить Лорда. Так? Гарри поднял взгляд на старика. Откуда? Черт! Он же читает мысли! Может! - Я не уверен, что хочу поговорить с вами о том, о чем думаю, - немного грубо сказал он. - Гарри, ты не так понял, что ничто не случайно. Ты попал сюда не для того, чтобы спасти того, кого хочешь. - Почему?! – горько и зло крикнул паренек. - Потому что ТЫ ничего не сможешь изменить. Никто не сможет. Все происходит оттого, что должно было произойти, иначе бы оно не произошло. - Это Сириус ДОЛЖЕН жить! Он не мог умереть! Старик смотрел на него, попыхивая трубкой. - Может, поделишься? Я смогу помочь. Гарри затравленно взглянул на него. Чай стыл. А может, правда поможет? Но говорить об этом? Снова это переживать? - Тяжело? – спросил старик,- посмотри мне в глаза. Больно не будет. Снова легилеменция…. Но хоть не самому вспоминать. Он поднял взгляд и увидел себя, как всегда взъерошенного, в переменчивых глазах старика. Странно, подумал Гарри, не поймешь, карие ли у него глаза, или серые, голубые или зеленые. Цвет медленно переливался из одного в другой. То ли Гарри это так заинтересовало, то ли у Шпренгера были свои методы, но паренек ничего не почувствовал. Его мысли прервал вопрос инквизитора: - Это твой крестный? - был, - глухо ответил Гарри. - Есть. Гарри с надеждой поднял на него глаза. - А почему тогда говорите, что его не спасти? – его осенило, - потому что НЕ НАДО спасать? Он сам спасется? Ну конечно! Да! Сириус сильный! Он с надеждой и светом в глазах посмотрел на Шпренгера, но тот покачал головой. - Нет, Гарри, он как человек, как дух в материальной оболочке, умер, и ты ничего с этим не сделаешь. Но, тем не менее, жизнь есть. - То есть? – внутри все сжалось, Гарри еле сдерживал слезы. Чушь какая-то. Как обычно: он жив твоем сердце и все такое.…Но ведь чертовски больно, как только подумаешь, что не увидишь его больше! – какая к черту жизнь? Какой к черту бог? Он умер?! Умер… Бог…вот вы – верующий…как там? Защитник истинной веры? Скажите, что есть бог? Почему он такая сволочь? - А бога нет, Гарри. Мальчик-Который-Выжил поднял недоуменный взгляд на человека, по идее бога защищавшего. - Но как же? – ошарашено спросил он. В бога Гарри не верил, по крайней мере, в церкви не был с рождения. Но чтобы бога вообще не было?! - Гарри, бог всемогущ? -Конечно! Иначе он бы не был Богом, не правда ли? - Бог нас любит? - Наверно Бог любит каждого из нас… - Тогда почему хорошие люди, которых любит Бог, гибнут в войнах и насилии, бессмысленных убийствах и глупых катастрофах, почему страдают и умирают невинные умные дети, почему умер твой крестный? Гарри задумался. Он только что говорил это сам, но, взявшись защищать бога, надо идти дальше…. - Ну, наверно, мы просто некоторых вещей не понимаем. Неисповедимы пути Господни. Он испытывает нас бедами, чтобы быть уверенным, что мы любим его больше близких… - Гарри, а тебе не кажется, что бог либо бессилен идти против зла и не более всемогущ, чем ты, либо он просто величайший массовый убийца, когда-либо бравшийся за топор? Очень на то похоже…но что-то не так. Размышляя, что здесь неверно, Гарри продолжал слушать Шпренгера. - Ищешь ошибку? Давай вместе. Представь себе, что существует некий Всемогущий Бог, который видит смертных и их заботы на Земле, - медленно произнес он. Гарри кивнул. -Тогда, Гарри, Бог должен нести ответственность за все катастрофы, трагедии, насилие и смерть, осаждающие человечество. Гарри протестующе поднял руку. Он нашел ошибку! Ха-ха! - Бог не может нести ответственность только потому, что Он все это видит, - заявил он с триумфом. - Подумай хорошенько. Он всемогущ, то есть имеет власть остановить зло, если Он этого захочет. Но Он решает не делать этого. Позволяя злу существовать, Он тем самым становится его причиной. Гарри задумался над этим. - Может быть, - сказал он осторожно. - Тогда, по определению, раз невинные люди продолжают страдать и умирать, всемогущий Бог не просто равнодушен. Он неописуемо жесток. - Подождите секундочку! Гарри подумал… вроде все верно, и вместе с тем нет.…Однако в этих слова – только в этих! – все как будто работает.…Ничего не будет, если он согласится. - Может быть... - Ты не уверен, - сказал Шпренгер. - Все это звучит странно, но я не могу найти ошибки. - И я тоже. Меняется ли для тебя мир при мысли о злом и жестоком Боге так же, как он меняется для меня? - Продолжайте, - сказал Гарри. - Дальше. Представь, что существует некий Вселюбящий Бог, который видит нужды и бедствия всех смертных. - Это уже лучше. Старик кивнул. -Тогда этот Бог должен скорбно созерцать угнетение и убийства невинных, гибнущих миллионами, в то время как они тщетно, век за веком, молят Его о помощи. Стоп-стоп.…Значит…. - Сейчас вы скажете, что раз невинные люди страдают и гибнут, то наш Вселюбящий Бог не в силах нам помочь. Да? -Совершенно верно! Скажи, когда будешь готов к вопросу. Гарри задумался. Он должен все опять вспомнить, чтоб его не подловили. Затем кивнул. - Хорошо. Я готов к вашему вопросу. - Какой Бог реален, Гарри? - спросил инквизитор, глядя на Гарри своими разными меняющимися глазами. - Жестокий или бессильный? Гарри задумался надолго. Где-то должен быть подвох…Ему стало интересно так говорить. Слушаешь каждое слово, ища подводные рифы речи. Как в шахматы. Где-то тут, рядом… Гарри засмеялся и тряхнул головой. - Это не выбор! Я имею в виду: если приходится выбирать между Жестоким или Бессильным Богом, тогда зачем Он вообще нужен? Шпренгер смотрел на него со смешинками в глазах. Но через несколько секунд он вновь посерьезнел. Гарри радовался своей маленькой победе. - Выбора нет, - сказал инквизитор, - потому что ни один из них не существует. - Стойте, а в самом начале не было ли какой-нибудь ошибки в вопросе? Инквизитор усмехнулся. - Молодец. Нереальным этот выбор становится благодаря ситуации: "Представь, что существует Бог, видящий все беды Земли". Смотри на это с любой стороны - а я занимался этим многие годы, благо, было время - но в тот момент, когда представляешь, как Бог видит все беды и оставляет нас в беде, выбора между Жестоким и Бессильным не избежать. -Что же получается? - сказал Гарри. – Правда, Бога нет? -Если принять, что наш мир реален, что оно всегда было и всегда будет, тогда либо Бога не существует вообще, либо приходится выбирать между двумя богами. -А если не принимать, что мир реален? Шпренгер дымил, кольца дыма плыли по пещере. Гарри ждал ответа. Потом он вспомнил… - Бог другой, да? Не этот? Не он? - Да, Гарри, Он - это не Он. - Он - это Она? – Гарри показалось, что он спрашивает совершеннейшую чепуху. Не бог, так богиня.… Но Шпренгер неожиданно согласился. - Да, Гарри, Она - это Бытие, - сказал он,- хочешь так же поговорить, как и о боге? Гарри кивнул. - Хорошо. Я отказываюсь признавать Бога, беспомощного или равнодушного ко злу. Но я не отказываюсь признать всемогущую вселюбящую реальность. - Но это уже было! С этого все началось! - Нет. Слушай. Это просто. Представь себе правило – Жизнь Есть. С мыслью «ага, больше не попадусь!» Гарри решительно сказал: - Я не обязан верить, что Жизнь Есть. - Нет, не обязан. Если ты в это не веришь, или веришь, что Жизни Нет, или что Жизнь Иногда Есть Иногда Нет, или Смерть Есть, тогда мир должен быть просто таким, каким он кажется, - о цели и смысле можно забыть. Мы все - сами по себе, одни рождены под счастливой звездой, другие страдают всю жизнь, пока не умрут, и неважно, кто есть кто. Желаю удачи. Гарри представил. Жизнь есть…может, и верно, но…что с того? А вот что скажет старик? - Это неинтересно, мистер Шпренгер. Но хорошо…Жизнь есть. - Ты уверен? - Я готов попробовать... - Помни правило - Жизнь Есть, - сказал инквизитор. - Это не шутка. Если хочешь, есть еще одно негласное правило: НЕ Имеет Значения, Если Вам Покажется, Что Это Не Так. - Жизнь Есть. - Гарри! – усмехнулся Шпренгер, - недавно погиб твой крестный! Смерти не существует? - Жизнь Есть, - до Гарри стало доходить. - НЕ Имеет Значения, Если Мне Кажется, Что Это Не Так. - За тобой когда-нибудь придет смерть, мой мальчик, ничто ее не победит… Гарри все еще цеплялся за истину, которую испытывал. - Жизнь Есть, - сказал он. -И НЕ Имеет Значения, Если Вам Покажется, Что Это Не Так. -Но вполне логично предположить, что все изнашивается! Или твоя рубашка тоже вечна? Все изнашивается. - Жизнь Есть, - сказал Гарри. -НЕ Имеет Значения, Если Вам Покажется, Что Это Не Так. Шпренгер смотрел на кольца дыма. - Образы изменчивы. - Жизнь Есть, - ответил Гарри. - Это легко говорить, когда у тебя все в порядке и ты счастлив, - сказал старик. -А что бы ты сказал, если бы истекал кровью, или был тяжело болен, или переживал, что тебя бросила девушка, что жена тебя не понимает, что ты потерял работу, что жизнь кончена и ты оказался на самом ее дне? Ты же понимаешь. На тебе сейчас великое горе. - Жизнь Есть, - Гарри подумал о Сириусе. Это единственная надежда на то, что Сириус жив. - Есть ли ей дело до образов, до иллюзий? Гарри задумался на мгновение. Каждый вопрос мог содержать подвох. - Нет. - Знает ли Она об их существовании? Молчание. - Подскажите. - Знает ли свет о темноте? – спросил он. - Нет! - Если Жизнь Есть, значит ли это, что Она знает только саму себя? - Да? - Не пытайся гадать. - Да! - Знает ли Она о звездах? - ...нет. - Знает ли Она начало и конец? - спросил старик. - Пространство и время? - Жизнь Есть. Во веки веков. Нет. - Почему простые вещи так сложны? Есть означает Есть. Не Была, или Будет, или Была Когда-то, или Могла И Не Быть, или Могла Бы Появиться Завтра. Есть, - прошептал инквизитор и спросил: - Знает ли Жизнь Гарри Поттера? Молчание. - Она не знает мое тело. Шпренгер улыбнулся. - Знает ли Она... твой адрес? Гарри засмеялся. Самый глупый вопрос за разговор! - Нет! - Знает ли Она... твою планету? - Нет. - Знает ли Она... твое имя? - Нет. - Знает ли Жизнь тебя? - Она знает... мою жизнь, - сказал Гарри. - Она знает мою душу. - Ты уверен? - Мне неважно, что вы говорите. Жизнь знает мою жизнь. - Можно уничтожить твое тело? - спросил он. - Конечно, можно. - Можно ли уничтожить твою жизнь? - Невозможно! - ответил Гарри удивленно. Теперь он понимал и верил. - Да что ты, Гарри! Говоришь, тебя невозможно убить? - Убить что? Любой может убить мой образ. Никто не может забрать мою жизнь. – Гарри задумался на миг. - Никто, если Жизнь Есть. - Ну вот, - сказал Шпренгер. - Что "Ну вот"? - спросил паренек. - Ты только что вернул Бога к жизни. - Всемогущего Бога? – уточнил Гарри. - Жизнь всемогуща? - спросил он. - В своем мире. В реальном мире Жизнь Есть. Ничто не может уничтожить Жизнь. - А в мире образов? - Образы - это образы, - сказал он, - Ничто не может уничтожить Жизнь. - Любит ли тебя Жизнь? - Жизнь знает меня. Я неуничтожим. И я хороший человек. -А если нет? Если Жизнь не видит образов, если Она не знает о пространстве и времени, если Жизнь видит только Жизнь и не знает Условий, может ли Она видеть, какой ты человек - хороший или плохой? - Жизнь видит меня совершенным? - Что ты думаешь? - сказал старец. - Не это ли ты называешь любовью? Я жду замечаний. Он долго молчал, прищурив глаза и закинув голову. - Что здесь не так? - спросил Гарри, - скажите мне, - попросил он, ощущая биение своего сердца. - Пойми меня правильно, - сказал он. - Я хочу сказать, что логически эта религия, так, как мы ее изложили, может быть истинной. - Он мгновение подумал. - Но... - Но...? – сам доказал, а теперь что? Но какое она может иметь значение для меня и тебя как для Образов Человеческих Существ здесь, на Образе Земли? Наше с тобой "Есть" прекрасно, - сказал он,- ну и что? Гарри недоуменно взглянул на него. - Но вы ведь только что все так красиво доказывали, как вы можете теперь спрашивать у меня «ну и что»? - Для начала, мы с тобой открыли все вместе. А полагаться других людей в поисках истины - все равно что полагаться на врачей в поисках здоровья, Гарри. Пользу мы получаем только в том случае, когда они оказываются на месте и правы, когда же они отсутствуют или ошибаются, у нас не остается шансов. Но если мы вместо этого всю свою жизнь учимся понимать то, что мы знаем, наше внутреннее знание всегда будет с нами, и, даже когда оно ошибается, мы можем изменить его, и, в конце концов, сделать его практически безошибочным. Что же насчет «ну и что»….что ты знаешь о буквах? - Многое,- ответил Гарри, пока еще не понимая, к чему тут все ведется. - Хорошо. Я думаю, что Жизнь проявляется в Образах так же, как проявляются звуки, мысли в буквах, в пространстве и мире. Например, буква «д». Или тебе по душе иная? - Пусть будет «б», - сказал Гарри. Этот старик его не поймает! - Хорошо, возьмем букву «б». Ты можешь написать её чернилами на бумаге, можешь отлить её в бронзе, вырубить в камне, составить из одуванчиков.…Сколько существует способов выразить идею буквы «б»? Гарри пожал плечами. - Миллиарды. Бесконечное число. - Но смотри, - сказал он. - Вот факел и вот молот. Мы также можем сжечь бумагу, расплавить бронзу, обратить камень в пыль, сдуть одуванчики. - Я понял. Мы можем уничтожить буквы. - Нет. Мы можем уничтожить только их образы в нашем мире. Мы можем создавать и уничтожать только образы. Гарри кивнул. - Но до начала времен, Гарри, как и в эту минуту, и тогда, когда время и пространство уже исчезнут, идея буквы «б» существует, неподвластная образам. Когда будет второе пришествие, и мир обратится в ничто, идея буквы «б» будет так же спокойно и безразлично витать в пустоте. - Безразлично? - Вот тебе топор, - сказал старик. - Разруби идею буквы «б» так, чтобы она перестала существовать. Время не ограничено. Позови меня, когда закончишь. Гарри засмеялся. - Я не могу рубить идеи, мистер Шпренгер! - И я тоже. - Выходит, мое тело выражает мою истинную суть не лучше, чем написанная буква выражает идею «б»? Старик кивнул и вновь стал пускать колечки, постепенно скрываясь за ними. Гарри замолчал. - Какие еще есть буквы? - спросил старик. - «А»? - Сколько букв «б» существует в алфавите? Гарри думал недолго. - Одна. - Вот именно. Идея каждой буквы уникальна, другой такой же идеи не существует. Весь Принцип Букв основывается на этой «б», без которой он бы тотчас распался. - Да ладно..., - Гарри спохватился: может, это прозвучало грубо? - Ты думаешь иначе? Хорошо, допустим, нам удалось уничтожить букву «б». А теперь быстро: как напишешь слово «баран»? А «бабушка»? - Ох, - сказал Гарри. - Наконец! Бесконечное количество букв, и каждая из них отлична от всех остальных, каждая так же важно для Принципа, как Принцип важен для нее. - Принцип нуждается в каждой из букв! - сказал паренек. - Я никогда об этом не думал. - У тебя все впереди, - сказал Шпренгер. - Реальная, неразрушимая жизнь вне образов - и в то же время любая буква может быть по желанию выражена в любом из бесчисленных иллюзорных миров. Принцип не замечает пространства-времени, потому что пространства-времени не существует. Таким образом, Принцип не слышит ни страстной молитвы, ни злобных проклятий, и для него не существует таких вещей, как святотатство или ересь, или богохульство, или безбожие, или непочтительность, или отвращение. Принцип не строит храмов, не нанимает миссионеров и не затевает войн. Он не обращает внимания, когда символы его букв распинают друг друга на крестах, рубят на куски и превращают в пепел. - Ему все равно, - неохотно сказал Гарри. - Твой директор о тебе заботится? - спросил он. - Наверно. - Знал ли он и волновался ли он, что, когда ты последний раз играл в шахматы, тебя убивали по меньшей мере раз десять в день? - Х-м-м. - То же и с Принципом, - сказал он. - Он не замечает игр, которые так важны для нас. Можешь проверить. Повернись так, чтобы стоять спиной к Бесконечному Принципу Букв, Бессмертной Реальности Буквенного Бытия. Гарри отсел от столика, насколько мог и повернулся вправо. - Громко скажи: Я ненавижу Принцип Букв! - Я ненавижу Принцип Букв, - произнес Гарри без особой убежденности. - Теперь попробуй так, - сказал он. - Мерзкий глупый Принцип Букв ничего не умеет делать! Гарри засмеялся. Это будет так глупо выглядеть… - Ну? - Мерзкий, глупый, Идиотский принцип Букв словно Дадли со свинячьим хвостиком!! Ящерица! Ничего не умеет делать! Даже не может доказать, что он есть!! - Значит, мы можем игнорировать Принцип, можем его ненавидеть, бранить, восставать против него, - сказал он, - и даже издеваться над ним. В ответ - ни малейшего признака Грома Небесного. В чем же дело? Гарри долго смотрел на кольца дыма, блуждающие по пещере. - Почему Принцип проявляет безразличие? - спросил старик. - Потому что он не прислушивается, - сказал Гарри наконец. - То есть мы можем проклинать его безнаказанно? - Да, - сказал Гарри. - Неправильно. - Почему? Он ведь не слушает! - Он не слушает, Гарри, - сказал инквизитор, - но слушаем мы! Когда мы поворачиваемся к нему спиной, что происходит с нашим письмом? - Ничего не пишется? - Ничего. Каждый раз буквы получаются разными, все гибнет в путанице. Стоит нам отбросить Принцип, как от этого начинаем страдать мы сами, вовсе не Он. - Ничего себе! - сказал Гарри. - Но вернись к Принципу, и в тот же миг все заработает опять. Ему не нужна апология - Он бы ее не услышал, даже если бы мы кричали. Никому не посылается никаких испытаний, нет никакой кары, нет Грома Небесного. Возвращение к Принципу внезапно вносит порядок во все наши подсчеты, ибо даже в играх иллюзорного мира он сохраняет свою реальность. - Интересно, - сказал Гарри, не столько веря, сколько следя за ходом мысли старика. - Наконец-то я тебя поймал, Гарри. Теперь давай вместо Принципа Букв подставим Принцип Жизни. - Жизнь Есть, - сказал парень. - Чистая жизнь, чистая любовь, знание своей чистой природы. Допустим, мы вечны, как и глаголет святая Библия. - Допустим. Что дальше? - Значит, мы вольны делать все, что хотим, исключая две вещи: мы не можем создавать реальность и не можем ее уничтожить. - А что мы можем делать? - Чудесное Ничего. Мы можем рождаться и умирать, чувствовать радость и горе, можем попасть в Рай и в Ад. Единственное, что нас больше всего пугает, как раз и невозможно; мы не можем умереть, нас нельзя уничтожить. Жизнь Есть. Мы Есть. - Мы Есть, - сказал Гарри равнодушно, вспомнив Сириуса. - Ну и что? - Скажи мне сам, Гарри. В чем разница между жертвами обстоятельств, попавшими в жизни, о которых они не просили, и хозяевами выбора, способными изменять жизнь по своему желанию? - Жертвы беспомощны, - сказал Гарри. - Хозяева - нет. Старик кивнул. - Вот тебе и «Ну и что?». Есть Жизнь? - Есть, - согласился Гарри, - но ведь Сириус все-таки умер. Шпренгер хмыкнул. - Ты мне сейчас напоминаешь одного моего друга, которого, увы, уже нет. Он также уверенно стоял на своем. Впрочем, чаще даже не уверенно, а упрямо. Ни за что не хотел признавать очевидное. Как-то мы с ним спорили, я доказывал, что все еретики были правы – Земля вертится. Это очевидно. А он отвечал: «Да будет движенье Земли под запретом – приказано Римом особым декретом». Шпренгер снова задымил. Столик уже ускакал, видя, что в нем надобности нет, и Гарри сидел на коврике, вытянув ноги. - А этот ваш друг…он был близок вам? – спросил Гарри тихо и робко. Шпренгер кивнул. Печаль омрачила его лицо. - И вы не скучаете по нему? - Скучаю, Гарри. Мне тяжело без него. Он бросался в новое дело очертя голову, он был так предан своему делу, что не замечал ложь многих канонов,… но он был искренен. Как ребенок. И наивен так же. Он смолк. Гарри было неловко продолжать. Зря он вообще затронул эту тему. Кольца дыма свивались в драконов, тяжело парящих в воздухе. Но дышать тяжелее не становилось. Странно. Портрет на стене задвигался, но не проснулся. - Один раз,- продолжил старик, - он прибыл в город, обычное дело, проверка… Он разговаривал со всеми строго по Святому Закону, и его невзлюбили. Жители хотели забить его камнями. За пределы города его вывел епископ. Он после писал мне: «Ваш друг мне казался впавшим в детство из-за большой старости». Гарри хмыкнул – чем-то на Дамблдора похоже с его лимонными дольками. - После этого он предложил мне написать «Молот ведьм», - Старик посмотрел на Гарри, - но он не умер. Жизнь есть Гарри. Скажи, ты любишь играть в шахматы? - Да. - Вот с тобою играл твой крестный. Он зачем-то вышел из комнаты. Тебе грустно? - Нет. - А теперь представь, что фигуры на доске – ты, Сириус, Дамблдор. Это игра. Ты грустишь, если они выйдут за пределы доски? - Конечно! Я не смогу с ними видеться! Мне его не хватает! - Видишь – тебе его не хватает. О нем ты не думаешь. Ты и о живых не думаешь. Горе – это всегда жалость к самому себе. Пройти через горе сложно. Пройдет время, Гарри, тогда ты это окончательно поймешь, но пока прими это как данность. Молчание. Гарри встал и подошел к выходу из пещеры. Легко вот так говорить. Он привык, хотя, наверно, сначала тоже сложно было. Но теперь делится опытом легко, как будто с первого раза все поймешь и примешь на веру. Жизнь есть…ха. Может и есть. Конечно. Гарри вскинул на небо взгляд в поисках созвездия Большого Пса. На небе сияли звезды. Ночь, уже ночь. Не черная, а с оттенком синего в вышине. У луны синь переходила в желтый неяркий свет, и серым узором виднелся на полной луне дракон, словно Шпренгер выдохнул на луну одно из своих замысловатых колец. Полнолуние. Где-то сейчас Люпин…хотя ему так проще. Нет никаких проблем, все хорошо, только он и луна, на которую и человеку так и тянет повыть. А что внизу? Черными скрюченными пальцами тянулись к небу деревья, что были ближе к ним и различались на фоне крон других. То там, то тут среди черноты проглядывали какие-то огоньки. А может Шпренгер и прав, и горе - только жалость к себе. Опасно себя жалеть, но вроде ведь и не себя.…А что там выделяется так на фоне луны? Замок? Может, Хогвартс? - Мистер Шпренгер! – крикнул Гарри в пещеру,- это Хогвартс? Послышался вздох вставшего с пола старого человека, и вот на «крылечко» приковылял инквизитор. Но, увидев раскинувшийся пейзаж, он не загорелся надеждой, как Гарри. Парень впервые увидел в глазах такого спокойного и рассудительного человека страх. И не просто страх, а смешанный с безумной надеждой. - Мистер Шпренгер? - Это не Хогвартс, Гарри. Это Кельн. - Кто? - Кельн. Мой родной город. Гарри стало не по себе. - То есть сейчас Средневековье? Шпренгер кивнул.
VodaVozduh: Ваше мнение, господа!
VodaVozduh: Часть третья «Тысяча пятисотые…». Шпренгер быстро прошел обратно в пещеру. Гарри, кинув взгляд на город, прошел за ним. В нем рос страх. Он вспомнил, что они проходили по истории магии. Средневековье. Костры инквизиции. И он – рядом с Великим Инквизитором! Шпренгер быстро снимал со стены портрет отца Дамблдора, попутно говоря мебели, чтоб она не двигалась. Запрятав картину, он прошел к сундуку, достал из него черную рясу, небольшой, но внушительный серебряный крест, потом достал еще что-то и кинул это Гарри: - Одевайся. Гарри поднял одежду: какие-то средневековые лохмотья. Он поднял взгляд на Шпренгера, уже облаченного в рясу, с распятием на груди. - Гарри, поторопись. Он вновь сел, и задымил. Когда Гарри надел поверх штанов и рубашки куртку или вроде того с капюшоном и сменил обувь, старик начал инструктаж. - Гарри, сейчас приблизительно 1490 или уже новый 16 век. У вас сказано, что это эпоха Возрождения. В твоей куртке в рукаве есть несколько ремешков, вообще-то они для ножа, но можешь положить туда палочку. Ею пользуйся только в крайнем случае! Я думаю, понятно почему. Гарри кивнул. - Отлично. Имя оставим тебе то же, ко мне обращаешься только как «герр Великий Инквизитор» или «герр Великий инквизитор Шпренгер», хотя мало кто здесь знает по-английски. Придется тебе быть моим слугой - чтобы был рядом всегда. Если кто придет, кого бы ни увидел, не показывай на лице ничего, кроме смирения. Никого кроме меня не слушай, ничего не выполняй, никого ни в чем не переубеждай, особенно касательно устройства Вселенной. Выйдешь отсюда только со мной, один – никуда, пока не сменим местность. Ясно? Имей в виду, это жесткое и жестокое время. Тебе ясно? Куда девался мягкий, умиротворенный старик, у которого была впереди вечность, и он никуда не торопился? Перед Гарри сидел Великий Инквизитор, которого, судя по всему, было лучше не злить. - Ясно, герр Шпренгер, - кивнул Гарри. Старик кивнул. - Только, Гарри, ты меня не бойся. Я же по глазам вижу. Ты смотришь на Инквизитора и думаешь, как бы он тебя не съел. Гарри, ты был моим гостем, а законы гостеприимства много стоят. Да и в любом случае, ты отличный парень. Неужели ты думаешь, что я тебя предам? - А разве таких «отличных парней» вы не жгли? – Гарри спохватился, но слово вылетело. Шпренгер помрачнел. - Сжигал и таких. Но все равно это не значит, что я сдам и тебя первому же инквизитору. - Простите, сэр…герр, - поправился Гарри, - а я вернусь к себе в то же время, как и ушел? - Я не знаю, Гарри, когда ты туда вернешься. Я даже не знаю, вернешься ли. Гарри похолодел. Голова гудела, он сглотнул было, но горло пересохло. - Спокойно, Гарри. Если меня еще не объявили врагом церкви, я помогу тебе. Молчание. Гарри не знал, сколько прошло времени, когда он сидел и смотрел на Шпренгера. Он старался ни о чем не думать, но было страшно. Где-то шевелилась мысль, что Волан-де-Морт его не увидит больше и не убьет. И никто не узнает, что его сожгли на костре. Хотя, может, в каком-нибудь учебнике по истории магии напишут: «Сожжен еретик, мальчик, в очках»…. Вдруг, резко разрезав тишину, снаружи кто-то зашаркал. Гарри напрягся, по спине заструился холодный пот. В пещеру вошел мужчина одного возраста со Шпренгером и в такой же одежде, разве что бороды у него не было, только усы. Увидев старика, он раскинул руки и воскликнул: - ach, du lieber Himmel! Sprenger! Wieso? - Heinrich? – удивился Шпренгер, - Du? - Ich. Ich so warten auf du! – вошедший улыбнулся, - wir deiner lange suchen. – Он обернулся к Гарри и помрачнел. Гарри поежился: взгляд был не из приятных,- wer hat? - mein Diener, - ответил Шпренгер. Взгляд вошедшего просветлился. Он кивнул и вновь обратился к Шпренгеру. Они долго о чем-то говорили. Гарри внимательно следил за ними. Больше делать было нечего. Хоть вошедший и был, судя по взгляду, человеком серьезным, если не сказать больше - жестким, но видно Шпренгеру он был по душе: в глазах старика сиял свет радости. Гарри уже начал подумывать, что это и есть тот, второй автор. Правда он не помнил, как его зовут, но раз Шпренгер с ним так общается, значит, не совсем он и плохой человек…Может, он им поможет? …Когда я увидал Кельн, сердце мое возрадовалось, и я возблагодарил Господа нашего Иисуса Христа. Но потом я подумал, что меня уж не ждут тут более, причислив к еретикам, и что мальчику, за которого я ответственен, здесь будет нехорошо, и огорчился. А потом сердце мое сдавили пальцы страха: мир непредсказуем, как знать, может мальчик здесь, в Средневековье, погибнет или будет… Я старался не думать об этом, отдавая ему распоряжения, но боялся! Боялся так, как боялся редко. И он боялся также – я видел это в его глазах. Он боялся этого мира и меня. Он боялся, что я его предам. Маленький мальчик, Великие Инквизиторы знают, что такое честь, гордость, уважение, доверие. Знают, как ценится оно в этом мире. И поэтому друг другу доверяют редко. Положимся на Христа, Гарри, и он выведет нас! И когда в пещеру вошел Крамер, я возрадовался больше, чем раньше. Он – наше спасение! Он послан Христом! - Бог ты мой!- вскричал он, увидев меня, - Шпренгер! Какими судьбами? - Генрих? - мое удивление и радость, надежда (безумная, надо сказать, надежда): все вылилось в мой голос, - ты? - Я. Я так тебя ждал! - Он улыбнулся. Генрих, единственный, на кого я могу положиться в Кельне, - Мы так долго тебя искали. - Тут он обернулся к Гарри. Мальчик сжался под его взглядом. Я понимаю его, неприятно, когда на тебя смотрит один из самых…трудолюбивых, скажем так, слуг Господних, - кто это?- и голос его переменился. Он был жесткий, холодный, расчетливый. - мой слуга,- ответил я. И он расслабился. Бедный мой Генрих, ты везде видишь ловушку и врагов. Когда-нибудь изменишься ли ты? Мы заговорили с ним. Я узнал, что год сейчас тысяча пятисотый, то есть с момента моей «смерти» прошло пять лет. Меня искали. Многие считали меня пособником дьявола, особенно обнаружив мою переписку с неким Трансильванским владыкой, противостоящему неверным с Востока, Владом Цепешем Дракулой, из ордена Дракона. Генрих верил в мою невиновность и узнал от горожан, куда они меня запрятали. Он рассказал мне это честно и полностью, и я порадовался, что Гарри не знает нашего языка: такие подробности не для детских ушей. Генрих приходил в пещеру каждый год, и вот, наконец-то, встретил меня. Он спрашивал, как я выжил, где был, откуда у меня столько вещей. Я сказал ему, что скитался, а вещи – подарки тех, кто, как и я, исповедовал веру Христову. Не знаю, поверил ли мне Генрих, он был достаточно умен, но сказать ему правду значило обречь себя на лишение сана, а Гарри пришлось бы предстать перед судом инквизиции. Он друг, но он слишком, чересчур рьяно верит. - Твой слуга, - спросил он, - знает по-немецки? - Нет,- ответил я, - он англичанин. - Хороший? - Генрих!- укоризненно заметил я. - Молчу-молчу. Но что-то мелькнуло у него в глазах. Я не успел уловить, но что-то либо насмешливое, либо … настороженное. И, клянусь святым Петром, скорее второе!
VodaVozduh: Гарри послушно молчал и смиренно смотрел на двух друзей, разговаривающих между собой. Он открыл, что немецкий язык достаточно мелодичен, но строг, мягок, но суров. Пока он размышлял над этим, пришедший, которого Шпренгер назвал Генрихом, повернулся к нему, и тихо спросил у старика: - Dein Diener, er versteht Deutsch? - Nein, er Engländer, - ответил Шпренгер. Гарри пожалел, что не знает немецкого – речь по-видимому шла о нем. - Brav? - Heinrich!- укоризненно сказал старик. - Schweigen. Но он так глянул на Гарри, что тому подумалось: «он все знает! Все видит! Знает, кто я!». Гарри судорожно сглотнул. Он вспыхнул при одной мысли о том, что он может погибнуть. И, кажется, Генрих заметил это. У Гарри мелькнула мысль: а может ли человек в каждом искать ведьму и принимать желаемое за действительное? Подставит ли он его, Гарри? И как Шпренгер с ним дружит? - Мой дом еще цел, Генрих? – спросил я у друга. Тот отвлекся от Гарри, пламеневшего как мак, и повернулся ко мне. - Да, конечно. Я взял его под свою опеку. Твой слуга Тиль все еще там служит. Все готово, чтобы ты мог вернуться. - Отлично. Когда мы идем? - Хоть сейчас. У подножия холма повозка: я всегда приезжал с ней, мало ли, может, ты вернешься. - Гарри,- обратился я к мальчику, мысленно прося его быть благоразумным, - перетащи все вещи в повозку в низу холма. Он кивнул и стал собирать сначала все мелкое – коврики, ложки. Он старался – видит Бог! – но решил взять все и сразу. Все и сразу рассыпалось. - Неказистый у тебя слуга, Якоб, - нахмурился Шпренгер, - я пойду, позову своего. От твоего проку не будет. И, бросив на Гарри уничтожающий взгляд, вышел. Была бы дверь, он непременно бы хлопнул ею. Гарри совсем смутился и покраснел. Мне было жаль его, но такими темпами он усилит внимание Генриха к своей особе, ибо я всегда держал образцовых слуг. - Возьми портрет Персиваля, Гарри. Если успеешь – шепни, чтоб не двигался. Но, умоляю, будь спокойнее. От волнения ты немного не то делаешь, - мальчик заалел, - успокойся! Своей…скромностью ты заставишь сомневаться в тебе Генриха еще больше. Сейчас мы поедем ко мне в дом. Мой слуга Тиль примет тебя хорошо, злиться не будет. И не бросай ни на кого мрачных взглядов: подумают, что напускаешь порчу. Гарри кивнул мне. Совсем смутился. Я улыбнулся ему, подошел и ободряюще сжал плечо. - Все будет хорошо, Гарри. Ты вернешься к себе. Обещаю. Он кисло улыбнулся и кивнул. Кто-то хмыкнул сзади. Генрих. Он чуть насмешливо улыбнулся. За ним зашел какой-то крестьянин, при виде меня склонившийся и прошептавший: «Герр Великий Инквизитор…». Гарри ему помог загрузить вещи в повозку, лошаденка проснулась, и мы двинулись. Кельн! Мой родной Кельн! Как я скучал по тебе! Спасибо, спасибо тебе, Иисусе! Я словно ожил! Пусть в свете луны, полно и красиво восседающей на небосклоне, пусть в этом неверном и дрожащем свете, но я видел его, видел этот славный город, осколок древнего Рима! Я улыбался и не замечал ничего вокруг. Мой город, мое время, мой друг! Я сморгнул внезапно показавшиеся слезы. Генрих взглянул на меня и тихо запел: Gaudeamus igitur juve nes dum sumus Gaudeamus igitur juve nes dum sumus Post jucundem juventutem Post molestam senectutem Nos habebit humus Nos habebit humus Я легко засмеялся и присоединил свой голос к студенческому гимну, который мы с Генрихом когда-то пели в Кельнском университете. Vita nostra brevis est Brevi finiectur Vita nostra brevis est Brevi finiectur Rapid nos velociter Vadit nos atrociter Nemini parcetur Nemini parcetur Мы засмеялись. Странное, должно быть, это было зрелище! На повозке, почти в полночь едут в Кельне два Великих Инквизитора, распевая Гаудеамус, сидя в повозке! И все же я был так счастлив, что не мог не петь! Ubi sunt qui ante nos In mundo fuere? Ubi sunt qui ante nos In mundo fuere? Vadite ad superos Transite ad inferos Quos si vis videre Quos si vis videre Отражаясь от стен соборов и домов, взлетая к самим небесам, спешил, спешил великий гимн! Vivat Academia! Vivant professores! Vivat Academia! Vivant professores! Vivat membra quodlibet Vivat membrum quolibet Simper sint in flore! Simper sint in flore! - Flo-o-o-re! – протянул Генрих, и мы рассмеялись.
VodaVozduh: - Гарри, - отвлек парнишку от размышлений голос Шпренгера, - перетащи все вещи в повозку в низу холма. Вещи? Ах, черт, он же слуга Шпренгера! А слуги должны быть исполнительными. Поэтому Гарри, ничтоже сумняшеся, начал собирать то, что было ближе: несколько ковриков, ложки. Он хотел унести сразу много и, соответственно, не унес ничего. Глупо посмотрел на рассыпанное и поразился тому, что ничему полезному у Дурслей не научился. Ему стало стыдно. Как он мог? Он поднял глаза на Шпренгера – тот смотрел спокойно, Генрих же явно не одобрял подобное. Он что-то сказал Шпренгеру и вышел. Краска стыда медленно и верно заливала лицо Гарри. Он боялся, что Шпренгер сейчас подойдет, будет его стыдить, или, что хуже, жалеть. - Возьми портрет Персиваля, Гарри. Если успеешь – шепни, чтоб не двигался. Но, умоляю, будь спокойнее. От волнения ты немного не то делаешь, - Гарри клял себя на все корки. - Успокойся! Своей…скромностью ты заставишь сомневаться в тебе Генриха еще больше, - он мог подставить и Шпренгера тоже! Вот черт! - Сейчас мы поедем ко мне в дом. Мой слуга Тиль примет тебя хорошо, злиться не будет. И не бросай ни на кого мрачных взглядов: подумают, что напускаешь порчу. Гарри кивнул. Он окончательно смутился. Мир, куда он попал, был полон правил, которых он не понимал, но которым должен был следовать. Иначе.…И он никому в этом злом мире не был нужен. Шпренгер улыбнулся ему, подошел и ободряюще сжал плечо. - Все будет хорошо, Гарри. Ты вернешься к себе. Обещаю. Гарри улыбнулся и кивнул, эти слова согрели его, хоть Шпренгер рядом! А если бы Шпренгера не было? Гарри похолодел. Кто-то хмыкнул сзади. Гарри поднял взгляд и увидел Генриха. Он чуть насмешливо улыбнулся. За ним зашел какой-то крестьянин, при виде Шпренгера склонившийся и прошептавший видимо какое-то приветствие. Знаком он показал Гарри, как надо складывать вещи, и они направились вниз. Гарри еле спустился с мешком на спине. Тропинка была каменистая, камни осыпались. Видимость тоже не была на высоте: лишь свет луны. Внизу стояла повозка с заснувшей лошадью. Они сложили все в нее и снова поднялись. Еще два захода – и все вещи в повозке. Крестьянин сел на край, зажав вожжи, Гарри вскарабкался на сундук у картины. - Мистер Дамблдор, - прошептал он, моля небо, чтоб тот не спал,- мы в Средневековье. Не двигайтесь, пожалуйста. Крестьянин обернулся на звук голоса. Гарри смолк. Лицо мужчины показалось ему зловещим. Может, дело в освещении? Посмотрев на испуганного парнишку с минуту, крестьянин вернулся к созерцанию дороги. Послышались голоса, и с холма спустились инквизиторы. Они о чем-то оживленно говорили, сели в середину, лошаденка проснулась, и повозка двинулась. Гарри с благоговением смотрел на выраставший перед ним город. Словно из тьмы выходили стены, камни мостовой, по которым скоро зацокали копыта, соборы. Особенно ему приглянулся самый высокий собор, вверху которого луна зацепилась за крышу. Он гордо и независимо стоял, показывая, что ему, в общем-то, все равно, кто там ходит внизу. Он предназначен для великого дела, и ежели люди приходят в него, то на них надо смотреть снисходительно, но вежливо. И в то же время в нем чувствовалась какая-то угроза. Впрочем, угрозу Гарри чувствовал повсюду. Он опустил взгляд на Шпренгера – по щекам старика текли слезы. Надо же. Хотя, вернись Гарри сейчас в Хогвартс, как знать, может, и он бы прослезился. Генрих что-то тихо запел, и скоро старик вплел свой голос в песню, которая, под стать городу, летела в никуда, многократно отражаясь от стен. Гарри поежился. Проснулся он оттого, что жутко болела шея. Гарри, кряхтя, осмотрелся (очки были на нем). Он полулежал в кресле с высокой спинкой и резными подлокотниками, над ним серел высокий потолок, справа окно, из которого лился солнечный свет. «Где это я? – подумал Гарри, - Дурсли купили новый дом?». Он встал, и его взгляд упал на укутанную тряпкой картину. Тряпка слегка спустилась, и был виден мирно дремлющий благообразный старец. И Гарри вспомнил все. Шпренгер! Средневековье! Кельн! Он подскочил к окну. Находившись, вероятно, где-то на втором этаже или выше, оно выходило на небольшую улочку, заполненную спешащим народом, одетым в странные и не совсем красивые на вкус Гарри одежды. По обе стороны булыжной неровной дороги по продолбленным углублениям стекала куда-то вниз вода. Или не совсем вода, Гарри не понял. Точно Средние века… Он снова опустился в кресло. Сил не было. Господи, сколько же придется здесь торчать? Сколько? Как ему попасть обратно? Через пещеру. Точно! Только бы выбежать… Если она там же, где была вчера… Гарри тихо застонал и обхватил голову руками. Выхода не было. И ему придется всю жизнь провести в роли слуги Шпренгера, а умрет Шпренгер – у кого-нибудь еще. Если раньше не сожгут… Небольшая дверка скрипнула, впустив согнувшегося старика в одежде, как у него. Глаза у старика были внимательные, можно с натяжкой сказать, что дружелюбные. Когда он выпрямился, то оказался достаточно высоким, но ниже Шпренгера. На ногах его были мягкие туфли, ступал он неслышно. - Du! – проскрипел он и поманил рукой,- los! - Я? – переспросил Гарри, указывая на себя. Грюм, дремавший до этого времени, завопил: «Шпренгер сказал только с ним ходить! Куда? Стоять! Стой! Бдительность! Постоянная бдительность!»,- к-куда? - Komm doch! Na, komm doch! «Наверно, я все-таки», - подумал Гарри, поправил тряпку, чтоб Дамблдора не было видно, и пошел за стариком. Они вышли из комнаты, прошли по небольшому коридору и подошли к лесенке наверх. Гарри не особо смотрел по сторонам. Все случившееся не умещалось у него в голове, поэтому он просто шел. Старик знаком показал, что надо вверх. Гарри кивнул и стал подниматься. Несколько ступенек, тяжелое дыхание старика сзади, и вот перед ним выросла дверь. Гарри встал. Наверно, надо постучаться…Он неуверенно постучал. Тишина. - Ja, herein! – послышался знакомый, но чуть глухой голос. Гарри открыл дверь и вошел в комнату, находившуюся под крышей, у окна, слева от двери, стоял за стол, за которым сидел какой-то старик и что-то писал. - Was wollen Sie von mir? – спросил он, дописал, повернулся, и Гарри узнал Шпренгера. Но это был не совсем тот же Шпренгер, что был вчера. Доброжелательного старика больше не было. Был собранный и устрашающий сталью в глазах инквизитор, уже, кажется, занимавшимся своим делом. - Гарри, - строго и холодно сказал он. У Гарри все замерло. Они больше не друзья. Он пропал, ему больше не на кого надеяться, он такой же, как и все инквизиторы… - уже двенадцать часов. Ты должен был встать в семь и помочь Тилю, моему слуге, - он указал на старика, приведшего Гарри сюда, - ты провинился. Так хорошие слуги не делают, а других я не держу. Тебе ясно? - Д-да…,- слуга сзади тихо охнул, а Шпренгер резко отложил в сторону перо. - Что?! - Да, герр Шпренгер…. Лицо Шпренгера посерело. - Да как ты смеешь так обращаться так ко мне, щенок?! Как нужно? – тихо и устрашающе спросил он. - Да, герр Великий Инквизитор. - Так лучше. Heraus! – бросил он Тилю. Тот поклонился и вышел. Гарри замер. Сейчас он точно его убьет или выпорет… Гарри закрыл глаза. Перед Волан-де-Мортом он открыл бы их. Но Лорд – точно враг и кроме Заклятия Смерти от него ждать особо нечего. А тут человек, которому он доверился, который обещал ему покровительство….Гарри виноват, да.…Но он же не знал расписания слуг! - Гарри? Может, откроешь глаза? Гарри сначала быстро вспомнил интонацию, с которой Шпренгер это сказал, удостоверился, что это голос того Шпренгера, а не инквизитора, и только тогда открыл. Шпренгер стоял у своего стола, свет серебрил седину волос и бороды. Глаза снова стали переменчивыми и на секунду слегка смешливыми. Надежда вновь забралась в сердце парня. Инквизитор улыбнулся, достал трубку, набил, раскурил и кивнул на кресло у стола: - Садись. Гарри прошел к нему и сел. Мягкое. Не то что то, на котором он заснул. - Ты уж прости меня, что я накричал на тебя, - кольцо дыма обелилось в свете полуденного солнца,- у меня не было выбора. Тиль должен знать только то, что ты со мной. Но он знает, что плохих, неисполнительных слуг у меня нет. Не накричи я на тебя, хоть на языке, непонятном ему, он бы призадумался. И стал следить. И нашел бы много чего. Например, нам повезло, что табак уже завезен в Европу. Иначе, какие бы толки пошли… Гарри вздохнул. Гора свалилась с плеч…. - Я сказал Тилю, что ты, в виду возраста, будешь со мной, помогая мне по мелочам. Но все же это представление нужно было – никто и ничто в этом доме не остается безнаказанным. Ты не исключение. Ясно? - Да, герр Великий Инквизитор. Шпренгер чуть улыбнулся и положил руку на плечо Гарри. - Не бойся. Я не оставлю тебя. Ты обязательно вернешься к себе. Я придумаю способ. Персиваль был для меня как сын, стало быть, твой директор приходится мне внуком, а ты для него тоже как сын. Итого, ты приходишься мне правнуком. Гарри, я никогда не сдам тебя, моего правнука, таким людям, как Генрих.…Да и как я сам. Гарри поднял на него взгляд. Шпренгер смотрел вдаль, окутанный сизым дымом. - Пойми, Гарри, я ведь Великий Инквизитор, страшный человек… многие умирали от моей руки. Но ты, - его взгляд вновь обратился к парнишке, - не умрешь. Он прошел к соседнему креслу. - Кстати говоря, у меня застоялась работа, скоро мне придется заняться тем, чем я занимался. Волей-неволей, тебе придется ходить со мной: оставлять тебя одного опасно. Не волнуйся,- улыбнулся он,- на пытках я не присутствую, и ты туда не пойдешь. Не для твоих это глаз….А выезжаем мы завтра, в местечко Меншенфрахт, что у города Воцлара. - Уже завтра? - Да. Дела, дела…- Шпренгер попыхивал трубкой, - ты молотком орудовать умеешь? - Средне, - ответил Гарри, у которого пронеслись весьма неприятные ассоциации, связанные с молотками. - Гарри, прибивать кого-то ты не будешь! Нет. А вот оповещения к дверям церкви – да.
VodaVozduh: …Я не спал ночью – у меня накопилось много работы. Я совсем было забыл о том, что отсутствовал так долго, что был знаком с магами, что у меня в комнате для гостей спит мальчик из будущего времени. Меня отвлек от дел и от мыслей Тиль, сказав, что мой новый слуга ведет себя совершенно непотребно. Мальчишка…Спит, наверно, еще. Я отложил перо. У меня появилась пока еще небольшая, но проблема. У крестьянина, что вез нас вчера, сдохла лошадь. Она была старой, ей пришло время, к тому же ее груз вчера был тяжелее, явно тяжелее, чем раньше. Но Генрих говорил о том, будто на крестьянскую лошадь наслал порчу ведьмак, наслал ее при крестьянине же, прошептав что-то крайне тихо и посмотрев на крестьянина крайне враждебно. Этого достаточно, чтобы предать Гарри суду инквизиции. Но я не могу. Он мальчик, маленький испуганный мальчик, он маг, но он не ведьмак, он верит мне, он мне как внук… Только как бы мне уговорить Генриха, что все в порядке? В дверь постучали. - Да, входите! – ответил я, что-то записывая на бумаге. Кто-то вошел, я не концентрировался на том, кто именно, поэтому уточнил: - Что вам нужно? Но стоило мне повернуться, как я увидел все еще сонного, встрепанного Гарри, который видимо, недавно проснулся и не понял, что к чему. За ним стоял Тиль. Привел-таки.… Зачем? Хотел, чтобы я наказал Гарри? Да,…а старик за эти пять лет изменился. Что ж, не надо мне еще проблем со слугой. - Гарри, - строго и холодно сказал я. Парнишка словно замер, глядя на меня глазами, полными страха. Боится, что я его оставлю. Прости, Гарри, - уже двенадцать часов. Ты должен был встать в семь и помочь Тилю, моему слуге, - я указал на старика, тот чуть улыбнулся. Боже верный, как ты изменился, Тиль… - ты провинился. Так хорошие слуги не делают, а других я не держу. Тебе ясно? - Д-да…,- Тиль тихо охнул, а мне пришлось резко отложить в сторону перо. - Что?! - Да, герр Шпренгер…. Я заставил себя рассердиться. - Да как ты смеешь так обращаться так ко мне, щенок?! Как нужно? – тихо и устрашающе спросил я, моля о том, чтобы Гарри догадался. - Да, герр Великий Инквизитор. - Так лучше. Вон! – бросил я Тилю. Тот поклонился и вышел. Гарри замер. Он думает, что я точно инквизитор, предам его, выпорю или сдам своим. Бедняга. Прости, Гарри. - Гарри? Может, откроешь глаза? Мальчишка сначала прислушался к моему тону, потом понял для себя, что я теперь не опасен и открыл свои изумрудные глаза. Мальчишка, просто маленький мальчик, которого напугал страшный инквизитор, коему теперь неловко. Я набил трубку, чтобы немного занять время. Что же ты стоишь? - Садись, - я кивнул ему на кресло у стола Гарри прошел к нему и сел. - Ты уж прости меня, что я накричал на тебя, но у меня не было выбора. Тиль должен знать только то, что ты со мной. Но он знает, что плохих, неисполнительных слуг у меня нет. Не накричи я на тебя, хоть на языке, непонятном ему, он бы призадумался. И стал следить. И нашел бы много чего. Например, нам повезло, что табак уже завезен в Европу. Иначе, какие бы толки пошли… Гарри вздохнул. Он мне верит. - Я сказал Тилю, что ты, в виду возраста, будешь со мной, помогая мне по мелочам. Но все же это представление нужно было – никто и ничто в этом доме не остается безнаказанным. Ты не исключение. Ясно? - Да, герр Великий Инквизитор. Я чуть улыбнулся и положил руку на плечо Гарри. - Не бойся. Я не оставлю тебя. Ты обязательно вернешься к себе. Я придумаю способ. Персиваль был для меня как сын, стало быть, твой директор приходится мне внуком, а ты для него тоже как сын. Итого, ты приходишься мне правнуком. Гарри, я никогда не сдам тебя, моего правнука, таким людям, как Генрих.…, - Мне стало неудобно. Теперь я знаю магов и сжигать их теперь так же спокойно я не смогу, - Да и как я сам. Я почувствовал взгляд Гарри. Нет, мальчик, ты должен знать, кому доверил свою жизнь и здоровье. - Пойми, Гарри, я ведь Великий Инквизитор, страшный человек… многие умирали от моей руки. Но ты, - я вновь посмотрел на парнишку, - не умрешь. Я прошел к соседнему креслу. - Кстати говоря, у меня застоялась работа, скоро мне придется заняться тем, чем я занимался. Волей-неволей, тебе придется ходить со мной: оставлять тебя одного опасно. Не волнуйся,- улыбнулся я, видя как Гарри сжался в предчувствии,- на пытках я не присутствую, и ты туда не пойдешь. Не для твоих это глаз….А выезжаем мы завтра, в местечко Меншенфрахт, что у города Воцлара. - Уже завтра? - Да. Дела, дела…ты молотком орудовать умеешь? - Средне, - ответил мальчик, у которого в голове пронеслась роль солдата, прибивавшего Господа нашего Иисуса Христа к кресту. Я улыбнулся. Теперь это не практикуется. По крайней мере, этого не практикуем мы. Недостойно ведьму прибивать к кресту, как нашего Спасителя! Много чести… - Гарри, прибивать кого-то ты не будешь! Нет. А вот оповещения к дверям церкви – да. Гарри трясся вместе со Шпренгером в карете, следовавшей в город Воцлар. Было зябко. Делать было нечего, и Гарри смотрел то в окно, то на инквизитора. Погода не радовала, как и пейзаж. Деревья скрюченными пальцами пытались ухватить туман, но тот не был настолько густым и просачивался к основанию стволов, путаясь в частой траве. Дорога размылась, лошади шли с трудом. Изредка в дополнение к унылости дул пронизывающий ветер, вздымая туман волнами. Гарри вдруг понял, что он помнит прошлое время как сон. Хогвартс, друзья, волшебство…это осталось где-то ТАМ, не здесь… Шпренгер читал какую-то толстую книгу, не обращая внимания ни на что. Где-то вдалеке послышался тихий чавкающий шум, превратившись по приближении в хлюпающие звуки. Потом раздался голос: - Halt! Herr Generalinquisitor!* Карета вздрогнула и остановилась. - Ja,**- ответил Шпренгер, не меняя позы. - Es ist ein Brief an Sie da! *** К окошку подъехал посыльный, парнишка чуть постарше Гарри. Он чуть завистливо взглянул на него и протянул конверт: - Bitte. **** Шпренгер взял не испачканный пакет, хотя сам посыльный был в мелких капельках грязи. Его конь тоже не отличался чистотой. Он встряхнул головой и что-то проржал. - Du darfst gehen***** , - сказал Шпренгер парню и положил конверт рядом с собой. Тот кивнул и напоследок взглянул на Гарри. А у того вдруг сердце ухнуло в пятки. Потому что этот парень, сияющий от важности своего поручения, был как две капли воды похож на того, что встретил Гарри в Тайной Комнате, на того, что подставил Хагрида и добился его исключения из школы. Наверно, это отразилось на его лице, потому что улыбка паренька увяла, он смотрел на испуганного слугу Инквизитора с непониманием. А потом…потом шрам взорвался оглушительной болью, и Гарри не сдержавшись, вскрикнул, схватившись за лоб. Он успел сказать себе «спасибо», что закрыл шрам челкой – точно сочли бы бесноватым. Лицо посыльного побелело. Шпренгер рявкнул: - Hinaus mit dir!****** Паренек ускакал, а Шпренгер наклонился к тихо стонущему мальчику. - Гарри? Гарри, что случилось? Его колотила не только боль в шраме, но и панические мысли: как Волан-де-Морт попал сюда? Как? На вопросы старика Гарри не мог ответить: шум привлечет еще чье-нибудь внимание. Шпренгер положил руку на лоб Гарри, и на паренька повеяло холодком. Боль утихла, и Гарри успокоился. - Что случилось? – повторил свой вопрос Шпренгер. Гарри посмотрел на него: спокойный, только разноцветные глаза блестят. Он волновался! - Это… - Гарри сглотнул,- он был так похож на молодого Волан-де-Морта, и шрам обожгло, так бывает, когда Волан-де-Морт рядом, или испытывает сильные эмоции… Шпренгер молчал. - А…герр Шпренгер, а Темный Лорд не мог попасть в это время? – немного испуганно спросил Гарри. Ему и так проблем хватало. - Не думаю, мой мальчик, - тихо ответил Шпренгер, - а вот эмоции…Эмоции могут быть… - Но ведь сколько прошло! То есть, сколько пройдет! Его еще нет! - Гарри, успокойся, - Шпренгер сел рядом с ним, предварительно закрыв занавесками окна, и обнял его за плечи, - пока я рядом, никакой Лорд не посмеет тебя обидеть. А время…Время – это как параллельно натянутые куски полотна. Моя пещера как игла пронизывает их всех. И в этот самый момент Лорд может злиться, что тебя нет. Но достать тебя он не может. - А друзей? – Гарри слегка дрожал, хотя рядом со стариком страху не было места. - И друзей.…Поспи, Гарри. Гарри кивнул и задремал…
VodaVozduh: …И как только не поворачивается жизнь! Я провел рукой по волосам спящего паренька. Я знал этого посыльного, Тобиас Редлл, служит у Крамера. И он родственник Тома Редлла, это очевидно, иначе бы Гарри так не среагировал. Кровь… Я взял письмо. От Крамера, от кого же еще? И в нем таится много проблем. Много наших проблем. Об этом говорил конверт и росчерк друга. Он старался. Он старался замять дело с лошадью, но этот крестьянин, Кристоф, обратился к другому инквизитору, а тому нет смысла увиливать, ведь за каждого колдуна он получит вознаграждение, как и крестьянин. Гарри, Гарри, что же нам с тобой делать? Надо доказать, что это не твоя вина. Надо представить этого крестьянина твоим смертельным врагом, врача предоставить, чтоб сказать, что лошадь умерла от перенапряжения, что угодно… *стойте, герр Великий Инквизитор! **да ***для вас есть письмо ****прошу вас (пожалуйста) *****ты можешь идти ******убирайся вон! - Гарри,- обратился я к парнишке, собиравшему все исписанные листы в стопку, - завтра будь здесь. Никуда не ходи. - Почему? – удивленные зеленые глаза поднялись от стопки. - Мне надо будет… - я замялся. Даже для меня это не так просто и ясно, как раньше, а ему-то…, - нужно мое присутствие на финале этого процесса. Я умолял его понять, чтобы не произносить слов, но он лишь моргнул и спросил: - На каком финале? - На сожжении, Гарри. На публичном сожжении. Он моргнул опять, и все листы, собранные им, рассыпались по полу. - На сожжении? Вы и правда ее…? Но ведь она магл! - Да, но она призналась в том, что творила зло. Мы вправе ее сжечь. Этого требует и ждет народ. Он нас для этого и вызвал. - Как вы можете! Ведь знаете, что она невиновна! - Знаю! – я вышел из себя, второй раз в жизни позволил себе эту роскошь. Эти пытки, когда я смотрел на них и требовал признания, как глаголет устав, теперь я понимал, что она невинна, но как я мог это доказать? Особенно после ее признания.… Знаю, но что я могу? Что в силах сделать? Я должен остаться Великим Инквизитором, чтобы вытащить нас из этого ужаса. Что я мог сделать? Что? Раньше я верил, что они слуги Дьявола, и было легко сжигать их, совесть молчала. Но теперь…теперь-то я знаю, что она чиста. Да поможет ей Господь…. Я сел, сдерживаясь, чтобы не наорать на мальчика, он-то тут совершенно не причем. - Гарри, завтра ты останешься здесь. Понял? Парнишка кивнул. О, небо, почему же они ввели это ужасное правило – Великим Инквизиторам быть при пытках? Зачем? Всегда хватало простых инквизиторов или священников, как тот…как его? Бог мой, что с моей памятью? Как…? А, Шпе! И на сожжении нас раньше не должно было присутствовать. Не пойму, зачем… Я посмотрел на мальчика. Он только что положил стопку собранных бумаг. Руки трясутся у парнишки. Что-то мне подсказывает, что он придет завтра на казнь. - Гарри,- он резко развернулся. Злится на меня и обижен, - Гарри,- повторил я мягко,- не ходи завтра. Это ужасно. Зачем тебе это видеть? - Зачем вы так?- с упреком вопросил он,- Неужели нет выхода? - Нет, Гарри. Нет… - голос сорвался. Старею…. Я вздохнул, - не ходи, слышишь? - Не пойду,- покорно согласился он. А будущее осталось таким же. Ее вели в дурацком колпаке к столбу на площади. Взгляд пуст. Ей пока все равно. Хорошо, что хоть накинули на нее какую-никакую одежду, нечего народу видеть, до чего ее довели. А особенно Гари. Я вновь оглядел толпу. В толпе я не увидел Гарри и надеялся, что тому достанет благоразумия не ходить. Запереть его я не мог. Все равно уж как-нибудь выкрался, если б захотел. Если он придет, значит, кому-то нужно было, чтоб он пришел. Вот ее привели к столбу, опоясали цепями, стали собирать хворост, обкладывая вязанками столб. И тут-то она очнулась. Сначала из глаз скатились слезинки, и она начала что-то шептать. Прокатился шепот: «Порча, порча», кто-то кинул камень с криком «Замолчи, нечисть!», бросавшего оттеснили. Она чуть вскрикнула, когда камень попал в ее ногу, а потом в полный голос запричитала: - Люди! Люди! Христиане! Что ж вы делаете? Невинная я! Оклеветана! Пощадите! Бог завещал милосердие! Пощадите! - Бога еще поминает! Да как ты смеешь своими гадкими губами говорить имя Божье? – ответила ей грозная и безумная толпа. Палачи тем временем, не обращая внимания ни на что, уже сложили хворост. Неподалеку встал инквизитор с факелом. Моя очередь. Глубоко вздохнув, я вышел вперед, на возвышение рядом со столбом и обратился к ведьме: - Ты признала свое вредительство, ведьма, и тебе грозит смерть от очищающего огня. Покайся пока не поздно, и Господь Бог смилуется и простит тебя. - Мне не в чем каяться! – завизжала она, слезы катились градом, оставляя чистый след на запачканном лице. Я не смог удержать себя и посмотрел ей в глаза. Я почувствовал ее панический страх, ужас, боль, слабую безумную надежду на спасение.…Я оградил себя от ее чувств. Работа есть работа. Бог мой, Иисус, дай мне сил… - Тогда гореть тебе в Аду, как и на земле!- выкрикнул я и, уходя с возвышения к епископу, дал отмашку инквизитору. Тот подошел и поджег хворост со всех сторон. - А-а! Демоны! Что вы делаете?! Простите! Пощадите! Гады ползучие! Неверные! Да падет на вас гнев Господень! - огонь подбирался все выше, к ее стопам, - Помогите! Помо…А-а-ай-а! - крик перешел в визг, а потом в рев, когда пламя коснулось ее. Она бессознательно стала извиваться на столбе, стараясь уклониться от огня. Платье ее горело. Я перевел взгляд на толпу. Дикие, широко раскрытые глаза, за стеклами очков, растрепанные волосы. Стоит столбом среди беснующейся толпы и просто смотрит, приоткрыв рот. Вот рука метнулась к тайному карману, но нет, палочку я вытащил утром, и она со мной. Не хватало мне еще быть палачом у Гарри. Он посмотрел на меня диким взглядом, потом сморгнул слезы и, повернувшись спиной, стал пробираться сквозь толпу. Почему, почему и я не могу уйти? Почему теперь и мне положено быть здесь до того, как она умрет и обратится в пепел? Почему не могу быть рядом с Гарри? Боже, ниспошли ей быструю смерть от боли… Она уже не кричала, она стонала, потом смолкла и обвисла. Господь услышал меня. Огонь скрыл ее тело. Трещали поленья, пахло сожженной кожей и грехом. Нашим грехом... Гарри шел по пустым улицам города, не замечая ничего вокруг. Он видел ее, видел, как сморщилась под огнем кожа… Он сморгнул, стараясь отвести видение. С нервным смешком он вспомнил, что писал в эссе по истории магии на третьем курсе. «В Средние века люди, в чьих жилах нет волшебной крови (более известные как маглы или простецы), очень боялись колдовства, но отличать настоящих ведьм и колдунов не умели. Иногда же им все же удавалось поймать волшебника, но простецы не знали, что волшебникам огонь не страшен: они умели замораживать огонь и притворяться, что им очень больно. На самом же деле они испытывали не боль, а приятное покалывание по всему телу и теплое дуновение воздуха. Так Венделина Странная очень любила «гореть» на костре. И чтобы испытать это ни с чем не сравнимое удовольствие, сорок семь раз меняла обличье и предавала себя в руки маглов». Кощунство. Как они могли писать такое в учебнике? Почему им не говорили о тех простецах, кого принимали за магов и жгли? Ведь это ужасно! Ужасно! А Шпренгер? Тоже хорош! Понятно, что у него выбора не было, что даже голос его не должен был отражать его боль, но ведь так хладнокровно? Нельзя! Нельзя! «Простите! Пощадите! Гады ползучие! Неверные! Да падет на вас гнев Господень! Помогите!» - эти крики стояли у Гарри в ушах. Он ускорил шаг, старясь убежать от них. Я нашел его на лугу, около озера. Он плакал. Я сел рядом и положил руку ему на плечо. Он резко повернулся ко мне. В глазах и голосе упрек: - Как вы могли?! И он снова упал лицом в траву. Я поднял его, посадил с собой и прижал к себе. Он рыдал мне в плечо. - Успокойся, Гарри. Я не мог иначе, ты знаешь. Нам нужно быть живыми. Нам нужно вернуться туда, откуда мы прибыли. Тчш,- я погладил его по плечу, - тихо. - Но так…так… жестоко…она просила о пощ-щаде,- он всхлипнул. - Она невинна, Гарри. Бог примет ее к себе. Он услышит ее. - Поч-чему нам не говорили об этом в школе? Почему нам показывали век страшным, но не для нас? Почему о костре говорилось как об удовольствии? - Тчш… Потому что вы не должны знать этого. Ужасов хватает и у вас - зачем пугать больше? Волшебство - сказка, пусть она подольше будет для вас прекрасной. Он начал успокаиваться. Судорожные вздохи реже сотрясали его. - Как вы это выдерживаете? - Никак. Я помню всех, кого отправил на костер. И они снятся мне до сих пор… Всхлип. - Простите… - За что? - Я не послушался вас, я пришел…Я винил вас, я злился на вас… - Ты не виноват, Гарри. А вот я виновен. - Но у вас не было выхода… - И тем не менее… Кто-то идет, понял я и обернулся. У кустов стоял какой-то старик с косой. Лицо искажено отчаянием и разочарованием, что не удалось подойти ближе. - Ты…Ты убил ее! Мою дочь!- хрипло сказал он, держа косу наперевес и приближаясь мелкими шажками,- узнаешь смерть свою, когда она пришла к тебе? - Ты католик и должен знать, что она, как ведьма, принадлежит суду и сожжению. Такова воля Божья,- спокойно ответил я. Гарри смотрел на старика недружелюбно и с опаской, все же разделяя горе того. - Нет! – взвизгнул старик,- не обманешь! Он размахнулся и резко опустил косу. Секунда - и лежать бы мне с отрезанной головой. Я заслонился какой-то толстой веткой, что лежала рядом. Он скосил ее, но она отклонила движение лезвия. Гарри вскрикнул. Я встал. - Опомнись! Ты попадешь в Ад! - И буду с дочерью! - взгляд старика был безумен. Он снова размахнулся, но пора и мне вспомнить искусство. Передо мной стояло дерево, перемещенное мною с берега, заслоняя нас с Гарри. - Дьявол! Сам Сатана!– коса застряла в древесине. Дерево обхватило ветками крестьянина поперек туловища, и я переместил его в воду, в середину озера. Вскрик – и только волны дошли до берега. - В-вы убили его? – спросил Гарри. Он поражен не смертью, а моим хладнокровием. - Пойдем домой, - я сжал его плечо, успокаивая, - а то еще кто-нибудь придет.
VodaVozduh: Гарри лежал и смотрел на белесые пятна света на потолке. Снаружи шелестели деревья от легкого ветра, изредка какая-нибудь корявая ветка скрежетала по стеклу, и Гарри вздрагивал. Перед ним все еще была ведьма. Извивающаяся под языками пламени, кричащая, молящая о помощи. Гарри моргнул. Зачем он не послушался Шпренгера? Зачем? А ведь тот знал, что он придет. Мог бы запереть.…Зачем позволил прийти? Чтобы развеять представления о том, что все это не страшно? Так он догадывался об этом. А палочку хорошо, что взял. А то бы горело двое. Гарри поежился и перевернулся на бок. Как Шпренгер это переносит? А может, Шпренгер и вправду Страшный Великий Инквизитор? И это зрелище – первая пытка его, Гарри? Чушь. Шпренгер добр с ним, охраняет его, печется о нем. Он знал отца Дамблдора, его самого и его брата, Аберфорта. Они не могли быть плохими, глупыми тоже не были, значит, и Шпренгер хороший. А теперь все, спать… Гарри постарался заснуть. «Простите! Пощадите! Гады ползучие! Неверные! Да падет на вас гнев Господень! Помогите!» -Господи, за что же так? За что мучалась не только она, но и Гарри? Я знаю, за что мучаюсь сам, знаю, за что она, но при чем тут мальчик? Гарри открыл глаза. Явственный шепот из комнаты Шпренгера. -Он и так многое претерпел, за что ему такие горести? Прошелестела бумага. -Почему он не может и здесь жить спокойно? В чем он виноват? В том, что маг? Глупо. А еще этот Кристоф… Сухой смешок. - Старею…Ладно, Гарри, посмотрим, как доказать, что ты невиновен… Невиновен? В чем? Гарри встал и прошел к двери. Постучал. - Ja, - устало ответили ему. - Герр Шпренгер, - тот поднял глаза на вошедшего. Гарри поразился. То были не переливающиеся глаза Старика Из Пещеры С Вечностью Впереди, не стальные Великого Инквизитора, а усталые глаза Старика, Жившего уже Какую Сотню Лет, Видевшего Столько Смертей…. И Помнившего их все. - Да, Гарри? Ты чего не спишь? - А? Простите, герр, я не спал и случайно услышал, что вы говорите…я не нарочно! Шпренгер устало и грустно усмехнулся. - Я понимаю, что не нарочно. Садись. Гарри сел в кресло у стола. - И что ты хотел спросить? Пить будешь? - Нет, спасибо. А кто этот Кристоф? - Крестьянин, что подвозил нас до Кельна. У него сдохла лошадь, и он уверяет, что виноват ты. Ты ведь что-то шептал там, в телеге? Внутри все похолодело, от лица отхлынула кровь. Костер… «Помогите! Помо…А-а-ай-а»… - Но я нет! Не виноват! Честно! Это не я! Она сама! Не я! Правда! Поверьте! Гарри опустил голову. Он пропал. Он положил руки на колени, они дрожали. - Не я… На плечо Гарри опустилась теплая рука Шпренгера. - Я верю, Гарри. Дело ведет Генрих. Мы друзья, он все устроит. Я верю тебе. Успокойся. - Правда? – он поднял на него глаза, на которых внезапно выступили слезы. - Правда, - ответил Шпренгер и улыбнулся. От его руки исходило спокойствие и защита. Словно теплый ветер она обдала всего парнишку и высушила слезы. Гарри вздохнул. - Герр, а вот то заклятие, с деревом…Вы учили ему Дамблдора? - Да, я. Способный ученик. Как и все Дамблдоры, - усмехнулся инквизитор, - а что? Ты видел его в действии? - Да, тогда, в Отделе Тайн, - Тут Гарри запнулся, ожидая волны тоски по Сириусу,…но ее не было, - ой… - Что такое, Гарри? - Нет, ничего…просто нет грусти…тоски по Сириусу…странно. - Не странно, но закономерно. У нас сейчас проблемы важнее, чем раскисать по твоему крестному. Ну что? Спать? – немного озорно спросил Шпренгер. - Спать, - улыбнулся Гарри, - доброй ночи, мистер… ой…герр Шпренгер. - Доброй, - улыбнулся старик. Утром они направились на рынок. - Мы возвращаемся в Кельн, - сказал Шпренгер утром, - надо купить необходимое. - А в Кельне тоже будут ведьмы? – опасливо спросил Гарри. - Нет, что ты. Я там преподаю. Я декан Кельнского университета. И вот они уже проталкиваются сквозь толпу. Гарри несет тяжелую корзину, Шпренгер оглядывает лавки. Вокруг стоит многоголосый гомон, толпа так и норовит отдавить ноги. В такой толпе думать о том, чтоб не потерять Шпренгера, да чтоб корзину не перевернули, но мысли Гарри были далеко, и уворачивался он от локтей бессознательно. Еще с утра Гарри подтачивало нехорошее предчувствие, и он захватил с собой палочку, пообещав инквизитору не использовать ее без надобности. И вот теперь, когда рост тревоги достиг апогея, он приготовился, тщательно осматривая толпу – опасность наверняка придет оттуда. И тут, когда Шпренгер остановился у очередной лавки, шрам Гарри взорвался болью. «Как не вовремя, черт бы тебя побрал, Волан-де-Морт!» - подумал он, хватаясь за голову. «Всегда к вашим услугам, мистер Поттер, - ядовито ответил Темный Лорд, - ты мне здесь не нужен, а там, где бы ты ни был, убийство карается». «Убийство?!». «Конечно. Знаешь, я даже сохраню тебе память. Будешь все видеть. Но не изменишь». - Ай!- вскрикнул Гарри и выронил корзину. Шпренгер повернулся к нему. Лица продавцов застыли в страхе. Площадь смолкла. - Гарри! - то был голос всегда собранного инквизитора, - это Волан-де-Морт? Сил Гарри хватило лишь на кивок. Он отдавал все силы на то, что Лорд не овладел его телом. «Кто это? – осведомился Волан-де-Морт. - Впрочем, знаю. Тот, кто мешает. Ба, и он дорог тебе!» В глазах потемнело. Гарри бросился бежать, расталкивая всех, не видя ничего вокруг. Подальше от Шпренгера! - Гарри! – раздался сзади голос инквизитора. Обеспокоенный голос. Как это все подозрительно выглядит! Все, костер! Для них обоих… Гарри застыл. Он понял, что ничего не может сделать. Руки, ноги – ничего не повинуется ему. Лишь глаза видят, и голова работает. Перед ним толпа, застывшая, окружавшая его. В центре, у лавки, Шпренгер. Гарри сгибает кисть, и палочка падает ему в руку. Он направляет ее на Шпренгера и холодно говорит: - Авада Кедавра! Зеленый луч врывается в тело Шпренгера, оно выгибается и наливается этим губительным светом изнутри. Последний взгляд Шпренгера, то ли обнадеживающий, то ли вопрошающий. Он падает, поднимая небольшое облако пыли – погода в дни сожжения стояла хорошая. Рука Гарри опускается вдоль тела. В голове пусто. Только ледяной смех Лорда разносится по черепной коробке, отдаваясь от стен гулким эхом. Гарри провел рукой по выбритой голове. Звякнула цепь. Где-то прошуршала крыса, но ее не видно – местные инквизиторы сняли очки. Сняли всю его одежду, дали свою, и теперь он сидит в какой-то рубашке до пяток на холодном каменном полу, прикованный к стене. От рук и ног до стены змеится тяжелая цепь. Сквозь далекое окошко ниточкой тянется лунный свет. Как и вчера, расписывая потолок причудливыми узорами. Как вчера, когда был жив Шпренгер. Шпренгер…Гарри всхлипнул. Теперь он совсем один, в далеком Средневековье, никто его не спасет. Он не понимает языка… Когда его схватили, отобрали палочку, повели к епископу, и тот битый час орал на Гарри, выговаривая одну только фразу: - Wie ist Ihr Name? (Твое имя?!) А Гарри пытался что-то отвечать, он говорил, как его зовут, что он слуга у Великого Инквизитора Якова Шпренгера, но его никто не слушал, а епископ потом что-то сказал человеку в черном, видимо, инквизитору. Такие стояли у костра ведьмы. И он сгорит. Его ничто не спасет. И никто. А потом у Гарри появилась мысль – надо сказать им, что его дело ведет Генрих, друг Шпренгера. И он говорил, но он не знал фамилии Генриха, и его никто не понимал. Потом епископ дал отмашку, и Гарри увели. Состригли волосы, обнажив шрам, поохали, посмотрев на отметину. Потом знаками приказали раздеться догола и осмотрели всего. Гарри слышал об этом от Шпренгера, – чтобы у ведьм и колдунов не было амулетов, что дал им дьявол. Осмотрев, бросили ему одежду, заковали в цепи, и вот он сидит здесь. Неужели он везде и всегда несет с собой смерть? Неужели те, кто о нем заботится, должны всегда умирать? За что? В чем он провинился перед богом? За что? И больше он не увидит ни Рона, ни Гермиону. Никого. А Шпренгер подумает, что это он его убил… Чертовски хотелось есть. Заскрипела дверь и пропустила в камеру священника и, - Гарри понял сразу, кто это, - палача. - Кто ты? Имя? – спросил священник на родном языке Гарри, но с акцентом. - Я – Гарри Поттер, служил у герра Великого инквизитора Шпренгера. Скажите, а возможно пригласить сюда друга Герра Великого Инквизитора Шпренгера - Генриха? Я не помню его фамилии… - Тебя не спрашивали о просьбах,- резко ответил священник. - Впредь отвечай только на вопросы. Понял? - Да, святой отец. - Пошли. И священник вышел. Палач подошел к парнишке и освободил его от цепей. - Na, komm doch! – приказал палач. Гарри вышел из темницы. Его повели по лестницам наверх. Камни были холодные, но Гарри понимал, что это наименьшее из неудобств. Он чувствовал, что скоро будут пытки. Перед какой-то комнатой его развернули спиной к двери, так и ввели – спиной вперед. Потом развернули. Он был в широкой комнате, пока без орудий пыток, чему Гарри немного порадовался. В стене было три окна, наискосок от Гарри стоял широкий стол с распятием, за ним сидели трое: епископ, инквизитор и священник, что приходил к Гарри только что. У небольшого столика примостился писец. Епископ наклонился к священнику и что-то ему прошептал. - Поттер, ты англичанин? – спросил священник. - Да, святой отец, - падре вполголоса перевел ответ всем. - Как ты попал в услужение к Великому инквизитору Якову Шпренгеру? Гарри сглотнул. Соврать бы что-нибудь…Инквизитор напрягся, буравя взглядом парнишку. Как мысли читает, ей-богу… - Я,- Гарри облизнул губы, - переехал во Францию вместе с родителями. Мы голодали,- он опять облизнулся и перевел дух, - а тут мимо деревни, где мы жили, проезжал герр Великий Инквизитор. Он предложил взять меня в услужение. - Проверял ли он тебя? - На что? – удивился Гарри, и получил пощечину от палача, стоявшего сбоку. - На способность быть его слугой. Твой тон недопустим. - Эм… да, конечно. - Не ври, ведьмак. - Я не вру, святой отец. - Ладно… - падре с кивка епископа что-то сказал палачу, - это не важно теперь. Палач усадил Гарри на стул и разорвал ему на спине рубаху. - А что вы делаете?- встревожено спросил парнишка. Оплеуха. - Твой тон недопустим. Лишь смирением ты вымолишь себе место в Чистилище. Сейчас наш мастер найдет у тебя Дьявольскую метку. - Что? – дрожащим голосом переспросил Гарри. Лучше встретиться с темным Лордом! - Что найдет, святой отец? Оплеуха сильнее предыдущих. Гарри упал со стула. Его подняли и посадили. Из носа на губу прощекотала струйка крови. - Не прикидывайся, ведьмак. Наш мастер найдет метку, что оставил тебе Дьявол на первом твоем шабаше. И тут Гарри почувствовал острую боль от укола иглой у лопатки. - Ай! – вскрикнул он. Через час его, всего исколотого, вывели из комнаты. Из шрама капала кровь. Конечно, они уцепились за этот шрам. Его форма была необычной и для волшебников, что уж тут маглы.…А то, что больно, это ничего. Это, как сказал епископ, выступающий в роли судьи, Гарри просто прикидывается, а деле нет, не больно. Не должно быть больно. В камере его ждала лохань с водой. Он попил. Все болело. А завтра будут пытки.… Засыпая, Гарри страстно желал себе стойкости духа. Его разбудил несильный пинок по ребрам. Стараясь не приходить в сознание полностью, Гарри пошел за палачом. Снова эта же комната, но теперь в ней масса орудий пытки. Гарри стало плохо, он поморщился. Он не хотел думать, для чего эти щипцы, лестница, прислоненная к стене, крючья, железное кресло все в шипах. Епископ что-то сказал, и Гарри провели к почти нормальному креслу, только у подлокотников были ремни. Его усадили, и священник устрашающе – проникновенно начал: - Жабья морда, посмотри на эти приборы. Они и наш мастер умеют развязывать язык. Ты будешь мучиться больше, нежели в аду, куда, несомненно, попадешь. Ты будешь просить милости, но не получишь ее. Ты не достоин милости Бога Нашего. Ты будешь умирать по нескольку раз на дню, зачем тебе такая боль? Покайся сразу, скажи, почему ты стал колдуном, какую клятву принес Сатане? А? - Я не приносил клятв… я не от Сатаны, - Гарри пожалел, что сказал и сжался, ожидая оплеухи, но ее не было. Его рывком подняли со стула и провели к низенькому столу. Положили на него, ремнями привязали руки и ноги, вставили в рот воронку и стали лить в нее воду из бурдюка, подвешенного к балке. Сначала Гарри глотал, не позволяя панике овладеть собой. «В конце концов, хоть напьюсь», - думал Гарри. Про себя он решил, что не станет ничего говорить палачам. У него нет ответов на их вопросы, а врать…нет, врать он не будет. Ни Дамблдор, ни друзья, ни отец, ни Шпренгер не приняли бы этого. Нет. Не врать. Гарри прикинул объем бурдюка, насколько он был ему виден. Многовато. Он не сможет все это вместить в себя. Вода уже шла туго, горло сжималось, как на гастроскопии, на которую его давным-давно водили Дурсли. Дурсли! Замечательные люди! Такие душевные… Гарри попробовал не глотать, но вода все текла и текла, и волей-неволей пришлось. Гарри замотал головой. Сейчас его вырвет, он не хотел, но… Бурдюк убрали, воронку изо рта вытащили. - Почему ты стал ведьмаком? Как околдовал Великого Инквизитора? – спросил священник. Палач же в это время руками выдавливал из Гарри воду, нажимая на живот. Гарри закашлялся, повернул голову набок, отплевываясь и откашливаясь водой. - Почему ты стал ведьмаком? Как околдовал Великого Инквизитора? – повторил священник. - Я не околдовывал его, я не ведьмак, - хрипло ответил Гарри. - Как хочешь. Но эти муки не искупят твоей вины. Ты будешь гореть в аду. Ему снова вставили воронку в рот и стали лить в нее воду. - Мы пойдем позавтракаем, а ты лежи себе, - прошелестел палач, и они ушли. Тактика Гарри повторилась, но вот уже десять минут минуло, показавшись ему вечностью, никто не приходил, а глотать воду уже не было никакой возможности. Он замотал головой, но безрезультатно. Забарабанил ногами и руками, чтобы привлечь внимание инквизиторов, но звуки были тихие и слабые. Он закашлялся и испугался, что вода попадет в легкие. Замычал. Никакой реакции со стороны палача. Завтракает он… Гарри попробовал выплюнуть воронку – тяжела. Из последних сил попробовал взглядом левитировать бурдюк в другой угол комнаты и провалился в темноту. Очнулся он в темной камере. Тут же в нос ударила дикая вонь. Рядом был еще кто-то, какой-то несчастный, – Гарри слышал его дыхание, но не видел в темноте. За стеной слышались чьи-то голоса. Один из них был знакомым. Генрих! Он спасет его! - Очнулся?- спросили из темноты усталым старческим голосом. На английском! - Да. Герр Шпренгер? – выразил словами Гарри безумную надежду. - Нет…бюргер. - А как вас зовут? - хоть и не Шпренгер, а все же поговорить хочется. - Не помню. Слышь, - оживился голос, - а там про тебя говорят. - Да? А что? - Что ты истинный маг. Напортачил еще в Кельне, свалив лошадь крестьянина под носом у двух инквизиторов, до того околдовал Великого Инквизитора Шпренгера, потом убил его зеленым лучом. А вчера оттолкнул от себя бурдюк с водой без помощи рук на стол инквизиторов, - голос хихикнул. - Приехал второй Великий Инквизитор из Кельна, говорит, тебя знает. Говорит, вчера к тебе слишком мягко отнеслись, нужно жестче. - Жестче? – переспросил Гарри, - вчера – это мягкий метод?! - Мягкий, малыш,- вздохнул старик, - держись. Просто держись… Голос смолк. У Гарри в голове все перепуталось. Как так? Генрих его хочет пытать? Но он же…Шпренгер говорил, что он на его, Гарри, стороне! Значит, он и Шпренгера обманул….А Шпренгер так скучал по нему… Засыпая, Гарри хотел не посыпаться завтра…
VodaVozduh: Отныне рядом с ним, палачом и священником стоял Генрих, фамилия которого оказалась Крамер. Он следил за пытками и никуда не отлучался. Священник спрашивал Гарри и записывал все в протокол. Теперь, утром, его сразу усадили в кресло и привязали руки и ноги ремнями к подлокотникам и ножкам. Палач притащил откуда-то устройство, а священник милостиво объяснил: - В знак милосердия, проклятый Богом ведьмак, мы применим к тебе тиски для пальцев, между прочим, Шотландского образца, чтобы тебе было спокойнее. Как? Ты не знаешь, что это? Позволь объяснить. Большие пальцы сдавливаются, из них выжимается кровь. Тиски могут раздробить костяшки, если как следует сжать тиски при помощи сего винта. Гарри похолодел. Он не верил, что это возможно, не верил, что это может произойти с ним. - Тебе сколько лет, ведьмак? - Шестнадцать, святой отец, - запинаясь, ответил Гарри, смотря, как палач проверяет винт. Назвал бы он этого «отца» иначе, но боялся, что это дорого ему обойдется. - А эти тиски используются для маленьких колдуний, лет десяти. Боишься кары Господа? - Ничего… Генрих что-то рявкнул, и палач стал приспосабливать тиски под пальцы. Железо холодом обожгло кожу, Гарри вздрогнул. «Уж лучше Круциатус» - подумал он. И был прав. Боль была неимоверной и долгой. Тело сжалилось над ним, и от боли он скоро потерял сознание. Его привели в чувство сильными пощечинами и продолжили. Признаться? Надо признаться. Так лучше. Так всем будет лучше. Его, может, помилуют и убьют сразу. А Совесть? Никто не поверит, что иначе нельзя было, все скажут, что он лжец. Нет, нельзя! Молчать! - Ай! – вскрикнув, зашипел Гарри. - Кто твои сообщники? – вопрошал священник. - Не знаю я никого! – крикнул Гарри, слыша, как он срывается на визг. Это терпели десятилетние девочки, а он мужчина, он выдерживал пытку Волан-де-Морта. Он сможет! Сможет! Не сметь! Облегчение. Тиски на самом деле сняли или ему показалось? Гарри открыл глаза. Рон? Стоит и улыбается, рыжий-рыжий. Милый и родной. Гермиона? Красавица, просто ангел…. Улыбаются. Что это блеснуло? Очки-половинки? Дамблдор? Это сон? Да? Всего лишь сон? Нет, не сон! Он дома! - Рон,- прошептал он,- Гермиона… Они тянули к нему руки, помогали встать с постели в больничном крыле… - Громче! Имена! – он моргнул и вновь оказался в камере. Тиски вправду сняли. Священник свирепо на него смотрел. - Имена! - Нет имен! – крикнул Гарри, стараясь не смотреть на пальцы. - Только что я слышал два имени. Повтори! Можно и повторить. Друзья не пострадают. Но в городе наверняка есть свой Рональд. Попадет ему ни за что. «Скажи! Скажи!» - вопил трусливый голос самосохранения. - Нет имен!- крикнул Гарри, пока голос не взял власти. Распоряжение палачу, и вновь тиски… Гарри впал в забытье, постоянно напоминая себе молчать. Снова камера. Пальцы болят – не пошевелить. Тот старик был прав – лучше вода. Хоть не больно, хотя до сих пор мутит. А пальцы... после хруста на заключительном этапе Гарри сомневался, что пальцы целы. Изверги! Просто изверги! Разве так можно? Почему нельзя сразу убить? Ведь все видели, что он убийца, зачем пытать? Зачем? Спать, спать, спать и не просыпаться больше! Стены тюрьмы, и так едва видимые, стали расплываться, и скоро через них прорвался ослепительный свет. Он окутал Гарри, пахнуло чем-то неземным, но родным… Он улыбнулся. Хлесткий удар по щеке заставил его проснуться и вернуться в дикую реальность. - Durchwachen! - рявкнул палач. Немецкий язык потерял свою музыкальность, каковую Гарри нашел еще в пещере возле Кельна. Теперь это был язык приказов и боли. Гарри не понял, что ему сказали, но удар ясно перевел слова: «Не смей спать». А может еще и «ведьмак» добавили… Гарри было все равно, что сказали. Если что – повторят. А поспать ему сегодня явно не удастся. Его провели в комнату, узенькую. Поставили у стены. Напротив стоял пес. Как смог понять Гарри, ротвейлер. Священник пояснил, что как только Гарри уснет и сползет по стене, пес на него накинется и закусает, правда, не до смерти, пусть Гарри не надеется. Потом его оставили наедине со злющим псом. Чтобы как-то отвлечься от боли в раздробленных пальцах и от тяги ко сну, Гарри стал решать задачку, случайно всплывшую у него в голове: про волка, козу и капусту. Он улыбнулся про себя, решив ее и вспомнив, что в детстве не мог. «Что-то теперь делает Волан-де-Морт?- подумал Гарри, - наверняка сообщил Дамблдору, где я и что мне конец. Пока Дамблдор будет меня спасать, - а он будет, - он, Лорд, захватит Хогвартс и убьет всех моих друзей. Жаль». Ему было искренне жаль, он не хотел, чтобы так повернулось, но испытывать сейчас сильные чувства к нему не мог. Собака зарычала и приблизилась на шаг. - Я не сплю… - сонно пробурчал Гарри. А может сознаться? Кто его обвинит? Кто его увидит живым? Никто. И не перед кем держать ответ. Сознаться, сказать, что был на шабаше, что дьявол приказал околдовать Шпренгера. Шпренгеру ведь уже все равно, а Гарри больше мучить не будут. Бог? Во-первых, его нет, во-вторых, он поймет и простит. А он больше никогда не увидит друзей. Ни Рона, ни Гермиону… не увидит Джинни и близнецов…не разозлится на Малфоя и не услышит насмешек Снегга.… А Дурсли? Милые чуткие Дурсли? А Дамблдор? Сознаться. А совесть? Совесть его съест раньше, чем его сожгут. Сожгут. Больно, но зато конец всего. Всего…Гарри задремал. Зарычав, пес больно укусил его. Гарри вскрикнул. Но тяга ко сну была сильнее боли. Надо думать о чем-нибудь, чтоб не заснуть. Гарри стал вспоминать таблицу умножения, Потом физику, потом из лекций Гермионы вспомнил нумерологию и попытался понять. На Эвклидовой геометрии его снова захватила дрема. Укус, окрик пришедшего палача. Голова раскалывалась. Мутило еще после пытки водой, к векам словно прицепили гири. - Отца…святого отца,- попросил Гарри. - Was? Гарри вспомнил «Отче наш» и пробормотал: - Padre, pater... Когда палач ушел, он немного улыбнулся. У него есть около пяти минут поспать.…Ах да, пес рядом, впрочем, Бог с ним… Укус, сильнее, чем раньше. - Что тебе нужно, слуга Сатаны? – зло спросил священник. - Как называется эта пытка? Зачем она? - К чему тебе? «Книжку хочу написать», - подумал Гарри, но, поразмыслив, ответил: - Хочу предостеречь других колдунов, чтоб не колдовали и не вызывали гнева церкви… Священник помедлил, а потом ответил: - Tormento. Мы не даем тебе спать. Это мягкая мера. - Да, я понял, спасибо, святой отец… А почему тогда ничего не спрашивают? Ни имен, ничего в этом духе, как раньше? Отгадка пришла утром. Его привели в комнату и поставили перед железным креслом. Гарри пришел в ужас. Спинка, подлокотники, сиденье, ножки – все в неострых шипах! А под сиденьем тлеет костерок…. Его поджарят, как рыбу на сковороде! А рядом с креслом на столе лежат уже знакомые тиски. Это уже двойная пытка! Да еще и спать хочется, просто дико. Голова тяжелая, мутит, пальцы болят, бок, куда пес кусал, ноет. Господи, почему они не знают Круциатуса? И было бы все намного проще и легче. С него содрали рубаху, и усадили на шипы. Привязали руки к подлокотникам и ноги к ножкам. Развели получше костер. - Имена! – крикнул священник. - Нет имен…. - Как попал впервые на шабаш? Кто привел? Как зовут? Что велел тебе Сатана? Гарри молчал, изредка постанывая. Он заставлял себя думать о чем-то отвлеченном, чтобы не слышать вопросов, не так сильно чувствовать боль. - Имена! Хлесткий удар по и так болящей скуле…Гарри вскрикнул. Шипы медленно вгрызались в тело. Не осознавая, что делает, он слегка привстал, насколько было возможно, и тут же пожалел. Резкий толчок, - и он падает на уже теплые шипы. Он закричал. - Имена! А не то уйдем и будешь жарится тут один! Нет! Не один! Так они хоть снять могут, если сильно плохо будет. Им, видно, нужно признание.…В забытьи от усталости и боли, Гарри зашептал: - Тиль… слуга Шпренгера, он привел меня на шабаш… - Еще! Гарри стал вспоминать всех, кого видел и не видел здесь…Безумная идея.…Но хуже не будет. Они просят имен? Они их получат! - Генрих, Великий Инквизитор…помогал мне…правая рука Сатаны… - прошептал он сквозь стон. Тишина… - Ложь! – крикнул священник, - у Сатаны нет права на слуг Божьих! Удар.…Сидеть становилось просто невыносимо. Гарри уже не стонал, а кричал. Еще несколько минут,– вечность, – и он стал молить о снисхождении. - Имена! - Какие имена? Бог с вами! Снимите! Помогите! Богу не угодно… Удар, но уже не рукой, а плетью. - Не поминай имени Бога твоего всуе! Не тебе, сатанинскому отродью, знать, что угодно Творцу, а что нет! - Спасите! Скорей, скорей бы потерять сознание! - Отче наш, иже еси на небесах, да святится имя - я-а-а! Боль перешла допустимые границы. «Круцио» было бы лучше… Дверь в комнату резко распахнулась и ударилась гулко об стену. Повеяло холодом, костер потух. Все замерли, глядя на гостя. Гарри усилием воли приподнял веки и сфокусировал, насколько мог взгляд. Что-то белое, в вихре непонятно чего. Генрих что-то прошептал, но Гарри уже не слышал. Его поглотила долгожданная тьма. - Гарри, мальчик мой, очнись. Мягко…. Почему мягко? Наверно, сена положили в камеру. А свет откуда? Окно такое большое? Нет, не просыпаться! Нет! - Гарри! А почему не «ведьмак»? Откуда дует? Вопросов было неимоверно много, а ответ можно было получить лишь одним способом - открыть глаза. Что Гарри и сделал. Его ослепил яркий солнечный свет, оглушило пение птиц. На нем были очки, и он воспользовался этим, посмотрев на старика рядом. Знакомые переливчатые глаза, смотревшие на него с волнением, длинная седая борода… - Герр Шпренгер! Гарри не стал разбираться, отчего он жив. Это потом. Он обнял старика и расплакался. Все, что произошло, разом нахлынуло на него. Руки старого инквизитора обняли его, защищая от всей боли и грязи из внешнего мира. Немного успокоившись, Гарри спросил: - Что произошло? Как вы? Вы не умерли? - Нет, Гарри, не умер. Но был близок к этому.
VodaVozduh: Заклятие Гарри, которое мне было известно от Персиваля как Смертельное и Черномагическое, не убило меня, лишив, однако многих сил. С площади мой «труп» (я потерял сознание) никто не собирался уносить до прибытия епископа. Этим воспользовался мой друг, перетащив меня к себе домой, на окраину города. Набравшись сил за эти три дня, что я провел у теперь единственного друга, я пошел туда, где держали Гарри, моля небо, чтобы не дело не дошло до особо тяжелых пыток. Я проклинал мою реакцию на колдовство. Если бы не это удушье, когда я чувствовал магию, а в особенности черную, я оправился бы скорее. Только благоразумие удерживало меня от немедленного похода до тюрьмы. У меня было слишком мало сил, чтобы помочь Гарри. А попадись я – никто бы нам не помог. Но теперь я шел и чувствовал, как во мне поднимается злость. Я знал, что приехал Генрих и чувствовал, что он зашел слишком далеко. Создав себе защиту, я вошел в здание. Стражники благоразумно отошли в сторону. В темнице я услышал крики. Крики Гарри. Он просил о помощи. Бешенство овладело мною. Они посадили его на «ведьмино кресло»! Ворвавшись в камеру, я поймал полный боли взгляд Гарри. И перевел бешеный взор на Генриха. - Яков? Ты? Как? – прошептал он. Я не ответил. Его я пощадил, как бывшего друга и коллегу. Он остался жив. Священника и палача и хоронить не надо. Развеять по ветру то, что осталось - и все. Но Гарри, маленький Гарри, что же сделали с тобой? Я поднял его. Легкий, как перышко. У друга я взял одежду и одел парнишку. Вылечить бы его сейчас, но времени нет. Нам нужно в Кельн и срочно. Поэтому я лишь снизил боль до минимума и лишь на время. Пользоваться нам услугами крестьян опасно,- передадут. Поэтому некую часть пути до Воцлара, куда слухи еще не дошли, я пронес Гарри, идя пешком. Сердце мое возрадовалось, когда Гарри очнулся. Я был рад, как бывал рад редко. Как много он, оказывается, значил для меня! А может, это просто старческая сентиментальность. Перекусив, чем бог послал, и прослушав историю Шпренгера, Гарри задумался. Значит, избежать смертельного проклятия можно. Но могут ли это только инквизиторы или же кому-то еще тоже можно научиться этому? Или это от природы, врожденное, эдакий иммунитет? И почему об этом нигде не написано? Он мог чего-то не прочесть, но Лже-Грюм знал бы. А он сказал, что Гарри – единственный выстоявший перед этим заклинанием. Странно… - О чем думаешь? – спросил Шпренгер. - А? – вынырнул из потока мыслей паренек, - о смерти, о заклятии смерти. Странно… - Что именно? - Если инквизиторы могли выстоять перед этим заклятием, почему об этом никому не известно? И как у вас это получается? Или это иммунитет? – Гарри внимательно смотрел на Шпренгера; боль утихла, пальцы даже приняли вид пальцев. Старик не смотрел на Гарри, он смотрел вдаль, на небо, на горизонте которого клубились тучи. - Этому действительно учат, Гарри, - наконец проговорил Шпренгер, - но не всех. Не всех инквизиторов, только Великих. И не все Великие этим владеют. Ты же понимаешь, нам иногда приходилось ловить и настоящих колдунов,- он усмехнулся, - не всё простых сжигали, не всё карали неугодных. И надо было научиться противостоять им. Как? Колдовство от Сатаны, мы от Бога – вот что говорили нам. Так что колдовство нам не подходило. А что тогда? Управление полями. - Чем? - Полями. Электрическими, магнитными, лучшие из нас умеют обращаться с гравитационными. Правда, когда меня этому учили, конечно же поля так не назывались. Чуть иначе. Как именно – неважно. А что такое заклятие? Энергия. Энергия воли, чувств волшебника и энергия его слов. А что есть энергия слов? Волны. Я могу не дать волнам доходить до себя. Правда, от энергии воли защититься сложнее, редко получается. Но без слов заклятия не так действенны. Правда? - Правда, - кивнул Гарри, вспомнив заклятие Долохова, угодившее в Гермиону. - Так что никакого особого секрета нет,- улыбнулся Шпренгер, - как ты себя чувствуешь? - Хорошо, спасибо, герр Шпренгер. Но что теперь будет? - Пойдем сейчас до Воцлара – туда слухи не дошли, можем взять лошадь. Генрих нескоро оклемается. А от Воцлара до Кельна - и в пещеру. - А она там? - Если ее там нет, я ее вырою собственноручно. Нам нельзя здесь задерживаться. Ни в конкретном месте, ни в этом времени. Слухи распространятся в народе, а народ на расправу скор, я знаю,- горько усмехнулся Шпренгер. - А потом Папе скажут, что такой-то инквизитор ударился в ересь. Папа издаст указ, чтоб его судили, а его обрадуют - уж осужден…. Меня убьют перед тем, как сжечь, а вот насчет тебя я не уверен. Гарри бросило в пот. Опять вернуться туда, в этот кошмар? Нет! Нет!.. - Успокойся, Гарри. Я еще не так стар, чтоб не смог тебя защитить. Но пойдем, время дорого. Ты отдохнул? Гарри кивнул и поднялся. Где-то вдалеке, на границе с небом чернели башни Воцлара, к которым они и направлялись. До Кельна оставалось совсем немного. В Воцларе им дали лошадей и провиант, старались услужить, как могли. Слухи действительно не дошли до города. Это хорошо. Гарри второй раз в жизни ехал верхом на лошади, если считать фестралов за лошадей. Но лошади ему понравились больше, они были спокойнее, и их видели все. Он оглянулся, ожидая увидеть на горизонте столб пыли от копыт погони. Но пока ничего похожего на погоню не было. Шпренгер ехал мрачный и почти не разговаривал, каждый вечер проверяя состояние здоровья Гарри. На удивление ничего особо сильно не болело, только ныло, но зато все тело. К середине дня, когда вдалеке стали вырастать холмы, а за ними виднелись далекие стены Кельна, мир стал скрываться за каким-то туманом. Шпренгеру это не понравилось, он пришпорил своего коня, а Гарри постарался не отставать. - Герр Шпренгер, что это? – обеспокоено спросил Гарри. Инквизитор хмыкнул. - Это погоня, Гарри. Как твой конь? - Погоня? – Гарри обернулся: никаких признаков, - но… - Как твой конь? Гарри посмотрел на своего вороного (крестьянин в Воцларе сказал, что он будет под стать его волосам). Вроде в порядке. - Нормально. - Отлично, - кивнул Шпренгер, - постарайся вынудить его скакать так быстро, как он только сможет. Погоня, Гарри, не открытое преследование, она нагонит исподтишка и нападет. И этот туман – только первая часть ее. Он любит туман… Кто? – хотел спросить Гарри, но, взглянув на чересчур мрачное лицо старика, не стал. Наверно, о Генрихе, хотя какая разница? Кто бы он ни был, намерения его наверняка не дружелюбные. К счастью, шпоры были, и единственное, чего опасался Гарри, это была вероятность при бешеной скачке упасть с коня. Не испытывая жалости к лошади (опасения за себя были больше), Гарри пришпорил её изо всех тех сил, что у него оставались. От неожиданности она встала на дыбы, и Гарри пришлось обхватить ее шею, чтобы не упасть, а секунду спустя, вытянув шею, и почти распластавшись по земле, конь летел, задевая брюхом траву. Несмотря на опасность ситуации, Гарри понравился этот почти полет, он улыбнулся и даже рискнул на несколько секунд отпустить повод и раскинуть руки в стороны, будто летя. Крик, однако, он сдержал - туман играет и в их пользу: их не видно, а указывать на свое местонахождение криком глупо. Шпренгер наоборот пригнулся к шее своего коня, почти слившись с ним, сзади трепетали черные одежды теперь уже точно Бывшего Инквизитора. Гарри, который устал принимать ветер в лицо, тоже пригнулся и тут же поблагодарил ветер: совсем рядом пролетела стрела. Маг оглянулся: в белесом тумане скользили тени. Жаль, нету палочки, он бы им показал! Кстати, палочка – они ведь уничтожили ее, и нет теперь дополнительной защиты от Лорда… Он перевел взгляд на Шпренгера: пусть что-нибудь сделает! Но тот летел вместе со своим конем, смотря только вперед. «Почему? – подумал Гарри, - лучше бы сейчас сотворить что-нибудь и остановить их!». Он посмотрел вперед - белым - бело и не видно, куда ехать. «Как Шпренгер видит куда ехать? Впрочем, может он просто наизусть знает дорогу, что очень возможно». Конь Гарри всхрапнул и взбрыкнул задними ногами, ненадолго сбившись с темпа бега. Гарри обернулся: у хвоста коня торчала стрела. Гарри хотел было вытащить ее, но при такой дикой скачке это не предоставлялось возможным, конь не особо возражал, с диким взглядом и пеной у рта скачущий вперед, а свистящие стрелы отказывали Гарри в инициативе. «Гарри, считай до пятидесяти, потом, как можно резче, сворачивай вправо» Голос, несомненно, принадлежал Шпренгеру. Гарри понимал, что это логично, что кричать сейчас не нужно, хоть их и видят как-то, но осознание того, что снова кто-то (пусть даже Шпренгер) проник в его мысли…. Глубоко вздохнув, чтобы отогнать мрачные мысли, Гарри покорно стал считать до пятидесяти. - Раз, два, три, четыре, пять…тридцать три, тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть… - считал шепотом паренек; пеня хлопьями летела назад, конь скакал тяжелее, - сорок пять, сорок шесть, сорок семь, сорок восемь, сорок девять, пятьдесят! Гарри резко натянул повод с правой стороны, чересчур резко, чересчур сильно натянул. Конь развернулся, но, не сумев преодолеть законы физики, завалился набок. Гарри едва успел выпростать ноги из стремян и упал рядом с конем. Парнишка зашипел от боли, упав на и так ноющую спину, очки соскочили с носа. Конь же тут же поднялся и ускакал в туман. Юный маг нашарил в траве очки, встал и огляделся. Все это странно. Очень. Никто не бежал к нему, пытаясь пленить. Только туман.… Все это неспроста. «Герр Шпренгер, герр Шпренгер, - мысленно позвал Гарри, - я упал с коня, но тут никого нет!» Молчание было ему ответом. Тишина. Даже птицы не пели! Резко подул ветер, сдувая прочь туман, цеплявшийся за деревья, за траву, за Гарри. Скоро очистилось звездное небо, проглянули огромные холмы справа от Гарри. Но не было никого! Совсем никого! Ни Шпренгера, ни Генриха, ни его подручных! Не было ничего слышно, даже топота копыт коня Гарри, хотя тот не успел далеко убежать и должен был быть слышен. Гарри охватил липкий страх и вместе с ним жгучий интерес. Где все?! Генрих, Генрих! Ты так одержим страхом – за себя, за должность и за веру – страхом необоснованным, что осмелился напасть! Генрих…мы же были друзьями, почему ты решил напасть на меня? Ведь мог догадаться, что я не сделаю безрассудного или порочащего веру нашу. Фанатик, одержимый… Мог бы поостеречься за себя, за воинов… Мне будет трудно, Генрих, но я не дам тебе помешать мальчику вернуться в свой мир. Мы больше не друзья. И да воздастся каждому по делам его… Я резко развернул коня и выпрямился в седле, незаметно для Генриха отдаляя Гарри от нас. Туман, принесенный им, поможет мне. Медленно-медленно, сантиметр за сантиметром. Гарри не должен быть рядом с нами. И он не должен был заметить этого сам. Пусть и знает о полях, но он может испугаться - нервы. Да, хватит…еще немного пройти и будет моя…наша пещера. Надеюсь, он поймет и поднимется. Она должна там быть. И она должна помочь. Тишину рассек шум копыт. Я слегка улыбнулся, скрывая легкий страх за мальчика. Из тумана на взмыленном коне прибыл сам герр Великий инквизитор Генрих Инститорис! За ним виднелись тени нескольких воинов с луками. Стрелы в колчанах еще есть. - Здравствуй, Генрих, - сказал я вежливо. Он с секунду еще дико смотрел на меня, потом собрался и улыбнулся. - Здравствуй, Яков. Лучники остановились в десяти шагах. Не понимают, стрелять или нет. Разговаривают два Великих Инквизитора. Пока мирно. Они внимательно смотрели за нами, ожидая перехода на резкие и повышенные тона. - Зачем приехали эти люди, Генрих? - Не за тобой. Я знаю, они тебе не помеха. Они приехали за этим щенком. Где он, Яков? Ай-яй-яй, Генрих. Эмоции, эмоции! - Зачем тебе мальчик, Генрих? – мягко спросил я, - ты же видишь, я жив. Он ни в чем не виноват. - А лошадь? Это порча, Яков. - Докажи. - На суде я докажу это, Яков,- он улыбнулся слегка безумной улыбкой, глаза сверкнули,- где он? - Я не знаю. Его нет со мной. Ищи, если хочешь. Улыбка исчезла с его лица. - Где мальчишка?! – почти крикнул он. - Я не знаю. Он смолк. С минуту внимательно смотрел на меня, потом спросил: - Как ты выжил? Говорили, ты был мертв. - Ты знаешь, как, Генрих. Слуги Господни неподвластны чарам Сатаны. - Яков, скажи, где мальчик, и я не стану писать письмо Папе, - он зашел с другой стороны. - Что ты скажешь в нем, Генрих? Снова полубезумная улыбка. - А что, Яков, нечего? А убийство священника и палача? Я – свидетель. А сокрытие этого мальчишки, ведьмака, который, к слову, оклеветал твоего верного слугу и пытался оклеветать меня? - На «ведьмином кресле» оклеветаешь кого хочешь, Генрих. Ты знаешь. - Они не чувствуют боли! Мы сами говорили об этом! - крикнул он и полушепотом добавил,- или ты отрекаешься от своих слов? - В моей части этого нет, Генрих. Я - богослов. Я говорил о Боге и о Сатане. Я не говорил об этом. Это – твои слова, Генрих. - Что с того? Все знают, что творили мы оба, но мало кто знает, кто что вещал. Мои слова – твои слова. Мой грех – твой грех. - Грех? Что ты называешь грехом, Генрих? Мы – слуги Божьи и творим богоугодное дело. Грешат ведьмы. Или ты причисляешь себя к ним? Или,- я прибавил опасение в голос и приподнял брови, - ты считаешь, что мы служим не Господу нашему Иисусу Христу? Кому? Кому ты служишь, Генрих? - Богу. Но чей слуга ты – вот вопрос. Ты переменился после пещеры, Яков. Я не дурак и вижу, что наши идеалы не идеальны более для тебя. Я вижу, что этого мальчишку ты подобрал не во Франции, и что он вовсе не слуга. У меня везде свои люди, Яков, ты должен это понимать. И Тиль многое мне поведал. Слишком мягок к новому слуге, да? И это ты, Яков Шпренгер, который раньше бил своих нерадивых слуг! Я молчал, сохраняя спокойствие на лице. Как? Как я мог быть таким слепым? Но что ему нужно от меня? - Он даже не из нашего времени, да, Яков? – тихо продолжал Генрих, - Пещера? Я помню россказни еретиков про нее. Ложь, да не совсем, не правда ли. Из грядущего, верно? - Что ты хочешь, Генрих? – спросил я, - к чему этот разговор? - Ты не отрицаешь. Правильно. Зачем отрицать правду? К чему разговор, говоришь…. Ты оскорбил меня, Яков. Скажи ты сразу, кто ты и откуда, кто этот щенок – как знать? - может, я помог бы тебе. - А может – сдал, как умалишенного. - А может, и сдал бы,- согласился Генрих, - отчего нет? Но я мог бы простить это. А сколько тайн появилось у тебя от меня после твоего возвращения! Чего стоит твое пристрастие к табаку, хотя ранее ты отвергал бесовское зелье, привезенное из Нового Света. А первые жалобы на судопроизводство? А? Зачем присутствовать при пытке… затем, чтобы не нарушили закон. А твое нападение на меня, старого друга и из-за чего? Из-за какого-то сопливого мальчишки! – в голосе появилась горькая обида. Он смолк. Потом спокойно продолжил, - ты и раньше был странноват, но я прощал тебе. Но теперь ты идешь против власти и, стало быть, против Бога. - Власть и Бог не одно и то же, Генрих. - Нам ли решать? - он пожал плечами. - И что тебе нужно? Не мальчик же, да? - Догадался. Браво, Яков. За оскорбление нужно платить. Мальчик начал оплачивать это в Меншенфрахте, но ты прервал его оплату твоих долгов. А платить еще много. Готов, Яков? Я призвал все свои силы. Ты хочешь смерти, Генрих? Вот ты ее и получишь. - Готов, Генрих. Он махнул рукой, и лучники отъехали, скрывшись в тумане. Но я знал, что они рядом, и что они закончат дело. Я устану и не смогу отклонить стрелы. Лошадей мы пожалели и отправили их в туман. Сначала мы просто смотрели в глаза. Что для многих игра, для нас уже битва. Мы читаем в глазах страхи и играем на них, создавая видения, ослабляющие противника. Генрих тихо рассмеялся, взмахнул рукой, увеличив слышимость, и я услышал тихий отчаянный голос Гарри: - Герр Шпренгер, герр Шпренгер, я упал с коня, но тут никого нет! Герр Шпренгер! Где вы? Почему никого нет и ничего не слышно? Неуловимый жест, и я слышу то, что хотел бы сказать Генрих от лица Гарри. - Они вынырнули из тумана, мистер Шпренгер! Их трое! С луками! Они целятся в меня! Помогите! Ты хочешь, чтобы я сорвался с места, попытавшись спасти его? Нет….Даже если они действительно нашли Гарри, помочь я ему сейчас не в силах. - Генрих Крамер, вы обвиняетесь в пособничестве еретикам, сожжении добропорядочных христиан и колдовстве! С вас слагается сан, и вы предаетесь святому очищающему огню! Генрих так и замер. Перемена голосов была слишком быстрой для него. Воспользовавшись этим, я поднял его над землей метров на десять и отпустил. Успев придти в себя, он спокойно опустился на землю. Вежливых расшаркиваний больше не было. Он стал атаковать меня, насылая пучки молний с невероятной быстротой, перемещаясь столь же стремительно. Я не отставал, давя на его ум. Он был слегка безумен, и на его разум можно было влиять. Воздействуя на силу притяжения, мы постепенно поднимались все выше и выше над землей. Генрих, Генрих…ты думаешь, что боль в голове и ответные разряды – все, что я могу? Что же, думай… Внезапно Генрих схватился за голову, когда боль в ней достигла апогея. Отвлекшись на боль, он забыл о гравитации и упал, успев лишь чуточку смягчить падение. Встал он собраннее, но и слабее. Твой мозг совсем открыт мне, Генрих… Я остался в вышине, вбирая в себя все те его плохие воспоминания, что успел увидеть, прежде чем он сбил меня с высоты, переместив в меня с должной скоростью какой-то крупный камень. Оказавшись на земле с ужасно болящим боком, я встретился с ним взглядом, где он прочел все свои унижения и все свои потери. И замер. Боль в его голове снова начала расти. Очнувшись, он закрыл разум и чувства, прижав меня к стоящему рядом дереву. Оно обхватило меня ветками и начало сжимать. Было больно, но я не отвлекался, заставляя все молекулы в его теле двигаться быстрее, увеличивая его температуру. Он медленно начал кипеть в прямом смысле слова. Но теперь не отвлекался, решив окончательно задушить меня. Забудем про боль, Генрих? Доведем дело до конца? Вместе с температурой я все еще напоминал ему его же позор, унижения, заставляя переживать раз за разом его самые отвратительные деяния. Он как-то давно говорил, что не сможет переживать это вторично. Ты переживешь это трижды, Генрих! Он плакал, вспоминая все это, не имея силы отвести взгляд, отдавая все дереву. И постепенно добивался своего – мир начал меркнуть. Пока он совсем не исчез в черноте, я сам отвел взгляд, решив использовать грубую силу. Пытаться ослабить хватку дерева я не мог – Генрих бросил на нее всю свою немалую мощь. Рассмотрев за бывшим другом тот камень, каким он сбил меня, я из последних сил направил его ему в голову. Он не увернулся, просто не заметив его. Но дерево схватки не ослабило. Как забавно, Генрих. Страну наводнили еретики, повсюду царит ложь, а два Великих инквизитора убивают друг друга из-за оскорбления и обид. Как-то там будет Гарри? И может то, что дал мне услышать Генрих, правда? Может, он и правда в опасности? Мир сократился до сияющей луны. И потух.
VodaVozduh: Э, нет. Я не сдамся так быстро. Я нужен мальчику, я должен ему помочь. Сейчас нет времени умирать, я должен очнуться. Умереть я всегда успею, и, Господь, Ты всегда можешь воздать мне по заслугам. Но не сейчас. Я словно шел в мире ночи, где нет места свету. Где не было звезд, луны и солнца. Я шел вперед, не чувствуя боли, просто шел и шел, движимый одной мыслью: «Я должен жить». Первое, что я ощутил, ослабившуюся хватку дерева. Понятно, больше никакая сила тебя не поддерживает. Я попытался ослабить силу, с какой оно все еще давило на меня, и мало-помалу это получалось. Еще немного, и я упал к его корням, не поддерживаемый больше ветками. Все тело нещадно болело, но я сейчас не думал о нем. Сколько прошло времени? Тумана больше не было, и посмотрел на небо. Еще ночь. До рассвета часа четыре. Отлично. Меня не было около двух часов… Я сполз с корней и встал, слегка пошатываясь. Рядом со мной лежал Генрих, устремив взгляд в бесконечную вечность. Я наклонил голову в знак уважения, и медленно пошел в ту сторону, куда отодвинул Гарри. Генрих, Генрих…. «А твое нападение на меня, старого друга и из-за чего? Из-за какого-то сопливого мальчишки!». Какого-то… ты не прав. Он не какой-то, он дорог мне. И если бы у тебя был бы столь важный для тебя человек, и ты бы сейчас выжил ради него. Я не хотел думать об этом, и устремил мысли к дороге. Надо быстрее. А ноги болят. Я немного поднялся над землей и поплыл туда, к пещере, движимый ветром. Он сидел в ней, у входа. Я знал, что время дорого нам, но не мог удержаться и просто смотрел на него некоторое время. На него никто не нападал, а на лице не боль, а волнение. За меня. Значит, и я тебе нужен, Гарри? Это согрело меня и придало сил. Я опустился на склон холма и пошел к нему. - Герр Шпренгер! Где вы были? Что с вами? – засыпал меня вопросами мальчик, выбежав навстречу, помогая подняться до пещеры и зайти в нее. - Ничего особенного, Гарри, просто свели с Генрихом счеты… - Вы бились с ним? - Да, - я чуть улыбнулся, - а что, ты хотел бы посмотреть, как сражаются инквизиторы? - Нет. А он…он… - Он умер в мире, Гарри. Но теперь к делу. Я сел в коридоре, невольно вспомнив, как сидел немыслимо давно здесь же с Гарри. Он сел напротив меня. - Думай сейчас о своем мире, Гарри. Думай о том, как там неимоверно лучше, чем здесь… И может, пещера поможет нам… - А вы пойдете со мной в мой мир? - Нет. - Почему? В голосе было разочарование. Мне стало жаль его. Я слегка коснулся его вечно растрепанных волос. - Потому что это твой мир. Миры не терпят чужаков, поверь мне. Кому нужен в двадцатом веке старый бывший инквизитор? И, Гарри… - я вздохнул. У него в глазах зажглось опасение от того, что я могу сказать, - прости меня. Я страшно тебя подвел. - То есть?- опасливо спросил он. А я думал, как лучше: заставить его обидеться на меня, чтобы он не вспоминал обо мне и не печалился, или лучше оставить обо мне светлое воспоминание. Я решил просто сказать, что есть. - Генрих начал следить за нами, когда заметил во мне изменения. Раньше я не признавал табак - теперь курю, раньше был бы только рад новому постановлению, верил своему другу и мог, не раздумывая, сжечь тебя. А теперь нет…. Генрих не дурак и заметил это. И понял, что ты из будущего. Его глаза расширились. - Гарри, если я бы следил за собой, мы могли бы избежать многих бед. Он помолчал. - Ну и что, - сказал он, - все ошибаются. Я злился на Дамблдора, потому что его ошибки вкупе с моими привели к смерти Сириуса. Но я ошибался тоже злясь на директора. Он ведь хотел как лучше для меня. И Сириус бы не понял моей злости. И вас не было в этом времени долго, все ведь забывается. И к тому же, ничто не случайно, правда, герр Шпренгер? Я улыбнулся. - Только не грусти обо мне, - усмехнулся я. Речь Гарри была мне по нраву. Он многое понял и смог посмотреть на вещи иначе. - А зачем о вас грустить? Разве вы покинете меня? Пусть вы останетесь здесь, но я буду вас помнить, и вы будете рядом. Ведь вы не умрете. Я пожал плечами. - Как знать, Гарри. У него появился в глазах лукавый огонек, и он хитро спросил: - А разве не вы говорили, что Жизнь Есть? Куда вы денетесь, герр Шпренгер! Вы будете жить вечно! Я рассмеялся от всего сердца. - Подловил, маленький вундеркинд! Он смеялся со мной, и только отсмеявшись мы услышали голос: - Именем Короля и Господа нашего вы арестованы! Мы замерли под прицелом стрел. Я не поднимал головы, медленно начиная пропускать свет сквозь себя и становясь, таким образом, невидимым для них. Как только я подумал, что достаточно невидим, я быстро подхватил Гарри и побежал, забыв о боли, в пещеру. Они ринулись за нами. Я оставил Гарри в глубине пещеры, а сам пошел на них, не давая им пройти вглубь мимо меня, громко сказав: - Никто не попадет в иное время! Соорудив вокруг Гарри некоторого рода защиту, на все оставшиеся мои силы, которую стрелы не могли пробить, я обратился к нему. «Гарри, думай о друзьях, о родственниках, о чем хочешь, но чтобы через минуту тебя здесь не было! И не промахнись во времени, ради Бога! Прощай, Гарри!» «До свидания, герр Великий Инквизитор Шпренгер!» Он словно бы улыбнулся, но как мне показалось, сквозь слезы. Маленький мальчик, теперь ты победишь зло. И ты прав. Не «прощай». До свиданья, Гарри. Я улыбнулся. Теперь дело состояло только в одном, вынудить их убить меня. На сессии пыток я все равно умру, зачем же мучиться? Сил, чтобы напасть, больше не было, но чтение мыслей не требовало сил. Увидев их мысли сейчас, их сомнения, я начал давить, вынуждая напасть, унижая их. Они боялись, наслышавшись о силе слуг Господних. Первым не выдержал крайний слева (их всего трое было). Но стрела его просвистела сквозь хитон, не задев меня. Увидев, однако, что я уязвим, они, преданные слуги Генриха, решили отомстить мне за его смерть. Боль от стрел была не такой уж и большой по сравнению с болью, причиненной мне Генрихом, и целились они не так, чтобы убить меня. Нет, их план был таков, чтоб сделать меня совсем недееспособным, даже на речь, и передать властям, но их намерения не оправдались. Я – человек, и мое тело не из железа. Та малая толика боли, каковую они причинили мне, оказалось последней каплей. Мой старый организм не выдержал.
VodaVozduh: Часть четвертая «Снова тысяча девятисотые» «Гарри, думай о друзьях, о родственниках, о чем хочешь, но чтобы через минуту тебя здесь не было! И не промахнись во времени, ради Бога! Прощай, Гарри!» Голос Шпренгера был не только голосом собранного инквизитора, но и голосом старика, который очень волнуется за своего внука. «До свидания, герр Великий Инквизитор Шпренгер!» - подумал Гарри. Ему хотелось поддержать старика, и он произнес это как можно спокойнее и улыбнулся, сморгнув слезы. Он отвернулся и стал думать о доме. О Роне и Гермионе, что привиделись ему при пытке; о Дамблдоре и Люпине; о Снегге и Сириусе; о Дурслях. Но мысли постоянно возвращались к Шпренгеру. «Он хотел, чтоб я вернулся домой и не ошибся временем!» - подумал Гарри. «До свидания…нет, прощайте, мистер Шпренгер!» В локоть что-то вступило. Гарри зашипел и хотел встать, но стукнулся головой. - Черт! – выругался он. - Эй! Эй! – глухо закричали с той стороны темноты, - больно? Вот то-то же! Гарри так и замер. Дадли…Дадли! - Эй! Дадли! Выпусти меня! - С чего бы это? Сиди себе! - Дадли! Выпусти! Хуже будет! Господи, неужели это все было? Это не сон? А сколько прошло времени? - А что ты мне сделаешь? Наглость Дадли перешла все границы. А он раньше думал, что «ведьмино кресло» страшнее всего! Теперь инквизиция со всеми ее пытками временно отодвинулась на задний план. - Дадли! – зарычал Гарри и, собравшись с силами, выбил дверь. Руку саднило. Дадли стоял у двери в холл, удивленно смотря на него. - А почему не колдовал? – спросил он, - я так хотел, чтоб тебя исключили… - Угу, - буркнул Гарри и насколько мог быстро прошел в свою комнату. Сон…Сон? Просто страшный сон? Нет, это не могло быть сном! - Эй, псих, ты где эти шмотки достал? – закричал Дадли снизу. Гарри глянул на себя: балахон, кожаные башмаки, рубаха….Одежда, в какой он от Генриха сбежал. Он провел рукой по голове: волосы вновь топорщились. И вдруг неимоверная боль пронзила все его тело. Усилием воли он дошел до своей комнаты и рухнул на кровать. Надо написать письмо Ордену.… Потом…Сколько времени-то? Одиннадцать? А число, число какое? Гарри кинул взгляд на календарь, где зачеркивал прошедшие дни. Он точно знал, что последний день, который он зачеркнул, был 12 августа. Вот он и зачеркнут. А на часах? Двенадцатое августа?! Усталость ушла, а боль уже не была так существенна. Гарри лег на спину. Значит, он в этом времени не отсутствовал вообще. Или немного. С минут десять-двадцать. Все его приключения, Шпренгер, казались выдумкой, сном, но вот же – болит! Не может же просто так болеть. И одежда, конечно… Нет, это все было, каким бы призрачным это сейчас не казалось. Интересно, а как там Шпренгер? Вряд ли он выжил.…Надо будет в учебнике по истории посмотреть, все же Великий Инквизитор. Значит, и Волан-де-Морт не успел навредить его друзьям! А письмо написать надо, пусть мази какой-нибудь пришлют… Ночью Гарри, как почти и все предыдущие, боялся заснуть. Раньше он боялся, что все его путешествие с Шпренгером – сон, и он проснется в тюрьме Меншенфрахта. Теперь он боялся, что дом, его дом (да, как ни странно, он стал домом, наверно, в сравнении с инквизицией) – сон также. И проснется он не столько в застенках инквизиции, сколько в средневековье, где Гарри чувствовал постоянную опасность, опасность отовсюду. Единственным светлым воспоминанием в этой тьме был Шпренгер. Гарри лежал в кровати, глядя на проползающие по потолку отсветы фар, чувствуя небольшую боль во всем теле, которая изрядно уменьшилась от своего первоначального состояния, когда он выпросил у тети под большой долг таблетку обезболивающего. Тетя пообещала, что он вымоет все полы в доме. Как будет чувствовать себя лучше, конечно: в конце концов, она не изверг. Но Шпренгер лечил лучше. Гарри подумал, что Шпренгер был ему нужен, что он был ему дорог. Нет, не так, как Сириус, иначе. «Персиваль был для меня как сын, стало быть, твой директор приходится мне внуком, а ты для него тоже как сын. Итого, ты приходишься мне правнуком. Гарри, я никогда не сдам тебя, моего правнука, таким людям, как Генрих.…Да и как я сам» - вспомнилось вдруг ему. Да, именно прадедушка.… Было очень грустно думать, что они больше не увидятся, что он больше не увидит заботливых разноцветных глаз, не увидит смешинки в глазах самого Великого инквизитора…. «Что, ты хотел бы посмотреть, как сражаются инквизиторы?» Грусть нахлынула сильней, захлестывая Гарри темной холодной волной. «Гарри, успокойся, пока я рядом, никакой Лорд не посмеет тебя обидеть». И все же Лорд подставил его, чуть не убив самого Шпренгера. Он согревал Гарри каким-то неземным теплом, и было грустно думать, что его никто больше так не согреет. Он улыбался улыбкой, которой больше никто не мог улыбнуться. Он учил Гарри, но был мягок. Всегда собранный великий инквизитор… «А разве не вы говорили, что Жизнь Есть? Куда вы денетесь, герр Шпренгер! Вы будете жить вечно!» - Гарри убеждал тогда не его, а самого себя. Жизнь Есть, но поверить в это сложно. Гарри подумал даже, что, может, Шпренгер, как Великий инквизитор и Великий человек, сможет прийти к нему, утешить… Но вспомнил слова самого Шпренгера: «Потому что это твой мир. Миры не терпят чужаков, поверь мне. Кому нужен в двадцатом веке старый бывший инквизитор?» Он не придет. И Гарри со своей грустью нужно справиться самому. Родители? Он их не знал, не знал, кто они и не мог сильно тосковать. Седрик? На нем вина за его смерть. Сириус… Его крестный отец и старший брат. И… Шпренгер, прадед. Шпренгер учил его, что расстраиваться не надо, но как сложно НЕ расстраиваться! Почему в этом мире все нечестно? И все же Гарри помнил, что тоска и грусть до хорошего не доведут. Как говорил Шпренгер? На эмоциях можно играть, а этим может воспользоваться Темный Лорд, будь он неладен. - Гарри! Негодник, а ну живо вниз! Гарри с усилием разлепил веки, встал и поплелся вниз. Вчера он не раздевался, поэтому и одеваться не надо. У дверей стоял Дамблдор, собственной персоной, с письмом Гарри в руке. Рядом с ним стояла Петунья, всем своим видом показывая, что к помывке полов прибавилась протирка всех полок. - А…профессор Дамблдор, может, поднимитесь?- предложил паренек. - Да, конечно. Усевшись на кровати, Дамблдор поднял на Гарри взгляд голубых пронзительных глаз, и спросил: - Гарри, все хорошо? - Да, то есть… но я ведь все написал в письме! – удивленно сказал Гарри. Внутри зашевелился тяжелый червь предчувствия чего-то неприятного. - Гарри…- было видно, что Дамблдору неудобно это говорить, - Гарри закатай рукава и вытяни руки.…До локтя. Не понимая, Гарри сделал то, о чем его просили. И только в последний момент он понял и отдернул их: - Вы что, считаете, что я наркоман?! Профессор Дамблдор, но это невозможно! Вы что, не верите мне? Но Шпренгер же знал Вас лично! - Гарри, - мягко и успокаивающе проговорил директор, - я не знаю и не знал никакого Шпренгера. Но я не говорю, что ты сам…это могли из злости делать Дурсли. Гарри опустился на стул. Ноги не держали. - Но стойте! Нет…не может быть…. – он слегка улыбнулся,- нет, профессор Дамблдор, это все было! Вы просто забыли! И откуда у меня бы появилась одежда средневековья? - Покажи мне ее. Гарри подошел к своему шкафу, вытащил балахон, рубашку и показал Дамблдору. - Вот. Директор закрыл рукой глаза, будто услышав страшную весть и расстроившись из-за нее. - Профессор Дамблдор?- спросил Гарри, положив одежду на пол. Он бросил на нее случайный взгляд и замер: джинсы, старая футболка Дадли. Сморгнул – балахон, рубаха. - Но я же чувствую боль! А шрамы? Когда его укусила собака, на лодыжке остался шрам. Он не мог выйти из дома, следовательно, тут бы его пес не цапнул. Закатав джинсы, в которые переоделся вчера, он хотел уже показать шрам Дамблдору, как заметил, что кроме грязи, на ноге ничего нет. Нет! Нет! Гарри резко встал и подошел к окну. Нет! Не может быть! Это правда! Это было! Это все было! Было? Но как доказать? - Профессор Дамблдор, я… - Гарри, - на плече мальчика оказалась рука старика,- я попрошу лучших врачей заняться тобой, все будет конфиденциально. - Я не псих, директор! - Нет-нет, что ты, не псих,- Дамблдор говорил тихо, проникновенно, мягко, - это болезнь, просто ты болеешь, мы тебя вылечим, и ты будешь здоров. - Я не болен, Дамблдор! Гарри скинул руку директора и отошел от окна, сев на кровать. Это было хуже, чем когда погиб Сириус. Тогда хоть ему наконец-то поверили, а Дамблдор был искренен и верил ему. А теперь… нет, это не могло быть реальностью! Этого НЕ МОЖЕТ быть! Нет.… А, может, это новый вид шутки? Гарри посмотрел на директора. Нет, чистые голубые глаза не замутнены ложью. А может, и правда, ничего не было? Может, ему приснилось или привиделось и он болен? Где доказательства, что все было? - Это был сон… - тихо прошептал Гарри и вдруг почувствовал, будто кого-то предал. Где-то внутри него во весь рост встал он – любящий правду и сказал: «Это был НЕ сон, Гарри! Это все правда!» «Но как я докажу, что это было? Может, мне кажется, что это было? Может, я шизофреник?» Голос внутри не ответил.
VodaVozduh: Дамблдор уехал, оставив его на попечении Дурслей. Гарри лежал и смотрел в потолок. Границы реальности у него размылись совершенно. Было ощущение сна, потом сменившееся ощущением пустоты внутри. Ему казалось, что он как рыба запутался в сетях. А потом его вытащит и съест рыбак – Волан-де-Морт. Смешно: Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, спаситель всего магического мира – псих и шизофреник. Гарри усмехнулся: один псих против другого… «Ну, Гарри, это крайне невежливо – называть меня умалишенным» «Тебя не хватало, Волан-де-Морт, для полного счастья» «А я вот как раз хочу сделать тебя счастливым» «Ты?» - Гарри даже поднялся на локте. «Я. Я больше не хочу тратить свое время на такого мелкого сопливого мальчишку, как ты» «Боишься проиграть, как раньше?» «Нет. Просто нашел другой путь и хочу с тобою поделиться идеей» «Ну?»- Гарри лег. Пока ничего захватывающего. «Гарри, ты должен убить меня, а это – препятствие для меня на пути к власти. Поэтому я тебя хочу уничтожить. Но я не хочу больше бегать за тобой, ожидая, когда же ты сыграешь в ящик, строить козни, тратить на тебя мое серое вещество. Ты просто больше не будешь знать, кого ты должен убить» «Это как?»- страх робким огоньком разгорался в душе на протяжении всех слов Волан-де-Морта. Ледяной смех. «Это просто, Гарри. Я сотру твою память. И, скажем, не только обо мне. Обо всем волшебном мире. А? Каково?» Гарри лихорадочно искал в словах Темного Лорда брешь. Как тогда, со Шпренгером, о жизни…Он боялся. Дико боялся. Это хуже, чем смерть. Смотреть - не знать, не понимать… «Стой!- он рассмеялся от облегчения. - Меня знают все. Курс лечения у святого Мунго – и моя память при мне!» «Да-да, конечно. Ты ведь знаешь, как реагируют маглы на все волшебное. Они спокойно относятся, правда? Не убегают и не звонят в полицию. Да?» Гарри молчал. «Впрочем, нет, ты прав. Свою память можешь оставить при себе. Я гарантирую тебе, что тебя не вспомнит даже Дамблдор. Идет? Каково – приезжаешь в школу, а у тебя спрашивают: кто ты, откуда ты…Люпин не знает тебя, а Гермиона сочтет простым пацаном…зачем ты им, неизвестный мальчик по имени Гарри? Да и кто тебя пустит в школу? В списках значиться не будешь. А? Нравится?» «Нет! - панический страх вспыхнул огромным пламенем, - не смей! Слышишь?» «Пока, мой мальчик» Гарри окутала тьма. - Эй, паренек, вставай. Чего спишь? Утро уже. Гарри так и вскочил на кровати. Старик, наклонившийся над ним, еле успел увернуться. «Так. Кто я? Гарри Поттер. Где? Видимо, у Дурслей. А это кто?» Гарри быстро и нервно надел очки и посмотрел на старика. Невероятно знакомые черты лица. Крючковатый нос, длинная белая борода, светлые глаза… - А, кто вы такой? Старик хмыкнул. - Дамблдор. - КТО?!- неужели он и вправду все забыл? Нет, тогда бы он и не помнил, что он забыл, то есть…Гарри мысленно отмахнулся, ожидая ответа старика, медленно осматривающего парнишку. - Аберфорт Дамблдор. - Аберфорт… - Гарри улыбнулся. Потом подскочил к часам. Тринадцатое августа. Он только вчера вернулся и, значит, это все: и Лорд, и шизофрения - сон! Он неуверенно хихикнул, потом ему пришлось сесть на стул, чтобы не упасть от дикого и непрекращающегося смеха. Нет, теперь он точно псих! Кто-то вошел в комнату и спросил: - Что с ним? - Истерика, - спокойно ответил Аберфорт и подошел к Гарри, присев на корточки. Он поднял его лицо и посмотрел в глаза. Гарри смолк. Смолк, зачарованный глазами. Светлые глаза неопределенного цвета, постоянно перетекавшим из одного в другой. Внезапно Аберфорт улыбнулся сквозь бороду. И Гарри вспомнил еще кое-что. Он уже видел Аберфорта. - «Кабанья голова»? – тихо спросил он. - Точно, мальчик, - кивнул Аберфорт. Гарри посмотрел на вошедшего. Альбус Дамблдор. - Здравствуйте, профессор. - Здравствуй, Гарри. Скажи, что случилось такого, что нервы твои не выдержали? Гарри перевел взгляд в пол. Говорить не хотелось. - Это всего лишь сон, профессор. - А все же? - Альбус, позволь,- попросил Аберфорт. Тот кивнул, и старик посмотрел Гарри в глаза. Как тогда Шпренгер. Гарри смотрел в переливающиеся цвета и словно видел за ними Шпренгера, в пещере. Отведя глаза от мальчика, Аберфорт пристально посмотрел на брата. - Гарри, я пойду, переговорю с Дурслями, - слегка улыбнулся Дамблдор,- мы, скорее всего, заберем тебя. Палочку изготовим новую – Фоукс с удовольствием пожертвует перо. - А где я буду жить? У Сириуса? - Можешь и там,- Дамблдор кинул на него слегка взволнованный взгляд поверх очков. - Хочешь, поживи у меня, - вдруг предложил Аберфорт, внимательно смотря за Гарри, все еще сидя на полусогнутых ногах. - Аберфорт! – изумленно выдохнул директор. - Альбус, Том не найдет его у меня. Да и не подумает об этом. Репутация у меня, - он усмехнулся,- сам знаешь какая. «А мой брат? Аберфорта обвинили в том, что он испытывал недозволенные заклинания на козе. Во всех газетах про это писали. И что ты думаешь, Аберфорт ото всех спрятался? Ничего подобного! Как ни в чем ни бывало продолжал работать. Правда, не знаю, умеет ли он читать, может, это вовсе и не мужество…» - всплыл у Гарри в памяти обрывок давнишнего разговора. Да уж, репутация…склочного чудака. Если уж и Грюм говорил, что он странный (а Грюм-то сам не шибко нормален), то уж Лорд точно не подумает, что Гарри спрячут у этого …волшебника. Ему, по большей части от того, что Аберфорт напоминал Шпренгера, вдруг захотелось поговорить с ним, Гарри был уверен, что Дамблдор (старший? Младший?) поймет его так, как понял бы Шпренгер. К Альбусу Дамблдору парень больше ни злости, ни ненависти не испытывал, но и рассказывать об ужасах Средневековья не спешил. Он скажет, все, что тот попросит, но… но рассказ от души хотелось бы поведать именно Аберфорту. Может опять-таки из-за его «похожести», а может и потому, что самому Шпренгеру он был ближе. - А, - протянул Гарри, и взгляды братьев обратились к нему, - можно мне к вам? – «как сказать-то? – вдруг подумал Гарри,- по фамилии? Так она одна на них обоих». Поэтому он просто вопрошающе и просительно глянул на Аберфорта. Затем в ожидании одобрения на директора. Тот подумал немного, потом кивнул. Гарри расплылся в улыбке. - Мистер Дамблдор, - спросил Гарри, напившись чаю, - а может быть, чтоб я забыл о волшебном мире? Или чтоб волшебный мир забыл бы обо мне? Аберфорт хмыкнул. - Боишься? Гарри кивнул. - Ничего. Быть забытым каждому смертному страшно, - у Аберфорта оказалась даже трубка, как у Великого инквизитора; ее он сейчас и набивал табаком, навевая этими нехитрыми действиями спокойствие и уверенность в том, что здесь, в этом небольшом домишке совершенно неизвестно где, ничего страшного и опасного быть не может, - но ты столь заметная фигура, Гарри, что полностью искоренить память о тебе невозможно. Факты можно стереть, хотя есть ли на то силы у этого Лорда? А чувства, отношение к тебе.… Нет, паренек, тут будь спокоен, - он закурил: в темноту, слегка окрашенную алыми отсветами камина, вырвались седые драконы,- да и в тебе магическое живет глубоко. Уж если эти Дурсли ничего не смогли выбить, - он лукаво улыбнулся глазами, - то куда тут Лорду! Гарри улыбнулся в ответ. - Но ты ведь не за тем решил погостить у меня, чтоб о Лорде послушать. Ты это мог бы и от брата моего узнать. - А он вам… - Гарри спохватился: вопрос мог быть неуместен. Он смущенно смолк, разглядывая ковер. - А он мне что? – усмехнулся старик. - Ничего, извините… - Как хочешь, - Аберфорт внимательно следил за парнем, бултыхавшем в пустой чашке ложкой, - чаю? - Нет-нет,- Гарри положил ложку на скатерть. Говорить о Шпренгере было неловко, да и больно. Спрашивать же, кто из братьев старше, а кто младше – неудобно. И чего он напросился? У Сириуса (боль от потери почти исчезла) он хоть был бы в курсе дел Ордена. Хотя, спору нет, здесь спокойно.…Как в той пещере. Аберфорт пускал колечки. Гарри взглянул на него. Ведет он себя нормально. Почему все считают его чудаком? Ведь даже лимонных долек не предлагает, как другой Дамблдор. - Брат старше, - вдруг сказал Аберфорт, смотря на танец дымных колец,- не намного. Но по молодости любил напоминать. Так с чего ты решил ко мне приехать? - А… - Гарри вдруг стало неудобно говорить об этом,- просто так. - Парень, ничего просто так не бывает. «Ничто не случайно» - подтвердил Шпренгер. Гарри взглянул в глаза Аберфорта. Все же он побаивался, что его сочтут сумасшедшим, как в том сне. Дамблдор – младший сморгнул, и Гарри освободился от невидимых цепей, незаметно приковавших его внимание к магу. Внезапно он понял, что камин не горит, и единственный свет в комнате - трубка Аберфорта. - В темноте легче открыть сердце, правда? - прозвучал голос Дамблдора. Гарри кивнул. - Вы ведь знаете…знали Якова Шпренгера? - тихо спросил он. - Знал. И знаю. С сердца свалился камень. - Но… как же – знаете…он умер, - в горле встал ком. - Знаю. Но что он там тебе говорил о жизни? - Жизнь Есть, - ответил Гарри бесцветно. - И насчет крестного ты ему поверил? - Да. - Почему же не веришь, что это касается и его? - Но он же Великий! Он же мог остаться в живых и навестить меня! Молчание. Только серые змеи лениво ползли по воздуху, распространяя приятный запах вишневого табака. - А откуда ты знаешь, что он не остался? - То есть? Ну, он бы наверняка пришел бы… - С чего ты так уверен? А вдруг двери комнаты, куда он ушел, закрыты с другой стороны? - Но он же смог бы их открыть! - Да? Это другие Миры, Гарри, и другие законы. Когда ты наберешься достаточно сил, знаний, а главное – веры, ты поможешь ему. Найдешь дверь и повернешь ключ. Если он тебе до тех пор останется дорог. - Конечно, останется! – пылко ответил Гарри, - а не могу я найти дверь сейчас? - Можешь, если постараешься, но открыть – вряд ли. Веры у тебя мало. Ты сомневаешься в том, что сможешь, а равно и в том, что это реально - увидеть и говорить с официально умершим. Ты можешь испугаться, подумаешь и поверишь, что сумасшедший – как и тогда во сне. - А я мог бы быть им? Знаете, я подумал вчера, тоже во сне, что это может быть и неправдой. Ведь я изменил ход истории: мистер Шпренгер, - Гарри сглотнул, - умер, а, следовательно, не мог познакомиться с вашим отцом и вами, да и со мной тоже. И я не мог попасть в Средневековье с ним. - Ты умный парнишка, Гарри, но дело в том, что ты забываешь о Времени. Ведь герр Шпренгер умер ПОСЛЕ того, как познакомился с тобой, а, значит, и с нами, и с нашим отцом. Он не мог умереть раньше. И если ты вернешься в прошлое, - правда, я бы не советовал, да и сам не захочешь, после всего этого, - ты найдешь его там. - А.…Но еще увижусь с ним? - Зависит от тебя и от него. Если он захочет, то увидишь. И если он все еще будет нужен тебе. Но имей в виду, ты увидишь не его - человека. Он, - раздался сухой смешок, - официально умер. Ты увидишь его нетленный дух,- Гарри был готов поклясться, что Аберфорт улыбается. - А он может… мне присниться? - Может. Но зачем? Надо думать о живых и не завидовать мертвым. Гарри это замечание немного покоробило. А он-то думал, что Аберфорт ценил и уважал Шпренгера. Может, даже любил. - Любил, - ответил Аберфорт на его мысли,- и люблю. Я могу пойти, открыть эту дверь (которую я и не запирал) и поговорить с ним. Но я увижу его живого, в полной силе. Я не боюсь мертвых, потому что не боюсь смерти. Чего бояться, если ее нет? Все мы лишь переходим в иной Мир. Но ты пока еще не понял этого целиком, да и правильно, ты слишком юн. И ты твердо уверен в том, что герр Шпренгер умер. Для тебя он мертв, а какой резон думать о мертвецах, если живых и насущных проблем пруд пруди? А вот когда поймешь, что он жив и здоров где-нибудь в мире по ТУ сторону, то спокойненько с ним повидаешься. Я, может, даже составлю тебе компанию, если доживу, конечно. - А чем заперта дверь?- тихо спросил Гарри, чувствуя некоторое облегчение и даже некие силы в себе самом. - Страхом. Страхом смерти, боли и иллюзии: ты боишься, что откроешь дверь – а там никого. - А где она? Смех. - Так тебе все и расскажи! Сам найдешь. Или она тебя. В общем, встретитесь. Я знаю. - Вы видите будущее? - Да. Я сдал все экзамены на инквизитора, как и брат. А они, мальчик мой, умеют это делать. - Значит, мистер…герр Шпренгер знал обо всем, что случится? - Гарри показалось на секунду, что Шпренгер специально ждал, пока его помучат, да и… - Гарри, - прошептал Аберфорт укоризненно, - и ты можешь утверждать, что тепло относишься к герру Шпренгеру? Думаешь, он мог бы тебя подставить? - Нет,- Гарри был рад, что темно: весь горел от стыда и смущения за эту мысль. - Дело в том, что будущее не изменишь. - Разве не изменить? Я как-то раз изменил его… - Гарри, - Аберфорт рассмеялся от души, огонек трубки так и заплясал, - а откуда ты знал, что ты меняешь будущее? Может, оно этого и ждало, ждало твоего поступка и возвращения в прошлое? Будущее, - он посерьезнел,- оно не меняется. Если оно меняется, значит оно до «Будущего» с большой буквы не доросло. Оно пока лишь Вероятностное будущее. И мало кто действительно хочет знать грядущее. Уж слишком тяжело – знаешь, а изменить не в силах. Ясно? - Ясно. - Чай? - Нет, спасибо. - Тогда, Гарри, доброго сна. Поздно уже. Гарри послушно поблагодарил его, и поднялся наверх, в отведенную ему комнату. «И все же хорошо, что я приехал к Аберфорту, - думал Гарри, по обыкновению глазея на лунные пятна на потолке, - с ним легче разговаривать. Да и на Шпренгера похож чем-то. Надо будет спросить, как они так глаза меняют, в смысле - их цвет. И не сказал бы, что директор старше. Они вообще как близнецы. Герр Шпренгер, скоро я перестану бояться смерти. Сколько раз ее видел! Пора бы уж и перестать. И тогда я с вами обязательно встречусь! Только вы не уходите никуда и простите, что я вас запер…» С этими мыслями Гарри и задремал, а там его подхватила дивная река сна, на берегах которой он увидел множество историй, одна лучше другой и где-нибудь да и мелькала черная сутана Великого Инквизитора. Он проснулся; на дворе было раннее утро, но внизу уже пыхтел чайник. Гарри быстро собрался к завтраку, отчетливо понимая, что вчерашний разговор в темноте завершил одну историю и начал другую, новую и захватывающую, но ее мы расскажем как-нибудь в другой раз.
VodaVozduh: Примечания Яков Шпренгер (Jacobus Sprenger, окончание имени латинизированное)– ок. 1436 – 6 декабря 1495. Состоял в ордене доминиканцев, профессор богословия и декан Кельнского университета. Стал инквизитором в 1481 году. В «Молоте ведьм» отвечал за первую часть, теоретическую- мол, как это так и за что же бог допускает колдовство? На похороны к нему никто не пришел, долгое время после смерти считали еретиком. - Персиваль Дамблдор, старший аврор Министерства магии. Имя взято, как и ясно, из второго имени Альбуса Дамблдора (Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор). Мне показалось логичным, что первое имя из всего списка вторых имен – своеобразное «отчество». А должность должна быть соответствующей, чем плоха такая? - …поезд «Ночной колдун». Предок «Ночного рыцаря». - В Лондон. Вас надо представить Министру магии мистеру Грэхему Лайллсу. Фамилия министра образована от английского слова «Ложь» (lie). Видимо, нечестен был…все они такие у власти. …Я испугался было этого огненного чудовища, пышущего, словно гигантский гивр Гивр – дракон, лишенный ног и крыльев, но имеющий небольшие наросты на голове как рожки и бороду. Пыхал он чем-либо или нет: очевидцев не сохранилось. Хотя отчего бы ему и не пыхать? Например, один из них утверждал, что вся Вселенная родилась из-за мифического Большого Взрыва и теперь расширяется. Его сожгли на костре, как еретика. Другой же, с седой встрепанной шевелюрой и усами, провозглашал, что чем больше масса, тем больше гравитация…этого вернули обратно в пещеру, считая, что за эту ересь и костра мало, и больше не видели. Первый ученый – А.А.Фридман, второй – А. Эйнштейн. - А бога нет, Гарри. … Жертвы беспомощны, - сказал Гарри. - Хозяева - нет. Это немного измененный диалог из книги Ричарда Баха «Бегство от безопасности». «Да будет движенье Земли под запретом – приказано Римом особым декретом». Отрывок из книги Е. Ефимовского «След колесницы». Советую почитать - в стихах об ученых. Один раз,- продолжил старик, - он прибыл в город, обычное дело, проверка… Он разговаривал со всеми строго по Святому Закону, и его невзлюбили. Жители хотели забить его камнями. За пределы города его вывел епископ. Он после писал мне: «Ваш друг мне казался впавшим в детство из-за большой старости». Реальный случай, произошедший с Генрихом Крамером. Единственное что – учтите, что/ это был за закон. Все же начало травли ведьм, а если называть все своими именами, пусть мне и нравится Шпренгер, – начало травли и геноцида женщин, а не только неугодных власти. «Сожжен еретик, мальчик, в очках»…. Каюсь, очков тогда еще не было. По крайней мере, распространенных. Линзы скажем, Ньютон, вытачивал сам, а он жил в 17 веке. Но табак уже мог реально быть! Генрих Инститорис, в миру – Крамер (Henricus Institoris) (ок. 1430- 1508 (1505) – доминиканец, как и Шпренгер. Инквизитор с 1474. Писал, как практик, оставшиеся две главы «Молота» - как отличить ведьму и как вести суд. Пытки в «Молоте» не описывались, поскольку были на усмотрение палача. Здесь Инститорис младше Шпренгера, нам это показалось логичным, если Шпренгер сильнее. в местечко Меншенфрахт В переводе с нем. – «Людской груз» Но Генрих говорил о том, будто на крестьянскую лошадь наслал порчу ведьмак, наслал ее при крестьянине же, прошептав что-то крайне тихо и посмотрев на крестьянина крайне враждебно. Этого достаточно, чтобы предать Гарри суду инквизиции. Поверите ли, но этого действительно было достаточно. Единственное спасение для обвиняемого заключалось в том, чтобы доказать, что обвинитель – смертельный враг, а донос – навет на честь и совесть. Если доказательство считалось убедительным, обвинителя судили вместе обвиняемого. Перед какой-то комнатой его развернули спиной к двери, так и ввели – спиной вперед. Потом развернули. Дабы ведьма или ведьмак не околдовали судей взглядом. - Твой тон недопустим. Лишь смирением ты вымолишь себе место в Чистилище. Сейчас наш мастер найдет у тебя Дьявольскую метку. На первом шабаше Сатана ставил метку на теле своего слуги. Считалось, что эта часть тела нечувствительна к боли. Вот ее и искали. Пытки: Все они реально существовали и были точно такими. Но пытка «Торменто» (когда не давали спать) слегка изменена. Не известно, участвовали тогда собаки, точно – что такая пытка и именно с собаками использовалась фашистами. Тогда же точно известно, что несчастного либо гоняли по комнате кнутом (пол часто был в шипах, а несчастный, естественно, был босиком), либо надевали специальную маску (устройство ее освещать противно). «Ведьмино кресло», тиски- все было широко распространено. Пытки старались отбираться самые гуманные, насколько это возможно. Если потребуются еще примечания или пометы – пишите. Остальное – умозаключения и домыслы автора, которому очень нравится средневековье, но он понимает, что это эпоха отнюдь не овеяна романтикой. Крови хватало везде. Вина людей, что они не осваивают уроки истории. Если бы мы однажды усвоили урок «Молота ведьм», не появилось бы равнозначной ей книги «Моя борьба» (автора знаете, верно?)
Брунгильда: VodaVozduh Спасибо за примечания. Приятно, когда автор проявляет к читателю уважение
VodaVozduh: Брунгильда спасибо за уважение к нам
Брунгильда: Ждем еще Ваших работ.
G.G.Anny: Сначала о том, что не очень понравилось: Со знаками препинания в начале что-то непонятное творится (троеточие, точка и запятая подряд это, по-моему, слишком). Еще VodaVozduh пишет: Дадли вламываться в свою бывшую комнату с дикими воплями и стаканами холодной воды, которые он выливал на Гарри Какое оригинальное развлечение. VodaVozduh пишет: Боги, боги!!! Странные для инквизитора слова, он как-никак по ходу ревностный католик-монотеист Кое где мелькают мелкие очепятки, вроде забытого посреди слова слеша. В общем, есть по тексту недочеты. НО! Главе к третьей все это уходит на далекий-далекий задний план и больше не показывается. Фик интересный, стильный, читать очень приятно
полная версия страницы