Форум » Фики с другими пейрингами » "Перекресток", СС/ГП, NC-17, миди » Ответить

"Перекресток", СС/ГП, NC-17, миди

Toriya: Автор: Toriya Название: Перекресток Пейринг: СС/ГП Рейтинг: NC-17 Жанр: romance Саммари: "И каждый шел своей печалью, и ни один свернуть не мог, чтоб снова встретиться случайно на перекрестке двух дорог" Дисклеймер: Мое - только вдохновение Примечание: Фик написан на HP-Ficathon2006 для Polumna

Ответов - 14

Toriya: Мы никого не защищали, Переступая ту черту. Мы не любили, не прощали, Мы просто жили на лету. А ночь звенела голосами, Но не был ни один знаком, И мы ходить учились сами По острым звездам босиком. Ревела огненная вьюга, А тьма манила за собой. И мы не видели друг друга, Спиной к спине встречая боль. И каждый шел своей печалью И ни один свернуть не мог, Чтоб снова встретиться случайно На перекрестке двух дорог. Улица причудливо изгибалась, петляя вокруг немногочисленных покосившихся домишек. Большинство жителей давно перебрались в более престижные районы, а тот, кто по каким-то причинам остался, сейчас прятался за закрытыми дверями и плотно задернутыми шторами, через которые не пробивалась даже тонкая полоска света. Гарри шел, равнодушно поглядывая по сторонам. Если ты волшебник, да к тому же глава аврорского отряда особого назначения, тебе не стоит бояться внезапных нападений маггловской шпаны, даже если ты находишься в районе, известном своей бандитской репутацией. Ты услышишь приближение зарвавшихся молодчиков задолго до того, как они тебя заметят, и либо по привычке аппарируешь, чтобы не создавать ни себе, ни другим неожиданных проблем, либо воспользуешься волшебной палочкой. Ранние осенние сумерки быстро сгущались, и воздух был наполнен какой-то необыкновенной невесомой тишиной, которую не нарушало даже шуршание листьев под ногами. Гарри никогда не аппарировал прямо к крыльцу, он предпочитал идти туда от самого начала улицы. Это стало своеобразным ритуалом – что-то вроде проверки на прочность. Не нестись сломя голову по коридорам аврората, чтобы аппарировать прямо от выхода, а спокойно поболтать с расходящимися по домам коллегами, мило улыбнуться симпатичной молоденькой охраннице, заступившей на ночную смену и перекинуться с ней парой ничего не значащих фраз. Потом долго стоять на остановке в ожидании самого обыкновенного, неволшебного автобуса и ехать на нем через весь Лондон, вдоль вспыхивающих разноцветными огнями центральных улиц, безучастно глядя в окно и старательно деля вид, что тебе некуда торопиться. А потом идти по пустынной улице, не разрешая себе ни на мгновенье ускорить шаг. Ровно двадцать минут от конечной остановки автобуса до знакомого дома, ровно пятьдесят два дерева по краям дороги, ровно две тысячи шестьсот шестьдесят шесть вдохов и выдохов, если не думать о нем и не сбивать дыхание. Может быть, это было очередной блажью мальчика-который-всех-победил, а может, чем-то другим, Гарри не знал. Поначалу он надеялся, что однажды одумается где-нибудь по пути и решительно повернет назад, чтобы уже никогда не возвращаться к тому, кто никогда его не ждет. Каждый раз Гарри давал себе время, много времени, и каждый раз неизменно признавал себя проигравшим, оказавшись перед знакомой дверью. И со временем пришлось признаться в собственной неизлечимой зависимости от человека, которого раньше он ненавидел со всем юношеским пылом, от души желая ему самой мучительной смерти. И Гарри точно знал, когда прежний мир рухнул. От него не осталось ничего кроме привычки, когда жгучие пальцы Волдеморта сомкнулись на его шее. *** …Темному Лорду не нужна была палочка, чтобы произнести непростительное заклятье. Казалось, это худое тело пронизано магией, она сочится сквозь поры, струится с кончиков пальцев. Ему достаточно было просто подумать, и Гарри уже ничто бы не спасло, но Волдеморту нужно было услышать из уст ненавистного Поттера признание своего превосходства, ему хотелось наблюдать, как с каждой секундой мутнеют эти яркие глаза, как гаснут в их темной глубине изумрудно-золотистые искры. Он был уверен в своем могуществе, поэтому даже не отобрал у юного героя волшебную палочку, и он был прав. Темная магия опутала Гарри словно плотный липкий кокон, и он не в силах был стряхнуть оцепенение, прекрасно осознавая, что у него нет ни малейшего шанса спастись. Воздух потрескивал от напряжения вокруг двух сплетенных фигур. Сила беспрекословно подчинялась тому, у кого хватило мощи управлять ею, а остальным не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать. Они стояли полукругом всего в нескольких метрах от мерцающего золотистого купола, накрывшего великого темного мага и его беспомощную жертву, неспособные справиться со сковавшими их чарами. И лишь одному из всех, внезапно появившемуся в зале высокому волшебнику в черном, хватило сил, чтобы справиться с наваждением. Он бросился к куполу, не отрывая взгляда от тех, кто стоял внутри. Его магический щит, не выдержав напора чудовищной силы, распался, и золотые обжигающие нити впились в кожу, легко разрезая ткань и плоть, опаляя невыносимым жаром сердце. Исчезло золотистое мерцание, нити купола краснели, словно впитывая человеческую кровь. Ослепленный болью, на резком вдохе волшебник дернулся еще раз и вдруг прорвался в круг. Не было смысла использовать против Лорда магию – убить его сейчас мог только растрепанный мальчишка, уже обмякший под напором скрюченных пальцев. Поэтому единственное, что можно было сделать, - это попробовать его отвлечь. И, уже теряя сознание, высокий маг вцепился мертвой хваткой в острые, четко выделяющиеся даже под плотной тканью мантии плечи Волдеморта и, вложив все оставшиеся силы в последнее движение, рванул на себя. Волдеморт лишь на мгновение отвел взгляд и пошатнулся, но этого мгновения хватило Гарри, чтобы упереть в костлявую грудь волшебную палочку и хрипло выдохнуть два слова. И вдруг со странным мелодичным звоном начали лопаться алые нити вокруг. От внезапной ослепительной вспышки Гарри отшатнулся и зажмурился, но почти сразу вновь распахнул глаза, содрогнувшись от жуткого вопля, в котором не было ничего похожего на крик живого существа. Такая неизбывная ярость переполняла его, что, казалось, она сама по себе способна разрушить весь мир. Гарри не мог отвести взгляда от страшного зрелища – Волдеморт горел в искрящемся прозрачно-голубом пламени, по частям рассыпаясь в пепел. Удушливый черный дым наполнял зал, и уже смутно были видны очертания высоких окон. А пламя разгоралось все ярче, устремляясь к высокому потолку. Слышались пронзительные крики, неясные силуэты метались вдоль стен. Закружилась голова, и Гарри рухнул на колени, пытаясь задержать дыхание, а потом неуклюже пополз к лежащему на полу магу. Его кожа была испещрена сотнями тонких глубоких порезов, и не стоило даже пытаться стереть кровь с лица, потому что она текла, не останавливаясь. Словно из-под земли слышался странный пугающий гул, который все нарастал. Стены содрогались, и казалось, еще чуть-чуть – и колонны не выдержат, разламываясь и обрушивая сводчатый потолок. Задыхаясь в сгустившемся едком дыму, зажмурив слезящиеся глаза, Гарри на ощупь пробирался к выходу, волоча за собой бессознательное тело бывшего профессора. Только спустя несколько часов, придя в себя в окружении целителей, Гарри узнал, что Рону удалось вытащить тяжело раненую Гермиону, попавшую под неизвестное заклятье еще до появления Волдеморта, во время схватки с Ближним Кругом Пожирателей, когда погибли многие из тех, кто пришел сражаться вместе с Гарри. Люпин и Тонкс пытались вывести оставшихся, пока не рухнул потолок. Но под завалами остались погребены те, кого Гарри знал, казалось, целую вечность, сражаясь с ними плечом к плечу и не опасаясь предательства или трусости. До сих пор ему снились по-детски восторженные лица братьев Криви, добрый, немного наивный взгляд Невилла, рассеянная улыбка Луны Лавгуд, задорный смех близнецов. Можно было сколько угодно заниматься самобичеванием и, захлебываясь слезами, убеждать себя и окружающих, что это его вина. Но Гарри давно знал, что слезы не лечат, ушедшие не возвращаются, а боль не проходит со временем, она лишь стихает, готовая в любой момент проснуться вновь. Он должен был убить Волдеморта, и он действительно хотел в решающий момент остаться один, но в конце концов, после долгих убеждений и скандалов, ему пришлось признать, что в этой схватке решается судьба не только пресловутого Гарри Поттера, но и всех волшебников, живущих в настоящем, поэтому все те, кто оказался рядом в тот злополучный день, имели право идти с ним до конца. Как выяснилось, герою повезло, и он отделался легкими ожогами и ушибами, поэтому в медицинской помощи почти не нуждался. Вряд ли специалистов из Святого Мунго волновало, что сейчас творится в душе девятнадцатилетнего спасителя мира, а просвещать их Гарри не собирался, ему было не до собственных проблем. Однако за несколько последующих месяцев он стал ежедневным посетителем клиники, и даже когда выписалась профессор МакГонагал, пострадавшая в схватке с Пожирателями больше всех, Гарри продолжал приходить.

Toriya: Он привычно входил в полутемную палату, забирался с ногами в жесткое кресло и пристально вглядывался в застывший профиль. Резкие черты делали это восковое безжизненное лицо почти страшным. Черные волосы, разметавшиеся по белоснежной наволочке, выглядели неуместно живыми на общем фоне мертвой белизны. Гарри сам не понимал, почему снова и снова приходит сюда, только за тем, чтобы часами вглядываться в знакомое лицо, почти ощущать собственной кожей едва заметное поверхностное дыхание. Только сейчас он позволил себе принять мысль о том, что что-то, видимо, изменилось в нем самом, изменилось давно, еще после внезапной встречи со Снейпом, когда гриффиндорец неожиданно для себя не убил его на месте, как собирался, а нашел в себе силы выслушать и почему-то понял собеседника. Нет, не просто понял – он поверил ему, настолько, что пошел именно туда, куда указал ему Снейп. Это был последний хоркрукс, тот, который Гарри с друзьями искали больше года и уже почти отчаялись когда-то отыскать. А потом Снейп пришел снова, и Гарри снова поверил и привел в логово Волдеморта всех тех, кто не позволил ему уйти одному. Как он мог решиться на это? То ли у него произошло внезапное помутнение рассудка, то ли, наоборот, первый раз в жизни он попытался трезво оценить ситуацию и взвесить все за и против. Это до сих пор оставалось загадкой, но после всего, что случилось, он просто не мог больше ненавидеть Снейпа, и презирать его почему-то тоже больше не получалось. Снейп пришел в себя лишь через два месяца, когда светила магической медицины уже утвердились во мнении, что летальный исход неизбежен. Это было вполне в духе мрачного профессора – даже на смертном одре он продолжал оставаться непредсказуемой, выламывающейся изо всех установленных рамок личностью. Может быть, на этом странная тяга легендарного Гарри Поттера к кошмару своей юности и прекратилась бы, но, казалось, само провидение никак не желало разводить две внезапно пересекшиеся дороги. Министерство развило бурную деятельность в попытке переловить всех оставшихся Пожирателей и всех, им сочувствующих. В итоге Визенгамот заседал почти каждый день, и однажды в знаменитом кресле обвиняемого оказался не так давно вышедший из клиники Святого Мунго Северус Снейп. Скримджер, лично присутствовавший на слушании, понимающе кивал во время свидетельских показаний очевидцев последней битвы, благосклонно улыбался, слушая рассказ Гарри, и даже произнес небольшую хвалебную речь в адрес мальчика-который-снова–выжил. Однако приговор Визенгамота поверг и Гарри, и большинство присутствующих в шок: Северус Снейп, двойной агент, шпион в лагере как темных, так и светлых сил, приговаривался к пожизненному заключению в Азкабане. Решение Визенгамота обжалованию не подлежало. Гарри, к тому времени уже занявший довольно высокий пост в аврорате, поклялся собственной совестью сделать все возможное и даже невозможное, чтобы облегчить участь человека, спасшего ему жизнь. Следующий год для Гарри прошел под девизом «Вытащи Снейпа из Азкабана и забудь о нем навсегда». Составляя бесчисленные прошения сильным мира сего, от которых к концу второго месяца уже раскалывалась голова и рябило в глазах, или с завидной регулярностью оглушительно хлопая дверью, с проклятиями выбегая из кабинета министра, Гарри наивно полагал, что, исполнив свой так называемый долг, действительно сможет забыть не только обо всем, что случилось в замке, но и о самом факте существования Снейпа. Неизвестно, сколько еще времени понадобилось бы герою современности для признания собственного заблуждения, если бы не неожиданная травля министра, развернутая средствами массовой информации. Главную же роль в этом нетривиальном событии сыграла небезызвестная Рита Скиттер. Одним прекрасным солнечным утром она случайно стала свидетельницей очередного приступа ярости национального героя. В сердцах Гарри, в который раз захлопнув за собой дверь, высказал все, что думает о нынешнем правительстве. А с легкой подачи находчивой журналистки, которую дружно поддержали коллеги, переживающие благодаря диктаторской политике Скримджера далеко не лучшие времена, уже все вечерние газеты, во главе с «Ежедневным Пророком», пестрели огромными заголовками: «Гарри Поттер обвиняет», «Двойной агент в кресле министра», «Герой открывает тайны или Маски сорваны, господа». В течение нескольких последовавших за этим событием недель Гарри проклинал свою несдержанность, метался по кабинету в тщетных попытках отбиться от бесконечного потока сов с письмами от благодарного человечества и даже ловил себя на крамольном желании оказаться вдруг за толстыми стенами Азкабана, подальше от массовой истерии и всеобщего помешательства и поближе к… На этом месте мысли обычно резко заканчивались, все форточки, окна и двери захлопывались, занавешивались и запирались, а герой, напрочь выведенный из равновесия, бессильно падал в кресло, покорно склонив голову под тяжестью нелегкого бремени славы, и погружался в тупое оцепенение, без мыслей и без эмоций. Но постепенно волнения поутихли, министерское кресло под Скримджером пошаталось-пошаталось и замерло, твердо установившись на всех своих четырех толстых ножках. Рите Скиттер за особые сверхсекретные заслуги перед магическим сообществом предложили место главного редактора «Ежедневного Пророка»; почти вдвое сократился штат личных цензоров Министерства, а Северусу Снейпу было разрешено поселиться в доме на окраине Лондона под круглосуточной охраной авроров, с целью продолжения незаконченных исследований в области зельеварения и проведения экспериментов. Северусу Снейпу запрещалось пользоваться магией, в связи с чем ему не была возвращена волшебная палочка, но позволялось принимать помощь дежурившего аврора, если для приготовления какого-либо зелья необходимо было применить магию. Сомнительное удовольствие передать министерский указ заключенному выпало на долю главного ходатая – все того же Гарри Поттера, который с завидным стоицизмом принял свою участь и отправился в Азкабан. И все было на удивление хорошо, пока желание зажмуриться, выскочить из темной камеры и бежать без оглядки до самого аврората не стало невыносимым, и Гарри пришлось воспользоваться всей имеющейся в наличии силой воли, чтобы остаться на месте. Если Северуса Снейпа и осчастливила неожиданно свалившаяся на него милость Министерства, то у него очень правдоподобно получилось это скрыть. Уставившись на вошедшего Гарри своим фирменным взглядом «Как, Поттер, вы еще живы? Сейчас мы это исправим», Снейп молча слушал, а Гарри уже через несколько секунд пребывания в камере не отдавал себе ни малейшего отчета в том, что именно говорит. Без запинки выдавая не менее ста раз перечитанный на досуге текст, он во все глаза смотрел на сидящего перед ним человека, отмечая жестокие перемены, произошедшие с ним за год заключения. Всегда излишне сухощавый профессор выглядел теперь и вовсе болезненно истощенным. Слипшиеся пряди черных волос неряшливо свисали ниже плеч, падая на лоб и щеки. Глубокие морщины, пересекшие высокий лоб, густые темные брови, почти сошедшиеся на переносице и бескровные губы, слившиеся в тонкую, едва заметную линию, придавали лицу выражение озлобленности и неожиданной диковатости. Снейп слушал не шевелясь, и напряжение выдавали только длинные пальцы, стискивающие на груди края накинутой мантии. Манжета рубашки была слишком широка для тонкого запястья, и рукав съехал вниз почти до локтя, обнажая желтоватую гладкую кожу, которая казалась почти прозрачной. И Гарри решил, что если подойдет поближе, то сможет без труда разглядеть, как струится по венам кровь, как напрягаются мышцы, когда Снейп неосознанно крепче сжимает пальцы. Слова закончились, но, поглощенный детальным изучением профессора, Гарри понял это лишь когда наткнулся на цепкий тяжелый взгляд, и невольно поежился, неожиданно осознав, что год в Азкабане – это не то, что может сломать Северуса Снейпа. Несмотря на всю кажущуюся внешнюю незащищенность профессора, под этим взглядом по-прежнему хотелось съежиться, втянуть голову в плечи и признать собственную ничтожность, а еще почему-то неожиданно захотелось, чтобы Снейп хотя бы раз посмотрел на него по-другому, не важно, как именно, просто – иначе. Гарри сжал челюсти и неимоверным усилием воли заставил себя не отводить взгляд. - Вы хотели еще о чем-то поведать мне, мистер Поттер? – непривычно неуверенные интонации не оставляли сомнений, что посетители к Снейпу наведывались не часто, и вряд ли в последние несколько месяцев ему доводилось слышать собственный голос. - Да, сэр, - отчеканил Гарри, - завтра утром группа авроров доставит вас в Лондон. Вы можете составить список необходимых вещей и ингредиентов, в ближайшее время вам все будет доставлено. - Вы в курсе, что стало с бумагами и вещами из моей лаборатории в Хогвартсе? - Некоторые ваши записи хранятся в Министерстве, большинство зелий и заготовок использует на своих занятиях профессор Слагхорн, а часть… - Гарри замялся, раздумывая, так ли уж нужно говорить Снейпу правду, но потом решил, что скрывать, в принципе, незачем, и, снова уставившись на профессорские пальцы, решительно продолжил: - часть вашего оборудования и бумаг находится у меня. Я… Пальцы вдруг разжались, и мантия соскользнула вниз. Ворот серой рубашки из грубой ткани был неаккуратно разорван, и Гарри пялился теперь прямо на голую грудь, на резко выделяющиеся ключицы, на тонкую шею… Снейп вдруг резко поднялся и шагнул вперед прежде, чем Гарри успел понять, что происходит. - Какого дьявола, Поттер, вам понадобились мои вещи? Непонятным образом Снейп почти мгновенно оказался в опасной близости, и Гарри, реагируя на внезапное вторжение в свое личное пространство, выхватил палочку. Это было инстинктивное движение – привычка, приобретенная вместе с опытом аврорской работы. Каждую минуту ты должен быть готов к встрече с врагом, и только от быстроты твоей реакции зависит, кому из вас двоих посчастливится выжить. Но сейчас перед Гарри стоял вовсе не враг – перед ним был человек, едва не отдавший за него свою жизнь, человек, о котором он вот уже год думал каждый день, не оставляя попыток вытащить его из тюрьмы.

Toriya: Снейп не шевелился, замерев в полуметре от Гарри, а у отважного гриффиндорца не хватало смелости посмотреть ему в лицо, потому что он не знал, что произошло бы несколько секунд назад, если бы Снейп не остановился. Гарри глубоко вздохнул, пытаясь привести в относительный порядок мечущиеся мысли. «Кажется, он что-то спросил… а, ну да, зачем мне понадобились его вещи. А и правда, зачем они, собственно, мне понадобились?» Не рассказывать же в самом деле Снейпу, что сразу после оглашения вердикта Визенгамота Гарри аппарировал к воротам Хогвартса и, с согласия МакГонагал, с помощью домашних эльфов перевез к себе почти всю лабораторию, оставив лишь старые учебные планы, пылившиеся в шкафах, конспекты лекций и кипы никому не нужных экзаменационных работ. Это было удивительно, но Гарри успел, опередив прибывших в Хогвартс представителей Министерства всего на каких-то полчаса. Он не пытался разобраться в причинах, просто тогда ему показалось кощунством позволить министру присвоить то, чему Снейп посвятил большую часть своей странной жизни. А теперь… Гарри вдруг показалось, что из этой темной сырой камеры разом исчез весь воздух. Вытянутая рука предательски подрагивала, и он поспешно опустил ее, а потом круто развернулся на каблуках и, не оборачиваясь, вышел в коридор, бросив на ходу: - Я сегодня же все верну. Кроме как позорным бегством то, что он сделал, назвать было нельзя. Но Гарри не мог иначе. Он слетел по ступенькам с такой скоростью, будто за ним гналась вся стража Азкабана, и только когда солнечный свет больно резанул по глазам, зажмурившись, перевел дыхание. А потом, привалившись к прохладной стене, долго стоял, тщетно пытаясь смириться с тем, что только что понял. Он боялся. До дрожи в коленях, до болезненной пульсации в висках, до детской безудержной паники. Боялся не дементоров, не упокоенного в вечности Волдеморта, не Снейпа, а себя самого – того неизвестного Гарри Поттера, который все это затеял. Того, кто однажды неожиданно поверил, кто потом почему-то не мог уйти, просиживая долгие часы в жестком кресле, того, кто только что там, в камере, едва не отшвырнул прочь волшебную палочку, чтобы ничто не мешало ему самому шагнуть навстречу. И тот, другой, кажется, побеждал, и его реальность все настойчивее вторгалась в привычную жизнь. Но самым страшным и неправильным было то, что он уже не понимал, какая из двух реальностей настоящая, и в какой из них существует настоящий Гарри Поттер. «Кажется, я схожу с ума». Странно, но эта мысль не вызвала ни паники, ни неприязни. Наоборот, она пробуждала какой-то болезненный интерес, хотелось принять ее как должное, погрузиться в нее, прочувствовать. И Гарри, вернувшись в Лондон, долго бродил по тихим извилистым переулкам окраины, вдыхая запах весны. Небо было почему-то сиреневым, и заходящее солнце разливалось по нему горячими оранжевыми реками. И хотелось дотянуться до них и утонуть в этой пылающей вечности, чтобы не было больше ничего, кроме этого вечера, чтобы ничего больше не закончилось и не началось. Но небо стремительно темнело, и солнце прямо на глазах покорно скатывалось за горизонт, а Гарри все шел вперед, просто потому что совсем опьянел от густого запаха сирени и не хотел думать ни о магии, ни о запретах, ни о завтрашнем дне. И когда далеко за полночь очередная тихая улочка вынесла его прямиком к собственному подъезду, Гарри медленно поднялся по ступенькам, не зажигая свет, прошел по квартире и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Немного кружилась голова, вспыхивали под закрытыми веками яркие радуги и, засыпая, Гарри улыбался, сам не зная чему, и думал, что быть сумасшедшим, оказывается, не так уж плохо… *** Даже сейчас у Гарри теплело на сердце при воспоминании о том весеннем вечере. Наверное, именно тогда он был по-настоящему счастлив. То счастье было светлым, неожиданным и по-детски наивным, как он сам. Кажется, он был совсем юным, хотя прошло всего полгода. Бесконечные, мучительные полгода со Снейпом. Гарри не знал, чего в них было больше – радости или тоски, но зато абсолютно точно он мог сказать, чего в них не было вовсе – уверенности. Рядом с таким человеком, как Снейп, нельзя было ни планировать, ни надеяться. А еще желательно было ни во что не верить, ничего не хотеть и ничего не чувствовать, иначе каждый час, каждый миг ты испытывал мучительную боль. И день за днем Гарри снова и снова выбирал именно ее, потому что просто не мог иначе. С некоторых пор эта боль ассоциировалась у него с жизнью. И иногда ему казалось, что без нее, так же, как без Снейпа, он не выживет – просто вдруг не сможет вздохнуть, и сердце перестанет биться. И словно чтобы понять, как это будет, Гарри глубоко вдохнул терпкий осенний воздух и задержал дыхание. Сегодня был особенный день. Время как будто остановилось, замерев на перекрестке и дожидаясь, когда двое людей примут решение и станет наконец ясно, суждено ли одному из этих нехоженых путей раскинуться перед ними обоими. Гарри как никто понимал, что значит для Снейпа такая жизнь. Видимость свободы была для него гораздо хуже, чем заточение в Азкабане. И даже любимое дело не приносило удовлетворения. Снейп все больше худел и сутулился, стремительные раньше движения становились резкими и порой неловкими, и лишь глаза оставались прежними – глубокие, как две черные бездонные вечности, пронзительные и завораживающие. И Гарри не мог допустить, чтобы в этих невероятных глазах угасла жизнь. Даже если придется заплатить непомерно высокую цену, он это сделает, потому что все решил для себя и примет любой вариант. Гарри выдохнул и снова погрузился в воспоминания. *** …После того, как Снейпа перевели из Азкабана, Гарри появлялся у него регулярно. Рядовые авроры, дежурившие у входа, и не думали препятствовать начальнику спецотдела, созданному по личному распоряжению министра. За прошедший год аврорат негласно разделился на «начальство», «авроров» и «авроров Поттера», которых за глаза называли исключительно смертниками. У них не было семей, не было друзей, они не заводили случайных знакомств и отличались, как правило, замкнутостью и сложным характером. Сам же Поттер вел себя неровно. Сегодня он мог быть улыбчивым и общительным, завтра – не здороваясь, проносился мимо, или с раннего утра до поздней ночи не выходил из своего кабинета, общаясь исключительно с подчиненными. Его считали странным, но у героев свои законы, а память о Волдеморте была еще слишком свежа, чтобы недоумение и непонимание переросли в неприязнь. Гарри знал, как к нему относятся, но не имел ни малейшего желания что-то менять. Работа аврора давно стала для него просто работой, потеряв всю притягательность после первого же рейда, когда стало ясно, что он никогда не научится убивать. Нет, в этом не было ничего сложного – два слова и яркая зеленая вспышка. Только от каждой такой вспышки что-то обрывалось внутри, мутная пелена застилала глаза, и на месте убитых Пожирателей Гарри с ужасом видел безжизненные тела погибших друзей, Сириуса, Дамблдора… Каждый раз переживал их смерть, чувствуя ту же боль. Ведя за собой свой небольшой отряд, он каждый раз готовился к встрече с прошлым и в очередной раз вскидывал палочку, решительно выкрикивая слова смертельного заклятья, снова и снова убивая тех, кто был ему дорог. Отряд Поттера при малейшей возможности избегал убийств, но очень часто этой возможности не было. Гарри с трудом выкарабкивался утром из очередного кошмара, которому, казалось, не будет конца. И, как ни странно, ему очень часто удавалось удержаться на плаву, не погрузиться окончательно в черную ревущую пучину только благодаря мыслям о Снейпе – он должен был вернуть этот долг, ради этого стоило снова и снова выживать, даже когда казалось, что больше нет сил, чтобы открыть глаза и встретить новый рассвет. Потом стало легче – большинство сторонников Темного Лорда погибли или обрели пристанище в Азкабане. Авроры Поттера все чаще присоединялись к простым аврорам в качестве ответственных за выполнение очередного рутинного задания, а Гарри контролировал процесс, не выходя из своего кабинета. И только охрану Северуса Снейпа он предпочитал контролировать лично. Ребята из его отряда дежурили ночью, и Гарри каждый раз задерживался до их прихода. В первый месяц каждое посещение бывшего профессора превращалось для Гарри в пытку. Снейп упорно игнорировал его, пресекая любую попытку помочь с зельями раздраженным шипением и колкостями, а Гарри терпел, стискивая зубы и сжимая кулаки. Снейп ходил из комнаты в комнату, что-то смешивая, растирая и пересыпая, или, замерев перед огромным котлом и наклонив голову, пристально следил за булькающим зельем. Оставалось совершенно непонятно, как он умудряется поддерживать в самом обыкновенном маггловском очаге необходимую высоту пламени и менять температурный режим. Гарри словно врастал в подоконник, на котором, как правило, сидел, и, затаив дыхание, следил за священнодействующим профессором. Снейп не пользовался магией, но казалось, что каждое его движение, каждый жест были пронизаны ею. В один из вечеров Гарри застал Снейпа за чтением. Не реагируя на вошедшего, зельевар перевернул страницу и что-то отметил на полях.


Toriya: - Добрый вечер, сэр, - Гарри давно смирился с тем, что дождаться ответной вежливости не удастся, но продолжал здороваться. Однако в этот раз Снейп оторвался от книги и взглянул на него. - Оставьте это, Поттер. Вы прекрасно знаете, что никакого доброго вечера у меня не будет, впрочем, так же, как доброй ночи, доброго утра или доброго дня, тем более, в вашем присутствии. И уж если вы должны здесь находиться, то избавьте меня хотя бы от вашей неуместной болтливости, - в голосе Снейпа не было ни злобы, ни раздражения – он звучал монотонно и устало. Гарри открыл было рот, чтобы возразить, но вдруг понял, что сказать ему, в общем-то, нечего. Его общество, без сомнения, неприятно Снейпу, и будет гораздо лучше, если он уйдет. Но почему-то молча развернуться и уйти не хватало решимости, потому что тогда уже не будет причин возвращаться. Он искренне надеялся, что сможет хоть чем-то помочь Снейпу, он готов был изрезать тонну флоббер-червей, перечистить сотню котлов, только бы быть рядом. Он запрещал себе думать о причинах этого странного желания, но запретить себе приходить не мог. Мерлин, ну почему они не могут даже разговаривать по-человечески? В чем причина этой необъяснимой ненависти, которая, казалось, вспыхивала в глубине непроницаемых глаз, когда взгляд Снейпа падал на Гарри? Неужели это никогда не кончится? Гарри решительно мотнул головой и шагнул вперед. - Я хочу узнать, профессор, за что вы так ненавидите меня? Меня не интересует версия о ненависти, перешедшей по наследству, вы не можете ненавидеть меня за чужие грехи. Причина не в этом, я прав? Тогда в чем? Скажите, сэр. Разве я не имею права знать, чем заслужил такое отношение? Снейп презрительно скривился и отложил перо, видимо, решив, что от настырного надзирателя так просто отделаться не удастся. - Вы заблуждаетесь, Поттер, - насмешливо отозвался он, - я не испытываю к вам таких сильных чувств, как ненависть. Вы мне просто неприятны. Молчите, - Снейп взмахнул рукой, останавливая попытавшегося что-то возразить юношу. – Вы ведь хотели узнать правду. Так вот, правда заключается в том, что вы мне неприятны как человек и неинтересны как личность. Следовательно, я заключаю, что из общения с вами я не вынесу ничего, кроме раздражения и взаимного негатива, тогда зачем же мне с вами общаться? Вы правы, мое отношение к вашему отцу не имеет в данном случае никакого значения. Я не знаю, по каким причинам вы вдруг решили попытаться выяснить отношения. Допускаю, что это очередное праздное любопытство, свойственное большинству гриффиндорцев, но у меня нет ни малейшего желания тратить время на подобные разговоры, поэтому, надеюсь, больше этого не повторится. - Хорошо, - кивнул Гарри, пытаясь сдержаться и не заорать. – Хорошо, скажите мне только, если вы считаете меня такой никчемной личностью, зачем вы спасли мне жизнь? Кому было бы хуже, если бы Волдеморт убил меня? Снейп застыл в немом изумлении. Казалось, вопрос на самом деле поразил его, но через мгновение на его лице вновь появилось насмешливое выражение. - Слабоумие неизлечимо, Поттер. Вы тому очередное доказательство. Я не спасал вам жизнь, я всего лишь предоставлял возможность убить. Пророчество должно было исполниться, Поттер. Вы должны были убить его. - Вы верите в пророчества? – усмехнулся Гарри, но улыбка получилась скорее болезненной, чем насмешливой. Снейпа не волновала его жизнь, Снейпа волновала только смерть Волдеморта, как же глупо было надеяться на что-то другое. - Нет, Поттер, я не верю, но в то пророчество верил Волдеморт, а сила внушения – великая вещь. - Но вы рисковали жизнью! - Вы тоже, - словно нехотя проронил Снейп и отвернулся к отложенной книге. - Но я был обязан это сделать. - И я был обязан, Поттер. Окажись на моем месте любой из тех, кто был тогда в зале, он поступил бы точно так же, не сомневайтесь. У меня была возможность, и я ее использовал, и мне вовсе не нужно, чтобы вы считали себя чем-то обязанным мне. Единственное, чего я не понимаю, это почему вы вытаскивали меня, а не кого-то из своих друзей, которым тоже могли бы спасти жизнь. Впрочем, вы, должно быть, находились в состоянии аффекта, а я был первым, кто попался вам на пути. В любом случае, я признателен вам за спасение, но если вы надеетесь, что от этого мое отношение к вам хоть в малейшей степени изменилось, то вы заблуждаетесь. - А мое - изменилось, - едва слышно выдохнул Гарри. - Что? – стремительный поворот головы, и пытливый взгляд черных глаз. - Я не могу относиться к вам, как прежде, сэр. Я не отрицаю, раньше мне казалось… Но теперь все иначе, - Гарри закусил губу, не зная, как лучше высказать то, о чем он думал тысячи раз, да и стоит ли? Снейпу ведь, кажется, все равно. – Не важно. Я не стану вам мешать. Прощайте, сэр, - Гарри быстро развернулся и вышел. Тогда ему казалось, что он больше никогда не вернется сюда, и от этого было так страшно, что дрожали руки, и болезненно сжималось сердце. Он тяжело спустился по ступенькам, медленно пошел вперед, а потом вдруг не выдержал и бросился к ближайшему дереву. Обнял толстый ствол обеими руками, прижавшись щекой к неровной жесткой коре. Сердце бешено колотилось, словно он только что пробежал стометровку, и Гарри жадно хватал ртом воздух, пытаясь отдышаться, успокоиться, подумать. Но думать было больше не о чем, а в груди разрасталась боль. Он съехал по стволу, царапая ладони и щеку, глядя прямо перед собой и видя только зеленую рябь. Он помнил, что когда-то умел плакать, но сейчас слез не было, были только отчаянье и холод. Холод, который, казалось, пронизывал каждую клеточку, стараясь добраться до сердца. А ведь ничего особенного не произошло. Снейп не сказал ничего неожиданного. Почему же так больно? Легкий, по-весеннему теплый ветерок шевелил растрепанные волосы, сушил покрытый испариной лоб, и Гарри почему-то вспомнился Хогвартс – берег озера, весенний вечер, усыпанное звездами небо, домик Хагрида у самой кромки запретного леса и желтый теплый свет, льющийся из высоких окон замка. Когда-то Гарри казалось, что его место – там, в Хогвартсе, что он никогда не сможет уйти оттуда навсегда, но все изменилось. Хогвартс остался в прошлом, там же, где навсегда осталось детство. Позже ему казалось, что он должен быть рядом с теми, кто ему дорог – Сириусом, Дамблдором, друзьями. «А теперь? Где мой дом теперь?» - растерянно думал Гарри. Волдеморта больше не было, но в его жизни, в общем-то, ничего не изменилось. Ему по-прежнему некуда было возвращаться, а так хотелось знать, что фиолетовую ночную тьму где-то прорезает золотистый свет, льющийся из окна, за которым есть кто-то, кто ждет тебя. В голову лезли привычные мысли о том, что он сам во всем виноват, что занятый одной навязчивой идеей – найти и убить Волдеморта – он привык к одиночеству, привык принимать решения и расплачиваться за свои ошибки сам, не надеясь на помощь и поддержку. Его не понимали, винили в замкнутости и резкости, в недоверчивости и неумении подстраиваться под обстоятельства, а ему было все равно. И сейчас было уже поздно пытаться что-то менять, и Гарри казалось, что он завис вне времени – спасенный мир несся вперед, а вчерашний герой, осмысленно вычеркнувший себя из жизни этого мира, остался где-то в вечном настоящем, в котором кроме него никого больше нет. Но был еще один человек, который тоже выбился из общего ритма. Нагружая себя работой, он день ото дня пытался приспособиться к новой жизни, и именно его презрение ранило больнее всего. - Посредственность… Никчемность… Посредственность… – продолжал звучать в ушах голос Снейпа. Гарри с трудом поднялся и, сделав несколько неуверенных шагов, аппарировал прямо к себе в квартиру. Очертания предметов странно подрагивали и расплывались. Стараясь не смотреть вокруг, он на ощупь добрался до кровати. Казалось, комнату затопила липкая горячая муть, и теперь она подбиралась к Гарри, грозя просочиться через кожу к самому сердцу. Юноша зажмурился и уткнулся в подушку, а потом его вдруг закружило в темном стремительном водовороте, и все закончилось. А дальше дни слились в черную душную бесконечность, с ослепительными вспышками реальности, от которых слезились глаза и раскалывалась голова. Он слышал встревоженные голоса, чувствовал острожные прикосновения и пытался оттолкнуть ласковые руки, пытался объяснить, что ему не нужна жалость, не нужна забота. Ему нужен просто взгляд, откровенный, обжигающий, и ощущение жестких холодных пальцев в своей ладони. Но руки не исчезали – бережно трогали лоб, натягивали одеяло, гладили по голове. И чьи-то пышные волосы падали на лицо, и мягкие губы что-то успокаивающе шептали, касаясь уха и щекоча щеку теплым дыханьем. А Гарри задыхался от навязчивого стойкого запаха ванили и до крови закусывал губы, чтобы не закричать, снова проваливался в спасительную тьму, и ему казалось, что это та самая вечная тьма, таящаяся в глубине знакомых глаз. А потом было возвращение к жизни, неприятная сцена с Джинни, которая уверенно примеряла на себя роль незаменимой женщины в жизни легендарного Гарри Поттера. Были слезы и ругань, и звон разбитой посуды, и ощущение, что голова от нестерпимой боли разлетится на тысячу кусков, и нелепое сожаление о том, что он больше никогда в жизни не сможет смотреть без содрогания на сдобные булочки с приятным запахом ванили. А потом была знакомая улица и знакомые деревья по обочинам дороги, и оглушительно стучащее сердце.

Toriya: Когда Гарри вошел, Снейп стоял к нему вполоборота, с подозрением принюхиваясь к содержимому ковша, который держал в руке. От жидкости поднимался плотный зеленоватый пар, и Гарри даже от двери почувствовал резкий горьковатый запах миндаля. - Добрый день, сэр, - голос прозвучал на удивление бодро. Снейп вздрогнул и стремительно обернулся. Ковш накренился, и вязкая тягучая жидкость выплеснулась на пол, с шипением растекаясь по деревянному настилу. Гарри кинулся к профессору, мантия которого задымилась под попавшими на нее каплями зелья, и выхватил у него из рук ковш. Снейп проворно скинул мантию, с неподдельным любопытством оглядел пол с темно-коричневыми подпалинами, а потом воззрился на Гарри, и тот с удивлением увидел, как вспыхивают на бледных впалых щеках алые пятна. - Вы как всегда кстати, Поттер, - прошипел Снейп, делая шаг навстречу. Гарри поспешно отступил, не в силах оторвать взгляд от удивительного зрелища – раскрасневшегося Снейпа. В такой ярости Гарри видел профессора, пожалуй, лишь на пятом курсе после той злополучной истории с Омутом Памяти. - Что вам нужно? Отвечайте! Какого дьявола вы здесь забыли? – Снейп сделал еще шаг, и Гарри снова отступил. – Думаете, я не знаю, кому обязан великим счастьем – сидеть в этой маггловской дыре под охраной убогих юнцов, у которых я еще и вынужден просить помощи? Я имел несчастье учить почти всех из них и, думаю, даже вы в состоянии понять, какие чувства я у них вызываю. - Я для этого и прихожу, сэр - помочь вам, - выдохнул Гарри, до боли сжимая в ладони металлическую ручку ковша. «Откуда? Откуда он узнал?» - Ну да, легендарный герой себя, конечно, к убогим юнцам не причисляет, - еще шаг, и Снейп оказался совсем близко. Его худое костлявое тело казалось сейчас на удивление внушительным. Он навис над Гарри, едва не касаясь его лица кончиком своего длинного носа, и юноша вжался в стену, чувствуя, как подгибаются колени и приливает к щекам кровь. - Вы хотите, чтобы я рассыпался перед вами в благодарностях? – глаза Снейпа опасно сверкнули, и у Гарри перехватило дыхание от внезапной догадки: «Неужели он думает, что я…» - Нет! Нет, сэр! Я этого вовсе не хочу! - А чего же вы хотите? – прищурился Снейп, пристально вглядываясь в глаза гриффиндорца. И, плохо соображая, что делает, Гарри вдруг подался навстречу, делая, наконец, то, на что не отважился много дней назад в Азкабане, и выдохнул прямо в эти плотно сомкнутые бледные губы: - Вас. На лице Снейпа на мгновение появилось выражение полного непонимания. Видимо, такой ответ он рассчитывал услышать меньше всего. - Что? - Я люблю вас. Резко выпрямившись, Снейп отступил назад и вскинул руку, словно в неосознанном жесте защиты, а Гарри отчаянно пытался перехватить ускользающий взгляд. - Я люблю вас, - повторил Гарри медленно, словно пытаясь вдохнуть в эти слова жизнь, чтобы они не растаяли пустыми звуками, а остались на губах вместе с горьким привкусом миндаля. Растерянность на лице Снейпа на секунду сменилась недоверием, а потом словно опустился занавес, снова привычно скрывая эмоции и чувства, так внезапно вырвавшиеся наружу. Снейп откинул с лица слипшиеся черные пряди и равнодушно взглянул на Гарри, но все в его позе выдавало волнение – необычно напряженная спина, побелевшие костяшки переплетенных пальцев, плотно сжатые губы. - Глупости, мистер Поттер, любви нет. Во всяком случае, в том виде, в каком вы себе ее представляете – розы, слезы, вместе до гроба. Это все чепуха, призванная оправдать физическое желание. У вас больное воображение, и я советовал бы вам все же пройти курс лечения в клинике Святого Мунго, от которого вы так неосмотрительно отказались после победы. Если у вас проблемы с личной жизнью, пойдите и удовлетворите потребности в любом подходящем заведении, не понимаю, почему вы пришли сюда, я, кажется, не ваш личный психолог. Гарри неловко сполз по стене, пряча лицо в ладонях. Чувствовал он себя сейчас гораздо хуже, чем мог себе вообразить. Зачем он это сказал? В надежде, что от озвученной правды станет легче? Легче не стало. Не хотелось ни орать, ни биться в истерике, ни пытаться что-то доказать. Не хотелось вообще ничего. Только сидеть вот так, отгородившись от любых проявлений внешнего мира, погрузившись в спасительную темноту. Слова Снейпа слились в равномерный тягучий гул, и Гарри больше не мог разобрать, в чем его стараются убедить. А Снейп действительно старался. Гарри чувствовал, как он расхаживает по комнате, явно выведенный из равновесия неожиданным признанием ненавистного Поттера. С трудом оторвав ладони от лица, Гарри медленно поднялся. Профессор стоял у окна, обхватив себя руками, словно пытаясь согреться, и так низко опустив голову, что Гарри видел основание тонкой белой шеи и резко выступающий позвонок. И перехватило дыханье, и захотелось броситься к нему и обнять так, чтобы почувствовать каждую кость, каждую впадинку этого тела, дотронуться губами до синей венки на виске и не отпускать никогда, жить бесконечными мгновениями от вдоха до выдоха. Смотреть, как устало опускаются веки с тонкими красноватыми прожилками, как трепещут глубоко вырезанные ноздри тонкого длинного носа, и ждать, затаив дыханье, ответного взгляда. Отстранившись от стены, Гарри шагнул в сторону, глядя на дверь. Только бы дойти. Только бы не оглянуться. Только бы почувствовать под пальцами спасительный холод гладкой ручки. А потом – легкое движение, и все будет кончено. На этот раз уже навсегда. Кому какое дело до глупых надежд неисправимо наивного Гарри Поттера. Он просто еще раз хотел увидеть Снейпа. А может быть, даже хотел, чтобы Снейп узнал. И теперь он знает. А сейчас нужно всего лишь сделать несколько шагов до двери, легко повернуть ручку и уйти. Молча. Не оглядываясь. Шаг. Еще один. И вот уже прямо перед глазами темно-коричневые прожилки на бежевом фоне деревянной двери складываются в причудливую картину непройденных дорог с гротескными мордами мифических чудовищ и скорбными лицами ночных призраков. Мечты и реальность, сливающиеся в черты знакомого профиля. И Гарри невольно проводит пальцем по выделяющейся горбинке носа, резкому выступу скулы, плотно сомкнутым губам. И с губ срываются неожиданные слова, обращенные не к человеку, а к темному профилю на светлом дереве: - Я все понял, сэр. Вернее, я знал заранее. Глупо, правда? Хотя вы всегда считали меня идиотом, так что вряд ли вас это удивляет. Я знаю, что раздражаю вас больше чем кто бы то ни было, и знаю, что вы были бы счастливы никогда со мной не встречаться. В прошлый раз вы выразились более чем ясно. Но мне нужно было увидеть вас еще раз. Прощайте, профессор. С тихим щелчком поворачивается ручка, и дверь медленно, словно нехотя, подается вперед. - Постойте, Поттер, - раздается низкий повелительный голос. И Гарри, словно обжегшись, отдергивает руку от блестящей ручки, на которой играют ослепительные блики бьющего в окно солнца. - Вы так настойчиво и так изобретательно предлагали мне свою помощь, что с моей стороны было бы глупо от нее отказываться. Я начал работу над зельем забвения, и ваша палочка будет очень кстати. Но учтите, я не позволю вам болтать, портить компоненты и взрывать котлы. Если ваше странное желание еще не улетучилось, то можете приступать. Гарри, отказываясь верить собственным ушам, растерянно обернулся, ожидая встретить ненавидящий взгляд. Но Снейп по-прежнему смотрел в окно. Только голова была теперь высоко поднята, а руки – привычно скрещены на груди. Гарри открыл было рот, чтобы поинтересоваться, не послышалось ли ему – таким неожиданным в свете последних событий казалось предложение зельевара – но Снейп словно предугадал его намерения. - Ни слова, Поттер, - рявкнул он. – Если вы намерены остаться, то прекратите топтаться у двери, разведите огонь и прогрейте котел. Так и не взглянув в сторону Гарри, Снейп направился в соседнюю комнату. Гарри закрыл приоткрытую дверь, провел внезапно вспотевшей ладонью по гладкому прохладному дереву, на мгновение прижался к нему разгоряченным лбом, а потом, уверенно направив палочку в дальний угол комнаты, призвал огромный начищенный до зеркального блеска котел, и велел своей неуместной гриффиндорской гордости заткнуться. Слишком ничтожной была плата за внезапно дарованную возможность вернуться сюда снова… *** Гарри медленно поднялся на крыльцо. Так много дней прошло с тех пор, и каждый он помнит до самой незначительной мелочи, до секунды. Он помнит длинные вечера, и скрип пера по пергаменту, и Снейпа, склонившегося над очередной книгой, и впервые произнесенное «Северус». Он помнит жидкий воск, срывающийся вниз, прожигающий кожу и застывающий на пальцах матовой гладкой пленкой. И сухие жестокие губы, ничего не обещающие, ничего не дарующие и отнимающие все – волю, дыханье, жизнь.

Toriya: Помнит жесткие пальцы на своих запястьях, болезненное, невыносимое желание близости и насмешливое снейповское «Зелье готово, мистер Поттер, ваша помощь больше не требуется». И вот сегодня все закончится. Осталось всего несколько часов до финала. И с каждым шагом, с каждым ударом сердца ожидание становилось все более невыносимым. - Привет, Крис, – кивнул Гарри меланхолично курящему блондину. Все в порядке? - Без проблем, мистер Поттер, - улыбнулся тот, откидывая со лба длинную светлую прядь, но тут же помрачнел: - А что ему сделается? Если только собственным ядом захлебнется, но на это надежды мало. И зачем только он понадобился министру? Сидел бы себе в Азкабане, пока не сгнил заживо или не свихнулся. Гарри, уже готовый открыть дверь, замер, слушая. Когда Крис замолчал, он медленно обернулся. В его взгляде не было ничего, кроме искреннего непонимания. - За что ты его так ненавидишь? - А за что мне его любить? – неподдельно изумился аврор. – Да он хуже дементора – те хотя бы молчат. Я вижу его только при заступлении на смену, но мне и этого хватает с избытком. Он способен отравить все вокруг, а от одного его взгляда хочется провалиться сквозь землю и уже никогда даже не пытаться считать себя существом мыслящим и имеющим право на жизнь. В нем нет ничего, кроме желчи и презрения. И иногда я даже начинаю сомневаться, что он человек, - Крис вдруг как-то осунулся и опустил голову на руки. Длинные волосы рассыпались, закрывая лицо, скользя по тонким запястьям. - Не думал, что ты так впечатлителен, - без тени насмешки произнес Гарри, продолжая с интересом смотреть на блондина. Обычно министерские авроры не отличались низкой самооценкой. Ведь чтобы произнести смертельное заклятье, ты должен хотя бы в этот момент быть уверен, что имеешь на это право. - Ты не сможешь спокойно работать, Крис, если чувствуешь свою ущербность. А вдруг в самый ответственный момент ты впадешь в истерику и в панике одаришь Авадой и правых и виноватых? Подумай об этом, Крис. Твои эмоции – это только твоя проблема. Ты справишься с ней наедине, но делать это достоянием публики не только непрофессионально, но и опасно. Так ли сильно ты хочешь быть аврором, чтобы принять раз и навсегда это простое правило и следовать ему каждый день? Гарри не совсем понимал, зачем говорит все это. По большому счету, его мало волновала дальнейшая судьба этого парня, но было в нем что-то такое, что напомнило Гарри его самого пару лет назад, и почему-то захотелось не столько предостеречь, сколько поделиться собственным опытом. Крис медленно поднял голову и откинул назад волосы. Большие голубые глаза смотрели растерянно и смущенно. - Я подумаю, мистер Поттер. - Подумай, - кивнул Гарри, отворачиваясь, - а насчет Снейпа не беспокойся. Министру необходим зельевар его класса, но, по его мнению, такие почести, как круглосуточная охрана, излишни. Нашему арестанту в скором времени снова придется вернуться в Азкабан. Своими исследованиями на благо страны он сможет заниматься и там. - О, это самая замечательная новость за все эти отвратительные полгода! - Да, я тоже так думаю, Крис, - оглянулся Гарри. Его глаза сияли, и было в них что-то такое, отчего блондину очень захотелось зажмуриться, но он справился с собой, зачарованно глядя, как закрывается за Поттером дверь, и все еще видя перед собой невероятно яркую зелень глаз и ослепительную улыбку, от которой почему-то становилось страшно. - Так весело, отчаянно шел к виселице он. В последний раз в последний пляс пустился Макферсон,* - пробормотал Крис, продолжая пялиться на дверь. Потом вдруг, словно очнувшись, тряхнул головой и поднялся. – Что это за бред я несу? Откуда только что берется? Совсем свихнулся по соседству с этим скорпионом. Прав Поттер, надо отсюда сваливать. *** Гарри вошел в комнату и остановился. То, что вчера сказал министр, заставило его наконец решиться. Мерлин знает, сколько бы еще он откладывал, если бы все оставалось по-прежнему. Может, это к лучшему – разобраться во всем сейчас и прекратить изводить себя неизвестностью? Пора начинать обратный отсчет. Сколько у него времени? От силы – час. Единственный, самый последний час. Северус… - Северус, - шепот, неуверенный шаг. - Северус! – полувскрик-полувсхлип и рывок вперед, с одним желанием – прижаться так крепко, чтобы казалось – это навсегда. Сбив по пути кипу книг с этажерки, налетев в полумраке коридора на что-то незаметное и вздрогнув от оглушительного звона разлетевшихся по полу осколков, поскользнувшись на вязкой расплескавшейся массе, Гарри буквально въехал в кухню, едва успев ухватиться за косяк и не шмякнуться носом в пол. Снейп стоял у плиты и помешивал что-то в маленькой алюминиевой кастрюльке. - Северус… - выдохнул Гарри - Могу я поинтересоваться, что послужило причиной этого разгрома? Ты решил таким образом внести оживление в мою скучную жизнь или за тобой гналась собственная тень? С тихим звяканьем опустилась в раковину ложка. Погасло пламя под кастрюлей. Сердце стучало где-то в горле, и Гарри, с трудом переводя дыханье, молча смотрел на приближающегося Снейпа. И только когда сильные пальцы впились в плечи, он рванулся вперед, стискивая в объятьях худое тело, повисая на нем всей своей тяжестью, боясь потерять каждое мгновенье. А пальцы сжимались все сильнее, но Гарри не чувствовал боли, лихорадочно срывая со Снейпа рубашку, утыкаясь носом в острую ключицу, чувствуя губами бешеное биение пульса на тонкой шее и слыша оглушительные удары сердца. Двух сердец, которые сейчас бились вместе – одно рядом с другим. Но Снейп вцепился в волосы и резко дернул назад, так, что у Гарри поплыло перед глазами от выступивших слез, и вдруг мир накренился, он почувствовал, что падает, а потом его накрыло тьмой и тяжестью. Гарри едва дышал, чувствуя себя одновременно невероятно беспомощным и самым сильным. Казалось, сила вливалась в него через поры разгоряченной кожи, там, где до нее дотрагивались жесткие губы. Снейп привычно удерживал запястья Гарри, прижимая их к полу. От его сбившегося дыханья шевелились тонкие волоски на шее. Гарри выгибался навстречу горячему языку, скользящему по груди вокруг затвердевших сосков и снова вверх, по выпуклости адамова яблока, по подбородку, и задыхался, пытаясь вырвать руки. И только когда казалось, что жизнь кончится, если он не дотронется до знакомого лица, если ему не позволят принять участие в этом горячечном бреде, Снейп разжал пальцы и одним движением стянул до щиколоток узкие джинсы Гарри. Юноша выгнулся, морщась, – внезапное соприкосновение с холодным полом оказалось почти болезненным. Но Снейп прижал его снова, и стало безразлично – где. Гарри согласился бы даже на острые прибрежные камни, на влажную землю с выпирающими кривыми корнями, даже на битые стекла, потому что Снейп уверенно развел его колени и начал медленно проникать внутрь. И не осталось ничего, кроме желания отдать ему всего себя без остатка. И безразлично, что будет дальше, лишь бы сейчас Северус был здесь. С ним. В нем. Снейп погружался все глубже и глубже, а потом вдруг замер, давая Гарри время привыкнуть. - Северус… Северус, пожалуйста, - зеленые глаза распахнулись так широко, что, казалось, готовы отразить весь мир до мельчайших деталей. Гарри не просил о вечности – он знал, что не имеет на это права. Он просил лишь о последней возможности почувствовать себя живым. И Снейп, кажется, понял. Он начал двигаться, медленно, едва заметно. Его высокий лоб, пересеченный морщинами, покрылся бисеринками пота, а длинные пряди черных волос скользили по запрокинутому лицу Гарри, по его щекам, на которых загорался лихорадочный румянец, по опущенным подрагивающим векам. И по телу разливалась тягучая томительная сладость, и Гарри хотелось кричать от осознания, что лучше этого, чище этого нет ничего в целом мире. Кажется, еще мгновенье, и он оторвется от земли, чтобы плыть, покачиваясь, на волнах ослепительного света, вспыхнувшего вокруг, и знать, что он не один, их там – двое.

Toriya: Ритм убыстряется, движения Снейпа становятся все более резкими, и Гарри движется вместе с ним, навстречу ему. Снова и снова. И когда Гарри начинает задыхаться и всхлипывать, Снейп слегка приподнимается и, скользнув влажной ладонью, по напряженному животу обхватывает его член. Всего несколько уверенных движений, и у Гарри темнеет в глазах, он бьется на полу, а потом связь с реальностью теряется. Придя в себя, Гарри больше не чувствовал на себе тяжести тела Снейпа, и от этого становилось тоскливо и холодно. Но вдруг чьи-то влажные и удивительно нежные губы прижались к его губам. Гарри распахнул глаза и увидел склонившегося над ним Снейпа. Это был ласковый глубокий поцелуй, один на двоих, когда смешивается дыханье и сплетаются языки. Снейп целовал его властно и нежно, ласково и настойчиво, так, как не целовал никогда, и от нахлынувшего внезапно счастья закружилась голова, предательски защипало в глазах. Пытаясь справиться с внезапной слабостью, Гарри отвел взгляд, надеясь, что Северус ничего не заметил, и вдруг увидел свою волшебную палочку, зажатую в руке Снейпа. Зельевар напрягся и отстранился. - Спокойно, Поттер. Не шевелись и не ори, ради Мерлина. Я не причиню вреда ни тебе, ни тому юнцу-аврору за дверью, просто оглушу ступефаем и уйду. - Северус… - Гарри вглядывался в мгновенно окаменевшее лицо, пытаясь отыскать в нем хотя бы отзвуки той непонятной светлой грусти, пронизывающие его еще минуту назад, когда их губы сливались в поцелуе. - Молчи, Поттер. Будь осмотрителен хотя бы раз в жизни. Я уйду в любом случае, но в твоих силах сделать так, чтобы обошлось без жертв. - Северус, я не собираюсь тебя останавливать, я только прошу, чтобы ты меня выслушал. - Вот как? – Снейп насмешливо выгнул бровь и с интересом воззрился на Гарри. – Что ж, говори. Гарри отвернулся и с силой прикусил губу. Нужно было говорить. Нужно было постараться быть спокойным и рассудительным. А как можно быть спокойным, когда ты лежишь на полу голый, а тот, кто еще пять минут назад казался самым близким, стоит рядом, готовый в любой момент оглушить тебя заклятьем или презрительно рассмеяться в лицо. Как можно быть рассудительным, когда хочется забиться в истерике и уткнуться в родное плечо, умоляя остаться. - Северус, я… Я не знаю, что ты думаешь обо всем этом. О наших отношениях. Но ты должен знать, что думаю я. Ты можешь считать меня идиотом, извращенцем, мазохистом – мне все равно, я люблю тебя. Ты сейчас выйдешь за дверь, и что дальше? Что ты будешь делать? Куда пойдешь? - Не вижу повода отчитываться перед тобой, - пробормотал Снейп. А Гарри, зябко поведя плечами, поднялся и сел, подтянув колени к груди. - Я купил небольшой дом. В самом сердце Италии - Тоскане, недалеко от озера Больсена. Там светит южное солнце, и растут удивительные пинии, с тонкими золотистыми стволами и пышными колючими кронами. Там воздух пропитан свежестью моря и пьянящим ароматом цветущих магнолий, и кажется, что нет на свете места прекраснее. И можно не думать ни о чем, потому что время там словно замирает, и ты как будто живешь вне минут. Ты сможешь спокойно работать в лаборатории, собирать лекарственные травы или спускаться к озеру. Мы будем ездить на скачки в Сиену, а вечером потягивать густое терпкое кьянти и смотреть на огромные белые звезды, висящие так низко, что, кажется, протяни руку – и сожмешь одну из них в кулаке. Там ты сможешь быть самим собой, Северус. Там не нужно играть и надевать маски. Там все живое, яркое, горячее, и нет места ледяным ветрам и обманчивым туманам. - Не думал, Поттер, что ты такой неисправимый романтик, - хмыкнул Снейп, но почему-то отвел взгляд, словно избегая смотреть на Гарри. – Что мне делать на юге? Я ведь мрачный скользкий слизеринец. Или ты забыл, что я предпочитаю темные сырые подземелья и ненавижу солнечный свет? Гарри судорожно сжал челюсти. Какой смысл говорить, что он отправился бы за Снейпом хоть в тропики, хоть в Антарктиду, если бы его позвали. Все равно от этого ничего не изменится. - К тому же, я терпеть не могу итальянскую кухню, Поттер. А что еще ты можешь предложить мне, кроме виноградной кислятины, неуместной романтики и своего общества? И оденься, ради Мерлина, на твои синие губы смотреть противно. Гарри неуклюже поднялся, натянул валяющиеся рядом джинсы, набросил на плечи рубашку и прислонился к стене. - Ты можешь идти, куда угодно, Северус, я не стану тебе мешать. Только сначала загляни туда. В гостиной ты найдешь на столе деньги и свою волшебную палочку. Деньги не мои, - поспешно пояснил Гарри, заметив гримасу отвращения, появившуюся на лице Снейпа. Я успел унести их из Хогвартса еще до ареста твоего имущества, а палочка… Впрочем, это не имеет значения. Вынув из заднего кармана ключ, Гарри протянул его Снейпу. - Возьми. И не говори сейчас ничего. Пожалуйста. Просто примени окклюменцию – я покажу тебе место, где находится дом. Потом ты свяжешь меня, пройдешь мимо Криса и дойдешь до первого дерева на обочине дороги, оттуда сможешь аппарировать. А дальше поступай, как хочешь. Можешь уйти, можешь остаться. - А что собираешься делать ты? - Я дождусь смены авроров, она уже скоро. Меня найдут, освободят. Я скажу, что ты сумел отнять у меня палочку. - За такую оплошность тебя вряд ли наградят. - Я не вернусь в аврорат. Мне больше нечего делать ни в Министерстве, ни в Англии. Меня здесь никто не ждет, и никто не наденет траур после моего исчезновения. - Герой решил поиграть в отшельника? Гарри вскинул голову и в упор взглянул на Снейпа. Во взгляде читалась неподдельная ярость. - Тебе ли не знать, что природа обделила меня актерскими талантами? - Ну почему же, – с непроницаемым выражением лица протянул Снейп, - самообладания у тебя с годами значительно прибавилось. Только благодаря этому здесь, - он картинно обвел рукой комнату, - еще осталась целая мебель. - Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, - ярость улетучилась так же внезапно, как появилась, Гарри устало вздохнул и отвел взгляд. - Предположим, что так. От этого безразличного холодного голоса хотелось взвыть, но Гарри еще нашел в себе силы спокойно продолжить: - Я вернусь лишь за тем, чтобы забрать деньги из Гринготтса. У меня достаточно средств, чтобы убраться подальше отсюда. Я аппарирую часа через два, и меня не волнует, что подумает министр и все остальные. Если ты решишь уйти, то оставь, пожалуйста, мою волшебную палочку на столе, думаю, она мне еще пригодится. - Ну разумеется, Поттер, - хмыкнул Снейп, приближаясь. Две волшебные палочки мне, в общем-то, ни к чему. «Боже, какую чушь мы несем», - думал Гарри, все еще не веря, что ничего уже не исправишь, что все уже сказано, и теперь остается только бессильно ждать решения Снейпа. - Легилименс! – взмах руки, и перед глазами Гарри появляется зеленая лощина, утопающая в цветах, и дом, примостившийся у подножья холма. Солнце прячется в темной зелени стройных кипарисов и нежится под кронами невысоких серебристых олив. А ветер шевелит огромные белые лепестки магнолий и кожистые листья олеандров, и хочется снова и снова выдыхать сладковатый прогретый воздух, пропитанный запахом самой жизни. - Неплохо, Поттер. Очень яркое воспоминание. Думаю, аппарировать туда не составит труда. А теперь – Алларис! Прочные веревки обвились вокруг щиколоток, коленей и запястий, и Гарри пошатнулся, потеряв равновесие, но Снейп успел подхватить его и аккуратно усадить на пол, привалив спиной к стене, а потом опустился на колени рядом и заговорил: - Я не знаю, Поттер, в чем причина твоего странного поведения. Скорее всего, виноват твой хронический кретинизм или помешательство на почве неотданного долга. В любом случае, я собираюсь воспользоваться этим подарком судьбы, раз он так неожиданно кстати замаячил на горизонте. Ты понимаешь меня? - Да, - кивнул Гарри, отводя взгляд. Он не мог сейчас смотреть на Снейпа, больше всего боясь увериться, что решение уже принято, и ничего не изменится ни через два часа, ни через год.

Toriya: - Такая неожиданная сообразительность не может не радовать, - передернув плечами, Снейп стремительно поднялся и направился к двери. – Онемей, - бросил он, на мгновенье обернувшись и взмахнув палочкой, а потом ушел. Гарри сидел, затаив дыханье, пока не услышал долетевшее издали приглушенное «Ступефай» и стук захлопнувшейся двери, а потом уткнулся лицом в колени и бессильно закрыл глаза. *** Небо было ослепительно голубым, и, глядя на него, хотелось верить в чудеса и в возможность быть счастливым. Голова немного кружилась после аппарации, а глаза ломило от яркого света, Гарри прикрыл их ладонью, спасаясь от обжигающих лучей, и медленно направился к дому. Нерешительно толкнул незапертую входную дверь. Прислушался. Вокруг было удивительно тихо, и почему-то казалось важным не нарушить эту тишину, поэтому Гарри неслышно скользнул внутрь, осторожно ступая по половицам. Ненадолго задержавшись у двери в гостиную, он решительно прошел мимо – было слишком страшно войти туда прямо сейчас и сразу все понять. Гарри обследовал дом с болезненной методичностью, открывая двери кладовок, распахивая створки шкафов. Это было невыносимо глупо, и Гарри болезненно морщился, представляя, каким жалким и малодушным он должен казаться со стороны. Конечно же, он не думал, что может обнаружить Снейпа в каком-нибудь чулане, но было просто жизненно необходимо замедлить время, которое, казалось, с ужасающей скоростью неслось к развязке. Сердце почти перестало биться, Гарри впервые чувствовал его неожиданную тяжесть. И тогда, наконец, решившись, он вошел. Медленно подойдя к столу, словно во сне протянул руку, и пальцы привычно сжали теплое дерево. Остролист и перо феникса, одиннадцать дюймов. Его волшебная палочка. Снейп оставил ее, как и обещал. И она еще хранила тепло его уверенной руки, и Гарри чувствовал чужую магию. Значит, Северус ушел совсем недавно. Если бы он, Гарри, пришел немного раньше, то мог бы… Мог бы сделать что? Удержать? Попрощаться? Гарри не знал. Он понятия не имел, что сделал бы, увидев уходящего Снейпа. Можно было бы устроить истерику, и плевать, что она не произвела бы на зельевара ни малейшего впечатления, а можно было холодно кивнуть и уйти, а потом броситься ничком на кровать и умереть. И ни одна из этих возможностей уже не воплотится в жизнь (даже последняя, потому что никто не может умереть, просто призвав смерть). И все из-за того, что он опоздал, как опаздывал тысячу раз в жизни. А небо было по-прежнему голубым и солнце, казалось, просачивается сквозь стены. Гарри стоял посреди комнаты, вертя в руках бесполезную сейчас волшебную палочку. В детстве он мечтал о чудесах, и жизнь услышала его – откликнулась, подарив удивительный волшебный мир, где за каждым поворотом ждали приключения, которые тогда казались чем-то невероятным и прекрасным. Как давно это было. Кажется, целую вечность назад. Яркие краски давно потускнели, покрылись пылью прежние мечты, и оказалось, что даже с волшебной палочкой в руке ты все тот же глупый мальчишка, которому просто когда-то повезло. Но любое везение когда-нибудь заканчивается. Легендарный мальчик-который-выжил выполнил свою миссию и теперь должен уйти, самоликвидироваться. Разве он имеет право сопротивляться, если судьба расписала по минутам всю его недолгую никчемную жизнь и, видимо, поставила жирную точку на сегодняшнем дне. Даже если ему придется идти дальше по этой дороге, провожая минуту за минутой, день за днем, это уже не будет иметь никакого значения, потому что финал этой странной истории уже написан. Он ушел. Гарри опустился в кресло и зажмурился. Нужно было смириться, успокоиться, привыкнуть к мысли, что они больше не увидятся, что это действительно конец. Никогда – это страшное слово болезненным пульсом стучало в висках, вместе с кровью текло по венам, замирало на беззвучно шевелящихся губах. Ни-ког-да. Гарри не знал, сколько уже просидел так, не шевелясь, когда вдруг тихий, еле слышный шорох из коридора заставил его неосознанно напрячься. Кажется, он даже перестал дышать, прислушиваясь. Ему чудились легкие стремительные шаги и шорох ткани. Шаги замерли на пороге, а Гарри сидел, уставившись в пространство прямо перед собой, и боялся обернуться. «Мне показалось. Мне просто показалось», - убеждал он себя, медленно-медленно поворачиваясь к двери. Он был там. Просто стоял на пороге, мрачно глядя на Гарри. - Ты вернулся? – Гарри вскочил с кресла и замер, все еще боясь поверить, потому что это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. - Да я и не уходил, я просто прогуливался, - Снейп выглядел странно осунувшимся и смотрел на Гарри, будто ожидая чего-то и опасаясь. - Ты вернулся ко мне? – неуверенно уточнил Гарри, пытаясь разгадать этот странный тревожный взгляд. - А здесь разве есть еще кто-то? – бровь привычно взлетела вверх и насмешливо изогнулась, но выражение лица не изменилось, и Гарри вдруг понял, что он должен сделать сейчас что-то очень важное, от чего зависит вся его дальнейшая жизнь. Только вот что? Секунды текли и текли, а Гарри все так же продолжал смотреть в лицо Снейпу. И вдруг не выдержал – кинулся ему на шею, как тогда, несколько часов назад. Только сейчас казалось, что все это было не с ним, а с кем-то другим, в другой жизни. - Ты нужен мне. Больше всего на свете, - Гарри выдохнул это так тихо, что Снейп, кажется, даже не услышал. Он лишь на мгновенье прижал юношу к себе, а потом погрузил пальцы в растрепанные черные вихры, потянул назад, пристально глядя в зеленые глаза, и сказал совершенно обычным тоном: - Поттер, надеюсь, здесь найдется что-нибудь съедобное. Я так голоден, что готов съесть даже эту отвратительную дрянь, называемую пиццей. Уткнувшись ему в плечо, Гарри пытался убедить себя, что он не сошел с ума, что Снейп правда здесь, рядом, и можно вдыхать его запах, чувствовать его тело, слышать голос. - Ты снова меня спасаешь, Северус, - шепнул он, отстраняясь, и через секунду исчез в коридоре. Снейп, проводив его взглядом, тяжело опустился в кресло, положил руки на гладкие подлокотники и с силой сжал пальцы. Солнце, клонящееся к закату, заливало комнату необыкновенным золотисто-розовым светом, и тем нелепее смотрелась здесь темная зловещая фигура, застывшая в кресле. Снейп откинулся на спинку, стараясь расслабиться, прикрыл глаза и вздохнул. - Ошибаешься, Гарри. Это ты спасаешь меня. End

Брунгильда: Toriya Спасибо за фик :) Мне в нем больше всего нравится, как Гарри сам не осознавая почему, постоянно помогает профессору, вытаскивая его из Азкабана и проч. Первая часть самая сильная, ИМХО.

Toriya: Брунгильда Пасиб. Вот ведь интересно как. Мне фик кажется относительно ровным весь, тебе вот первая часть больше приглянулась, на Камоши самое сильное впечатление производит третья - там, где Гарри с дверью разговаривает)), а большинству читателей нравится психоз Гарьки в новом доме, когда он думает, что Сев ушел навсегда.

Agnesa: Toriya Лично мне нравится ВСЁ. Особенно хороший финал :) Ну не люблю я душевных страданий, оканчивающихся душевными страданиями. Твой фик читала в постоянном напряжении: во-первых, из-за ожидания развязки, во-вторых, потому, что он зацепил меня с первых строк, оторваться было невозможно. Не буду говорить, что все действия и поступки эмоционально выверены - ты это, полагаю, и сама знаешь. Скажу просто "спасибо" за своего рода катарсис, пережитый мной при чтении твоего рассказа, и за то светлое душевное настроение, которое он мне принес.

Toriya: Agnesa Спасибо. Очень приятный отзыв. Вот ради таких положительных эмоций, которые фик вызывает у читателей, и хочется писать еще

Emily34: Toriya Так это Ваше произведение!!! Наконец-то я знаю автора!!! Во время запойного чтения фиков, я скачивала все подряд и не так давно ревизию проводила. Ваш фик один из немногих действительно запоминающихся, спасибо Вам за него большое!!!

mort: один из приятнейших Снарри.



полная версия страницы