Форум » ФЕСТОВЫЕ ФИКИ » "Дары волхвов", заявка 10, СС/ЛМ, невинно » Ответить
"Дары волхвов", заявка 10, СС/ЛМ, невинно
УПС: Название: "Дары волхвов" Автор: УПС Жанр: сказка Рейтинг: PG Пейринг: традиционный Саммари: заявка № 10
Ответов - 7
УПС: Его могила выделялась на фоне серого зимнего неба, как воспарившая над хмурым морем белокрылая чайка. Сходству с птицей способствовало и то, что мраморный профессор раскинул в стороны руки, будто бы в жесте защиты, но не себя, а детей, находившихся под его опекой, сам, при этом оставаясь беззащитным. За его спиной возвышался Хогвартс, царапая небеса ажурными башенками-пинаклями, в солнечную погоду у натур романтичных ассоциирующихся с шоколадной глазурью праздничного торта, подаваемого студентам в пору рождественских праздников. Рита Скитер утверждала, что именно таким – светлым волшебником, прячущим лучшие качества своей огромной доброй души под черной мантией - запомнило магическое сообщество Северуса Снейпа, директора лучшей школы волшебников, угодившей в лапы отвратительных Пожирателей смерти, сподвижников чудовищного Темного Лорда, которым долго еще будут пугать непослушных детей бдительные родители. В этот день, двадцать пятого декабря, немного народу можно было наблюдать в окрестностях грандиозного памятника. И все же они были. И что примечательно – всегда одни и те же. Конечно же, это был Гарри Поттер. Как правило, один, иногда в сопровождении жены. Редко когда к ним присоединялся их множащийся выводок, но как только их младший, самый тихий, немного болезненный сын Альбус научился ходить, он составлял отцу компанию, вряд ли, впрочем, понимая, зачем родитель притащил его в такую даль, да в такой холод. Гарри, обнимая сына, стоял на верхних ступеньках и что-то говорил. Каждый раз, когда приходил. Чаще всего это были какие-то частные рассказы о его жизни, о жизни его семьи, о том, как похож Альбус на свою бабушку и… «…на вас, профессор, он очень похож на вас, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы он почаще улыбался. Скажите, вы вообще умели смеяться??? Вы знаете, я видел, редко, только ваши… гммм… улыбки, но смеха не слышал. Ал тоже не смеется… Но когда я приношу вам сладости, он радуется. Вы любили шоколадные булочки? А пирожки с густым мясным бульоном? Я это все оставлю, чтобы вам было приятнее, да и Ал так радуется, когда я оставляю вам побольше еды. Знаете, даже у магглов было поверье, что и Туда надо брать побольше съестного и приятного. Я не знаю, профессор, что для вас приятное, но на всякий случай оставляю вам этот теплый плед. Мне кажется, что в мороз это самое приятное. Да… Мне пора идти. Простите меня за мою дурость и… чтобы у вас все было хорошо. Я и Альбус вас любим, что бы вы ни испытывали к нам…» После этого Поттер, обычно, окидывал окрестности странным настороженно-ждущим взглядом, будто мечтал, что кто-то выскочит к нему из-за черной изгороди окружавшего могилы кустарника и разрыдается на его аврорской груди слезами прощения или, быть может, признания… Люциус, наблюдая эту год за годом повторяющуюся сцену, каждый раз усмехался про себя и злорадствовал, когда Поттер, понурый, едва не всхлипывая по пути, спускался по нестерпимо белоснежным ступеням на ржаво-оранжевый с белыми вкраплениями снега гравий и уныло шлепал прочь. Кроме Поттера приходила еще Минерва и, окинув задумчивым взглядом дары Поттера, оставляла свои: запечатанную чернильницу с чернилами, которым не страшны ни холод, ни снег, ни тление; связку пергамента с противонамокающим заклинанием; пару свечей с годовым сроком действия. Все это исчезало с могилы героя очень быстро, и могли бы напроситься выводы о безнравственности нового поколения студентов, если бы можно было предположить, что они знают тропу к могиле почившего профессора. Приходил Филч и счищал с могилки снег, бережно перекладывая дары на гладкие ступени. Приходил Хагрид, печально смотрел на Снейпа - белокрылую птицу и загадочно покачивал головой. Он оставлял на ступеньках свои кошмарные булочки. Приходили студентки. Точнее, бывшие студентки зельевара за все годы его преподавания. Они приходили поодиночке, причем, шли одна за другой, будто составили расписание своих посещений и пороли чудовищную чушь, слезливую и наполненную интимными подробностями, вроде завораживающей длины Северусовой шеи или бездонной глубины профессорских глаз, или глянцевого мерцания его кожи… где… когда они успели рассмотреть его, действительно, соблазнительную молочную кожу, бездельницы??? Как-то Люциус из любопытства выслушавший признания одной из них до конца и в шоке уловивший в финале подозрительные стоны, неделю провалялся с температурой. Цисси утверждала, что он не по погоде оделся. С тех пор Люциус, только завидев неуклюже виляющих задом располневших дам, спешивших к могиле его друга, торопился прочь, едва успевая положить свое подношение – алую розу. Вернее, это в первый год была одна лишь роза. В следующий - их было две, потом три… И так далее. Сегодня он принес букет из пятнадцати роз. Он подождал, когда все уйдут. Дождался, когда выплачется на могиле последняя престарелая студентка, и направился к могиле, когда уже стало темнеть. Сегодня ему некуда было торопиться. Цисси уехала во Францию, поняв, что ей не уговорить супруга составить ей компанию, да и проще, спокойнее стали они относиться друг к другу. Они давно уже были просто друзьями, и Люциус не смог бы точно сказать, кого из них двоих это устраивало больше. Надо сказать, что когда все закончилось – не только победа над Темным Лордом, но и последовавшие за этим разбирательства, о которых Люциус не желал вспоминать – они с женой поселились в противоположных флигелях Мэнор и не следили друг за другом, зато могли рассчитывать на компанию к обеду и ужину и на взаимное теплое внимание, поддержку в трудную минуту. Как ни странно, это заменяло прежние горячие выяснения отношений, ранящую холодность в их молодые годы, когда каждый из них стремился побольше извлечь из навязанного родителями брака. Да, у Нарциссы, кажется, завелся близкий друг из министерства… И даже без прежнего вызова жена как-то его демонстрировала супругу. Без обиды в ее прекрасных льдисто-серых глазах, кричавшей о том, что она никак не может понять, почему ей не удается безраздельно завладеть вниманием красивого мужа, несмотря на все ее старания и, главное, у нее не получается узнать как зовут причину его извечной холодности к ней. Холодности, никогда, впрочем, не мешавшей Люциусу исполнять свои обязанности перед семьей и заботься о ней и сыне со всем рвением хорошего супруга и отца. Люциус, окончательно убедившись, что студенток больше не будет, но на всякий случай выждав еще минут сорок, приблизился к могиле, под которой покоилась так и не разгаданная Нарциссой тайна. Тайна его сердца. Его холодной души, в которой кипел огонь не менее яркий, чем те пламенеющие на снегу лепестки роз, которые он с нежностью разложил на ступенях. И впервые за все годы, когда приходил сюда, произнес: - Тебе, единственная моя любовь. Ты знаешь, я, наверное, больше не приду. Мое сердце дает сбои, Северус, а когда я прихожу сюда, начинает колотиться с прытью, которая мне уже не летам. Я так и не сказал тебе, что любил тебя… Нет. До сих пор люблю. Но иногда любовь стоит отпустить, когда она только увядает в объятиях того, кто ей, похоже, все-таки, не мил. Прощай, Северус. Люциус замолчал, стоя на коленях прямо на снегу и чувствуя, как сквозь слои ткани просачивается холод. Стояла тишина. Не то, что он ожидал, делая это признание. Что ж… Он действительно сделал то, что мог. Люциус печально вгляделся в темноту, из которой выпархивали серебряные снежинки, и приготовился подниматься. Завтра он последует за Цисси. Он не сомневался, что любовнику жены сразу будет указано на дверь, если он впервые лет за двадцать пять явится и к ней с розами. Горько. Обидно. Непредсказуемо больно и ноет сердце. - Люциус… - прошептал рядом с ним тягучий знакомый голос, от которого сердце замерло, а потом наполнилось кровью и теплом, будто кто-то разжал жестокие пальцы. Так мучительно. И так сладко… Ему хотелось резко обернуться, но не для того он играл в эту игру большую часть своей жизни, чтобы теперь поддаваться. Он поворачивался медленно, но не потрудился нацепить на лицо привычную непроницаемую маску ироничного и ловкого соперника. Закутанному в теплую шерстяную мантию покойнику, укутавшему шею в прошлогодний шарф Поттера, он улыбнулся так, как не смел ему улыбаться, когда Северусу было двенадцать лет, и когда он впервые понял, что не только его хочет, но будет хотеть всегда. А когда он со временем осознал, что ему это не показалось под неуместным всплеском гормонов, что так и есть, и так и будет, стал прятать свою, делавшую его уязвимым, как ему представлялось когда-то, страсть под той самой маской. - Хагрид опять передержал в печи свои булочки, - произнес он срывающимся от волнения голосом, разглядывая худое и в мягком свете звезд казавшееся совсем молодым лицо. Фигура шагнула к нему, и нежность всколыхнулась в Люциусе, когда он разглядел такие же точно, как у него самого тонкие морщинки вокруг бездонно глубоких глаз. Лже покойник крепко обнял его, что было очень кстати, потому что у Люциуса слегка закружилась голова. Сердце оттаяло, но нуждалось в ласке. Однако сильные руки держали его крепко и бережно. - Я пятнадцать лет мерзну здесь, чтобы услышать то, что ты сказал, - сказал Северус, тоже оттаявший и тоже без маски. Хорошо знакомой Люциусу маски под названием «не тронь меня, Малфой! Я уже понял, что у тебя на уме! Я гордый интеллектуал и двойной агент, неприкосновенный для всяких там аристократических вывертов!» - Сказал про булочки? – уточнил Люциус, сияя лучащимися, как талые льдинки глазами. - Нет, сволочь. – Северус поцеловал его первым, уверенно, жарко, хотя и поцелуй был только в щеку. - Про то, что ты любишь меня, Малфой и всегда любил. А теперь скажи мне «нет». Пока не поздно. - Да, - улыбнулся Люциус. Они смотрели друг на друга, а вокруг них мягко поднялась и закружилась вьюжка, и постороннему наблюдателю могло показаться, что они танцуют, не двигаясь с места. Во всяком случае, их лица улыбались, а глаза сияли так, будто они одновременно пригласили друг друга на первый танец. - Пошли ко мне, Сев. Я велел накрыть на стол, как и положено в Рождество. - Погоди. Северус ненадолго выпустил Люциуса из объятий и забрал булочки Хагрида со ступенек. Люциус смотрел на него с веселым пониманием, только когда отходили, спросил нежно: - А шарф Поттера? - Подождет. Я в прошлом году не забрал булочки, так лесник чуть не растопил мне слезами фундамент. Их искренний, от души, смех заглушила, как следует поднявшаяся вьюга, а чей-то голос пробасил им еле слышно вслед: - Ну слава Мерлину! Вот, Альбус, договорились наконец.
monteray: УПС Дорогой автор, можно я просто подарю Вам и апплодисменты за Ваш милый, забавный и очень светлый фик? В нем столько цепляющих мелочей... И дарители, и престарелые студентки И эти конспираторы...
how: Ну, Люц, ну тормоз... ждать и молчать 15 лет И да, престарелые студентки особо порадовали
Иришка: Метаморфоза, которую я претерпела по ходу чтения: => Просто замечательный фик! Спасибо!)
mort: мне тоже очень понравилось... хотя я и не оч. понял жив профессор или мертв... (как та кошка Шредингера)... но все равно замечательно... и романтично и стебно (особенно порадовали булки Хагрида... и т.д.)..
Lord Lucius Malfoy: "Как-то Люциус из любопытства выслушавший признания одной из них до конца и в шоке уловивший в финале подозрительные стоны, неделю провалялся с температурой. Цисси утверждала, что он не по погоде оделся." так и было. Благодарю вас, это прекрасный подарок...
Yoshy: Э-эх, аж надоело панегирики сочинять авторам ))))) Прелестный фик, так нежно и мило... А кто там басил им еле слышно вслед?.. Обращаясь к Альбусу? Кто-то Люца тормозом назвал... Ай-ай-ай )))) Низзя тонкие нерешительные в чувствах натуры так называть! )))))
полная версия страницы